Боевое крещение
Вспомнил начало своей службы в 17 Военно-врачебной комиссии Среднеазиатского военного округа. Когда приказ о назначении меня в комиссию на должность начальника экспертизы военнослужащих состоялся, я пришел к начальнику полковнику медицинской службы Хамзе Зайнуллиевичу Зайнуллину. Между собой все офицеры и служащие комиссии звали его кратко – «Хамза».
Представился ему, как положено по уставу. После поздравления и короткой беседы Хамза сказал мне:
– Ну, что, Анатолий Ефимович? Боевое крещение! Сейчас Вам оформят командировочное предписание, и завтра Вы срочно полетите в Актюбинск. Областной военкомат готовится проводить сбор врачей районных призывных комиссий области. Вам надо будет на сборе выступить с коротким докладом и совместно с врачами областной больницы провести с участниками сбора методическое занятие по освидетельствованию призывников. Все понятно?
Я опешил.
– Хамза Зайнуллиевич! Методику освидетельствования призывников знаю и занятие проведу. Но я понятия не имею о состоянии лечебно-оздоровительной работы среди подростков и призывников в округе и Актюбинской области. Ведь у меня нет никаких материалов…
Хамза перебил меня:
– У вас впереди есть ночь и время полета в самолете. Возьмите у майора Калмыкова таблицы, данные отчетов, изучите эти документы. Не волнуйтесь. Я надеюсь, что вы справитесь с заданием. Можете идти.
Сколько тогда было районов в Актюбинской области, я не знаю. Помню, что небольшой актовый зал военкомата с трудом вместил всех врачей. На сбор из районов вызвали военных комиссаров и врачей всех специальностей, принимающих участие в освидетельствовании призывников.
Я чувствовал себя среди пожилых и опытных врачей, честно говоря, неуютно. Прочитал свой короткий доклад. Аудитория выслушала его с интересом.
Областной военный комиссар обратился к присутствующим:
– У кого есть вопросы к представителю окружной военно-врачебной комиссии, прошу задавать.
И вот тут я, как говорят, поплыл. На многие вопросы ответить я не смог. Все врачи были с большим опытом работы в военкоматах и задавали очень каверзные вопросы по приписке и призыву, трактовке отдельных статей Расписания болезней. Если ответы на вопросы по неврологии и психиатрии для меня не составляли труда, то по хирургии, офтальмологии или оториноларингологии иногда не знал, что отвечать.
Но я нашел выход – сказал врачам, что запишу все вопросы и пообещал им прислать по почте подробные ответы окружной комиссии.
Затем врачи областной больницы, каждый по своей специальности, провели практические занятия с врачами из районов. На занятии группы хирургов я, без всякого злого умысла, поставил в неудобное положение хирурга областной больницы.
Откуда мне было знать, что он впервые видит угломер. Пожилой врач никак не мог сообразить, как с его помощью надо измерять объем движений в суставах. Мне даже стало неловко за него. Но для себя я сделал вывод, что объем движений в суставах хирурги в военкоматах измеряют «на глазок». А эти показатели имеют огромное значение при определении степени годности призывников к военной службе.
После возвращения из Актюбинска я подробно доложил Хамзе о результатах командировки, а врачи-специалисты комиссии подготовили письменные ответы на все вопросы, которые я привез.
* * *
Вспомнил, как вскоре после возвращения из Актюбинска, лютой зимой Хамза срочно отправил меня в поселок Жангиз–Тобе (Георгиевка–4) с задачей проверить состояние экспертизы в небольшом госпитале.
Находится поселок в Семипалатинской области. Шапки перекати-поле, пастбища с отарами овец и табунами лошадей, пастухи казахи – вот типичная картина этого района. Жестокий ветер «шайтан» приносил зимой лютый холод и снежные бураны, а летом 40-градусную все иссушающую жару.
В Кзыл-Орду я приехал поездом. Добрался до аэропорта. В Жангиз–Тобе летал самолет У-2 («кукурузник»). Вылет долго задерживали. Была жуткая метель, пассажиры нервничали – всем хотелось попасть к ночи домой.
В конце концов, вылет разрешили. Чтобы не заблудиться, летчик вел самолет низко над землей, ориентируясь только по телеграфным столбам вдоль дороги.
Когда мы приземлились в Жангиз–Тобе, всех пассажиров быстро высадили, выбросили мешки с почтой, погрузили какой-то груз, взяли на борт несколько человек и самолет тут же улетел. Дело шло к ночи, и метель не прекращалась.
Практически весь военный городок, и госпиталь в том числе, состоял из сборно-щитовых домиков. Меня поразила картина – крыши всех домов были привязаны толстыми металлическими тросами к металлическим кольям. Когда я поинтересовался, зачем это сделано, мне рассказали, что во время сильных буранов ветер уносит крыши домов.
