Я ехал из дома в офис, когда позвонила мама:
‒ Я из больницы. Тётя Женя умерла полчаса назад.
‒ Вот как? Мне жаль, мама.
‒ Ничего. Мы к этому были готовы.
‒ Мне приехать? Тебе нужно чем-то помочь?
‒ Нет, Егорушка, ничего не нужно. Я просто сообщила.
‒ Грише звонила уже?
‒ Нет, тебе первому. Позвони брату сам, если не сложно. Хорошо?
‒ Конечно. Если что-то будет нужно…
‒ Я дам тебе знать, сынок.
Вы скажете, какая-то вялая реакция на смерть родственницы. Ну что тут скажешь? Я и мой старший брат Гриша почти не знали мамину сестру.
Тётушка Евгения никогда не воспринималась нами как часть семьи. Всю жизнь она прожила далеко, в Тюмени, куда попала по распределению после института. Она приезжала в родной город повидаться с родителями и сестрой (нашей мамой) не чаще раза в год. А после того, как бабушки и дедушки не стало, и того реже. Связь мы почти не поддерживали. Формальные поздравления с праздниками, звонки раз в полгода, вот и всё.
Выйдя на пенсию, овдовевшая к тому времени тётя решила поселиться рядом с сестрой. Детей у неё не было, никакой другой родни тоже, и она справедливо полагала, что лучше встретить старость там, где кто-то позаботится о твоих похоронах. Мы подыскали для неё хорошую просторную квартиру в центре, соответствующую её довольно строгим критериям, и она переехала.
Жила тётушка обособлено. Почти всё лето проводила за городом, где приобрела симпатичный домик под дачу. Мы встречались только на семейных праздниках. В общем, большей частью мы о ней даже не вспоминали. Она была младшей сестрой нашей мамы, отличалась крепким здоровьем, и, конечно, никто не предполагал, что нам придётся хоронить её так скоро. Однако, человек предполагает, а бог… Несколько дней назад тётя Женя, работая на своей даче, поранилась, в рану попала инфекция и… Когда она обратилась в травмпункт, было уже поздно. Заражение остановить не удалось.
Сидя за поминальным столом, мама упомянула вскользь, что недели через две заглянет к нотариусу:
‒ Мы её единственные родственники, нужно вступить в права наследства.
‒ Давай мы с Гошей напишем отказ от своих прав, чтобы ты всё унаследовала. Меньше всякой суеты будет, ‒ предложил Гриша. Я не спорил.
‒ Конечно, так проще.
‒ Так и сделаем, ‒ сказала мама. ‒ Я запишусь на приём к нотариусу, там всё оформим.
Наследство тёти нас не слишком интересовало. Ещё в девяностые отец создал свою первую станцию техобслуживания. Потом это разрослось в сеть СТО по всему городу и три магазина запчастей. Не бог весть какой бизнес, но на обеспеченную жизнь вполне хватало. Незадолго до смерти папа переоформил всё на маму, чтобы не создавать особых хлопот с наследством. Она была владелицей, я управлял магазинами, брат занимался СТО. Вряд ли тётино наследство кардинально изменит нашу жизнь.
Но оно изменило её. Кардинально.
Прошло около месяца, когда мама позвонила и попросила приехать к ней вечером.
‒ А что случилось?
‒ Ничего страшного, нужно кое-что тебе сообщить. Я сегодня была у нотариуса… Ну, в общем, приезжай.
У мамы я застал Григория. Мама сказала то, что не было чем-то небывалым, но сильно нас удивило:
‒ Нотариус сказала, что Женя оставила завещание.
‒ И что там?
‒ Мальчики, нам придётся прийти к ней всем вместе. Она огласит завещание в присутствии всех заинтересованных лиц и объяснит наши права в этом отношении. Так она сказала.
‒ Не думал, что тётушка озаботилась завещанием. Она вроде и не собиралась умирать.
‒ Никто не собирается. Но некоторые предусмотрительнее прочих. Можно сходить уже завтра. Вы сможете в два часа?