Спал (вернее дремал) я в госпитальной палате, которая продувалась насквозь. Печи топили круглые сутки. Обогреватели были примитивные – кирпичи, обмотанные проволочной спиралью.
Кто в свое время принял решение построить военный городок именно на этом продуваемом всеми ветрами месте – не знаю. Буквально рядом имелось более тихое место в лощине у подножия небольшой возвышенности.
…Вот так нас учил Хамза Зайнуллин. Все офицеры, вновь назначенные в 17 ВВК, на второй или третий день направлялись в служебные командировки в самые отдаленные гарнизоны с необычными и довольно сложными заданиями. Служебные обязанности по занимаемой должности осваивались не в кабинетах, а практически в госпиталях, военных комиссариатах.
И все офицеры были благодарны Хамзе за эти нелегкие, но очень полезные уроки.
Трус не играет в хоккей
В июне 1972 года я отдыхал в Крыму в санатории Ракетных войск СН «Фрунзенское». Однажды на двери в столовую появилось объявление: «Сегодня в клубе санатория состоится встреча с хоккеистами команды ЦСКА».
Не пойти на такую встречу я, поклонник этой команды, естественно, не мог.
Клуб в санатории был открытый, без крыши. Вместо кресел стояли обычные лавки, но свободных мест не было - полный аншлаг. На встречу с отдыхающими приехали Владислав Третьяк, Валерий Харламов, Владимир Лутченко и Александр Волчков. Все они играли в сборной команде Советского Союза.
Хоккеисты выступили перед отдыхающими, ответили на многочисленные вопросы. Дольше всех выступал и очень бойко отвечал на вопросы Владислав Третьяк.
Как говорили отдыхающие «язык у него подвешен хорошо». Остальные хоккеисты были гораздо скромнее и менее разговорчивыми. Валерий Харламов вообще говорил очень тихо и недолго.
После встречи хоккеисты должны были идти на ужин в столовую санатория, но их плотным кольцом окружили отдыхающие. Все хотели сфотографироваться с ними и получить автографы.
Мне и юному болельшику, жителю поселка, удалось сфотографироваться с Третьяком и получить у него автограф. Лутченко и Волчков были не так популярны у отдыхающих, как Третьяк и Харламов, и я без проблем получил их автографы. А вот пробраться к Харламову оказалось не просто. Его плотным кольцом окружила толпа отдыхающих, задававших вопросы и просивших автограф. Мне удалось прорваться к нему.
Блокнота или бумаги у меня не было, и я подал Харламову санаторную книжку, открытую на чистой последней странице. Он посмотрел на меня и, улыбаясь, спросил:
– Вам же её надо сдавать?
Я ответил, что последний лист книжки оторву, и при убытии из санатория сдавать не буду.
Этот пожелтевший листок с автографами четырех хоккеистов сборной команды СССР я сохранил в своем архиве до сих пор.
Когда я отдыхал в санатории «Архангельское» (там была база ХК ЦСКА) на тренировке, которой руководил Константин Локтев, видел всю команду, в том числе Михайлова, Петрова, Рагулина, Фирсова, Харламова и других. Но занимались они на площадке, огороженной высокой сеткой, и подойти к ним отдыхающие не могли. В конце тренировки они с азартом играли в футбол ничуть не хуже, а может быть и лучше, чем настоящие футболисты.
Ещё раз я видел Валерия Харламова в Главном военном клиническом госпитале имени Бурденко. Наше учреждение, в котором я служил, располагалось на территории госпиталя.
Это было летом 1976 года. Харламов лечился в травматологическом отделении по поводу травм, полученных в ДТП. Он сидел около бюро пропусков. Держал на коленях тогда ещё маленького сына. Они о чем—то говорили и весело смеялись.
После выздоровления Харламов продолжал играть в команде ЦСКА. Трагически погиб в автокатастрофе в 1981 году.
* * *
С 1969 года во Дворце спорта в Лужниках ежегодно проводился международный турнир по хоккею на приз газеты "Известия".
Придумал этот турнир и его эмблему - Снеговика - спортивный обозреватель газеты Борис Александрович Федосов (1931-1989).
Сколько раз мы ходили с женой (с 1976 года и до ухода на пенсию она работала в редакции газеты "Известия") на хоккейные матчи этого турнира - я не помню.
Билеты и сувениры (шайбы, фарфоровые статуэтки, маленькие клюшки с автографами хоккеистов, буклеты) жене давал Борис Федосов.
Накануне открытия соревнований мы всегда ходили на великолепные закрытые вечера для нашей команды с участием А.Райкина, И.Кобзона, И.Козловского, Л.Лещенко, Г.Хазанова, В.Толкуновой и многих других знаменитых артистов в киноконцертном зале «Варшава» у метро «Войковская». Концерты вели Борис Брунов и Николай Озеров.
https://proza.ru/2018/03/25/815