На следующий день в два часа мы собрались у нотариуса. Там мы узнали, что тётя Женя была владелицей квартиры на улице Мира, участка и дома в посёлке Синеглазово, и (чего я не знал) обладательницей внушительного счёта в банке и большого пакета акций, перечисление которых заняло добрых десять минут.
‒ У неё такая куча денег? ‒ шёпотом спросил я, наклонившись к сидевшей рядом матери.
‒ Главный экономист на большом предприятии, ‒ пожала она плечами, ‒ почему бы и нет? И муж её на большом посту был, насколько я помню. Тихо, теперь самое главное.
Нотариус продолжала:
‒ Всё имущество покойной, согласно её завещанию, переходит Егору Константиновичу Новикову. Смысл завещания всем присутствующим понятен?
Все присутствующие ошеломлённо молчали.
‒ Почему? ‒ спросил Григорий. ‒ Ему одному?
‒ Да, в качестве получателя наследства указан только он. Ещё вопросы будут?
‒ Но почему только он? Она его почти не знала, как и меня.
‒ Я ничего не могу сказать о мотивах такого решения. Но Евгения Ивановна просила передать наследнику письмо от неё. Может, оно вам что-то прояснит. Егор Константинович, возьмите.
Я протянул руку за узким конвертом, который эта дама подвинула в мою сторону.
‒ Опротестовать завещание вы можете…
‒ Мы не будем ничего опротестовывать, ‒ сказала мама. ‒ Идём.
Нотариус вопросительно посмотрела на Гришу.
‒ Нет, нет, ‒ сказал он, вставая. ‒ Я ничего не оспариваю. Просто хотел уточнить…
‒ Григорий, ‒ грозно сказала мама, уже стоящая у дверей, ‒ поехали домой. Там поговорим.
Разумеется, перешагнув порог маминого дома, я первым делом вскрыл конверт, полученный от нотариуса.
‒ Что там? ‒ немедленно заглянул мне через плечо брат.
‒ Уймись, Гриня, ‒ сказала мать. ‒ Сынок, можешь не говорить, если не хочешь. Это твоё письмо.
‒ Я прочту вслух, ‒ ответил я. Никакой тревоги письмо не вызывало. Любопытство и только.
‒ Читай с выражением, ‒ назидательно сказал Гришка, усаживаясь на кресло.
«Дорогой мой…» ‒ начал я и остановился. Что это? С чего бы я вдруг «дорогой», да ещё и «мой»?
‒ Ну, ну, продолжай, ‒ кивнул старший братец, который тоже, кажется, был удивлён.
«Дорогой мой Егорушка! Самая ужасная ошибка в моей жизни – это то, что я лишила себя возможности быть рядом с тобой, растить тебя, любить тебя всей душой. Я знаю, что твои мама и папа дали тебе всё: и любовь, и заботу. И всё же прости меня. Поверь, эти годы без тебя стали достаточным наказанием за мою глупость».
‒ С ума сойти! Как в какой-то мелодраме, ‒ недовольно произнёс Гриша. ‒ Можно подумать, что тётя Женя – его настоящая мать.
Я молчал. Я просто ничего не понимал. Мама встала с дивана и отошла к окну.
‒ Мама? ‒ обратился я к ней. ‒ Мама, что скажешь?
‒ Гриша угадал. Ты её сын, ‒ ответила она, не поворачиваясь ко мне.
Повисло тягостное молчание.
‒ Ты же понимаешь, что тебе придётся объясниться, ‒ я старался говорить твёрдо, но с досадой чувствовал, что голос дрожит.
‒ Да уж, мама, признавайся, в чём тут дело, ‒ поддержал меня Гриша. Маме понадобилось несколько минут и стакан воды, чтобы собраться с силами. Тайна моего рождения, раскрытая ею, оказалась довольно банальной.
Закончив институт, наш отец получил распределение в район, откуда был родом. Он, его молоденькая жена, их полуторагодовалый сын Гриша уже собирались отправиться на место назначения, где отец должен был приступить к обязанностям инженера совхоза. Но тут младшая мамина сестрёнка Женя обрушила на них свою проблему. Она, студентка-второкурсница, была беременна и не знала, что с этим делать.
Пропущу все подробности, разговоры с родителями, ссоры, предлагаемые и отвергаемые планы, перейду сразу к сути. Родить она должна была в октябре. Договорились так. Отец пока уезжает по месту распределения один. В этом же районе, в крохотной деревеньке, жили его родители. Мама и Женя в сентябре отправляются к ним и живут тихо, стараясь лишний раз не попадаться соседям на глаза. Когда приходит время рожать, молодая мать поступает в районный роддом с паспортом старшей сестры, под её именем. Выписку на новорождённого (это я, если вы забыли) оформляют на моих родителей. У роддома при выписке их встречают счастливый отец уже двух детей и полуторагодовалый Гришенька, внезапно получивший младшего брата. В райцентр, где папа живёт с сентября, он привозит свою жену и детишек. Счастливая молодая семья начинает жить на новом месте.
Вот так оно всё и случилось. Конечно, тётя Женя, то есть моя настоящая мама, могла бы просто родить. Кого в 80-ые удивила бы мать-одиночка! Истории типа «Москва слезам не верит» вовсе не были редкостью. Но она испугалась, что этим поставит под удар всё своё будущее. Бабушки с обеих сторон отнеслись с пониманием и согласились помочь. Оба дедушки возмущённо поворчали, но кто их спрашивал?
Думаете, этим всё кончилось? Вернёмся в наши дни. Что самое первое пришло в голову моему братцу, когда он узнал всю историю?
‒ Значит, Гошка нам ни разу не сын и не брат. То есть брат, но двоюродный. Значит, наследство отца его никаким боком не касается.
‒ Я унаследовала всё после вашего папы, ‒ возразила мама.
‒ После моего папы, ‒ вставил Гриша.
‒ Пусть так. Но я владелица, а вы у меня только управляющие.
‒ Тогда я требую, чтобы ты написала завещание на моё имя. Егор наследует своей матери, а я своей. Это же справедливо?
Мать выставила нас обоих за порог:
‒ Идите отсюда. Дайте мне хоть с мыслями собраться. Деловые вопросы потом будем решать.
Когда мы с братом вышли за дверь, я спросил:
‒ Ты же пошутил, верно?
‒ С чего бы? Я справедливости хочу. Раз ты не наш, нечего претендовать на семейный бизнес.
Я вспыхнул:
‒ Я вкалываю не меньше твоего в этом бизнесе.
‒ Не спорю. Можешь остаться управляющим менеджером. Я тебе зарплату платить буду достойную. Но владельцем ты не будешь.
Я никак не мог справиться с сумятицей в голове. Мама (или тётя?) права, нужно собраться с мыслями. Всё обдумать.
‒ Гриня, я не могу поверить, не может такого быть. Папа всегда меня любил больше, чем тебя.
‒ Он одинаково к нам относился. Просто был строже со мной. Я ведь старший.
‒ Знаешь что? Давай сделаем тест ДНК. Это же невозможно. Я на отца даже больше, чем ты, похож.
Гришка усмехнулся:
‒ Хватаешься за соломинку? А давай. Даже прикольно.
Вечером я позвонил маме:
‒ Мама… можно тебя так называть?
‒ Не говори глупостей, Егор. Чего ты хотел?
‒ У меня два вопроса. Во-первых, кто мой настоящий отец, ты не знаешь?
‒ Нет, деточка. Несколько раз спрашивала у Жени, но она только плакать начинала и всё.
‒ Жаль, ну да ладно. А после папы что-нибудь осталось, из чего можно ДНК извлечь?
‒ Расчёска, зубная щётка или носовой платок? Зачем это тебе?
‒ Хотим с Гришкой тест сделать.
‒ Совсем с ума спятили? Ты что, мне не поверил? И Женькиному письму тоже?
‒ Сейчас сам понимаю, что глупость. Просто заспорили с Гриней, слово за слово…
‒ Господи, ну и дети у меня… Один другого умнее… Сделайте тест, убедитесь, что у вас разные родители, вот и всё. Зачем вам папина зубная щётка?
Вы не поверите, каков был результат теста.
Мамы у нас с Гришкой разные, хотя и родственницы. А вот отец один! Один у нас отец!!! Мы с братом даже не решились сказать об этом маме. Зачем? Иногда лучше не знать всей правды о близких.
Бог тебе судья, папа! Спи спокойно.
---
Автор: Ольга Москвина
***
И ты ее простишь
Любе приснилась мать. Она смотрит серьезно, хмурит брови и блестит сердито очками. Люба закипает.
- Ну что опять? Что?
Мать молчит. Странно. Обычно та выдавала какую-нибудь тираду. А сейчас – молчит. Что опять Люба сделала не так? Уроки не приготовила? Полы не вытерла? Воротничок не пришила? За что казнит ее мама столько лет, даже после смерти не оставляет в покое? Сколько можно-то!
Любе досталась не мама, а Наполеон в юбке. Так все говорили. И ладно, что строжила – Люба с ленцой, не подгонишь, не шевельнется. Но другое пугало: мама любила срывать на дочери плохое настроение. А настроение часто было плохим: то на работе неприятности, то с соседкой скандал, то еще что-нибудь.
Влетит мама в квартиру и начинает рычать:
- Почему соринки на паласе? Где мои очки! Почему бардак! Почему? Где дневник?
Горе Любе, если в дневнике «не такая» оценка. А какую надо? Какую? Троек нет, четверки и пятерки. Так ведь швырнет дневник с четверкой по русскому, и давай глотку драть:
- Я вчера просила тебя, на черновике сначала, на черновике, - она схватила Любу за волосы и тащит ее, тащит, оскалив зубы, - а ты, гадина, опять по-своему накарябала?
В общем, тайфун и ураган. Люба вечно тряслась, дожидаясь мать с работы. А уж про родительское собрание и говорить не стоит. Люба цепенела и каменела – вот-вот начнется…
С матерью было неладно. Она постоянно на взводе. Разговаривать с нею не хотелось. А маме, наоборот, хотелось. Устроит Любе выволочку, оттреплет за волосы, ногтями в шею вцепится, пары снимет и успокоится. А потом зовет дочь на кухню. Люба приходит.
Мать вертит в руках головку чеснока. Блестит очками. Рот бантиком. Училка природоведения прямо.
- Смотри, чеснок. Видишь, как интересно, как здорово он устроен. Оболочка, как оберточная бумага, не пропускает ни влагу, ни запах. Здорово, да?
Здорово. Куда уж здоровей. Прям, увлекательно. Люба кивает, разглядывает чеснок, пытается улыбнуться. Так лучше.
- Не буди во мне зверя, - часто говорит мама.
И Люба не будит. Пускай спит зверь. До следующего раза. Ведь «следующий раз» случится очень скоро. У мамы не заржавеет.
Люба давно уже стала взрослой тетенькой. Правда, ничегошеньки хорошего в ее жизни не случилось. Не везло в любви – она искала ласку, а нарывалась на насилие. Так бывает с недолюбленными девочками. Она старалась казаться смелой, скрыть за маской смелости неуверенность, а все думали, что Любаша Крутилова – наглая и развязная девица. Ну и… не получалось у Любы с отношениями.
С виду – вся такая, а внутри – заяц. И как только мужчина обнаруживал «зайца» - терял к Любе интерес. И бросал. И хорошо, что бросал. Бывали дела и похуже – мужики оставались с Любой годами. Так приятно иметь личную рабыню. Служанку. Можно и по уху влепить, если настроение плохое.
. . . ДОЧИТАТЬ>