Тут, несомненно, Лидия Чуковская - брать и читать.
Чжан Юэжань. Кокон
Хотел было порекомендовать этот роман любителям восточной экзотики, и, наверное, сделаю это, но с большой осторожностью. Пока читал, ловил себя на мысли, что запутался в героях, хотя их немного, все планировал бросить, но неожиданно дочитал до конца. История, не скажу, что увлекает, скорее засасывает. Не знаю, станет ли более понятен Китай после прочтения, но особенностей национального характера и колорита тут хоть отбавляй. Юэжань описывает жизнь с такой фотографической точностью, что улицы, дома, быт Китая до 90-х и после становятся осязаемыми. Чем интересен "Кокон" еще? Это и семейная сага, и отчасти история всего Китая с конца 40-х до начала 2000-х. Отправная точка - 2000-е. Главная героиня Ли Цзяци возвращается в родной Наньюань, чтобы ухаживать за тяжелобольным дедушкой, университетским профессором. Она встречает своего школьного друга и вспоминает свои детские годы, жизнь семьи. Параллельно этому рассказу идут воспоминания друга детства Чэн Гуна. Это чередование и дополняет общую картину, и позволяет по-разному увидеть одни и те же события. При этом объединяет главных героев не только их общее прошлое, но и давняя вражда между их семьями. Чэн Гун уверен, что именно дедушка Ли Цзяци виноват в инвалидности его деда, которому в годы «культурной революции» вогнали в голову гвоздь. Дед выжил, но впал в кому и последние 30 лет прикован к постели.
Одна из главных тем романа - трансформация китайского общества. В Китае тоже была своя "перестройка", за которой последовал "большой скачок". Прежний быт распадается, меняются нормы поведения, уходят страхи перед государственной машиной, и уже можно не боясь говорить о прошлом. Но это "копание" в истории своего рода не делает героев счастливей. Как говорит Чэн Гун: «Пусть в тот раз тайна оказалась совсем близко, я все равно ее взорвал. А потом понял, что стою посреди развалин».
Лидия Чуковская. Прочерк
Лидия Чуковская (дочь Корнея Чуковского) в самом начале 80-х пишет свою повесть в память о расстрелянном муже, чтобы, как она сама определяет, "заполнить пустоты - прочерки - казенных справок". Эту справку - о смерти Матвея Бронштейна, талантливого и многообещающего физика-теоретика, она получит только в 1957 году и только после судебных разбирательств. Ей пришлось доказывать, что Бронштейн - ее муж. В 30-е, когда они стали жить вместе, регистрация брака не требовалась.
В свидетельстве - сплошные прочерки: нет ни причины, ни места смерти. По предположению самой Лидии Корнеевны, похоронили Матвея на Левашовской пустоши, полигоне НКВД, где только по официальным данным захоронено почти 20 (двадцать!) тысяч человек. Там же, к слову, были убиты и похоронены поэты Николай Олейников и Борис Корнилов, писатель Бенедикт Лившиц.
Арестовали Матвея Бронштейна в августе 1937-го, в Киеве, где он гостил у родителей. Обвинили в контрреволюционной деятельности. Об этом Чуковская узнает только в 1990-м, когда ей разрешат ознакомиться с делом мужа. Семь суток непрерывного допроса стоя, после которого арестованный признается в чем угодно. В случае с Матвеем - еще и в участии в "фашистской организации, ставившей своей целью свержение Советской власти и установление фашистской диктатуры". Военная коллегия заседала 20 минут, приговор - расстрел - с немедленным исполнением. Если верить справке, "умер" он 18 февраля 1938 года, то есть от ареста до приговора прошло всего полгода.
Пока была надежда, что Матвей жив, Чуковская сутками стояла в очередях на Литейном, пыталась через связи отца узнать о муже хоть что-то. Сама она к этому времени - после разгрома ленинградского Детгиза - осталась без работы, арест маячил где-то рядом (из разговоров в очередях она знала, что жен врагов народа берут спустя некоторое время), и в 1938-м Чуковская, чтобы потеряться для "органов" уезжает к родителям Матвея в Киев, потом в Ялту. В мае 41-го история повторится почти один в один, и снова от ареста Чуковскую спасет "побег": на этот раз в Москву, где она ложится на операцию.
"Прочерк" Чуковская писала пять лет: с 1980 по 1985, ей далеко за семьдесят, надежд на публикацию никаких, но начинается перестройка, а с ней открываются новые возможности и новые источники (которые "мало кого просветили", - замечает ЛК). Она хочет переписать все заново, добавляет факты, эпизоды ("следователем у Бронштейна был Лупандин, который истязал Заболоцкого... дожил до 1977 г., пенсионер союзного значения"), составляет план, но не успевает. В 1996-м Лидии Корнеевны Чуковской не стало.
Но и в этом варианте повесть не "слабая попытка сохранить хотя бы тень от тени", а книга о великих испытаниях и великой любви. Чуть больше пяти лет Чуковская и Бронштейн прожили вместе, и более полувека она хранила память о нем.
PS
В 1939-40 Чуковская напишет повесть "Софья Петровна", где, пожалуй, первой в стране опишет репрессии 37-го и их восприятие народом. "Дыма без огня не бывает" и "у нас просто так не сажают" не срастается в голове у главной героини с ее арестованным сыном.
Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой. Книга I, 1938-1941
В 38-м году Лидия Чуковская (ей тогда чуть за 30) близко сходится с почти 50-летней Анной Ахматовой. Понимая, что Анна Андреевна - поэтическая и человеческая величина (уж простите за этот пафос), Чуковская начинает фиксировать все, что происходит с поэтессой и вокруг нее: разговоры, быт, состояние здоровья, воспоминания, мнения о современниках и классиках, новые стихи. Обеих, к слову, сблизила еще и общая беда: у Ахматовой арестован сын (Лев Гумилев), у Чуковской - муж (Матвей Бронштейн).
Ахматова в эти годы живет во флигеле Фонтанного дома, соседние комнаты занимает бывший муж Николай Пунин с новой семьей, она постоянно болеет - у нее базедова болезнь, сердечные приступы, отекают ноги. Чуковская часто застает ее лежащей в постели - в порванном халате и под одеялом без простыни (прочувствуйте уровень бедности). В 40-м власть неожиданно меняет свое отношение к поэтессе - выходит сборник ее стихов, который тут же разбирают и начинают перепродавать по цене в несколько раз большей. Ахматова не любила творчество Есенина и Тургенева, восторгалась Пушкиным, Джойсом и Хемингуэем, любила Пастернака, боялась переходить Невский, игнорировала быт…
В общем, тут много можно чего наговорить, но лучше это прочитать: и время станет понятней, и Ахматова ближе. Она в этих записках абсолютно живая - со всеми своими страхами, переживаниями, печалями, радостями и бытовой неустроенностью…
Михаил Чулаки. Прощай, зеленая Пряжка!
Михаил Чулаки, врач-психиатр, отработал в психиатрической больнице на Пряжке шесть лет. В повести (понятно, что со знанием дела) представлены отношения в коллективе, разные типы больных, но главное тут - любовь и страх. Молодой врач-психиатр Виталий Сергеевич влюбляется в свою пациентку Веру Сахарову, очарованный ее красотой. Он уже начинает фантазировать о семье и детях, пока не узнает об «отягощенной наследственности» Веры. В ее роду были сумасшедшие, а значит приступ бреда, с которым девушка попала в больницу, мог быть не острым психозом, на что надеялся Виталий Сергеевич, а первым признаком шизофрении. Врач берет верх над влюбленным, Вера выписывается, доктор остается.
Тезис, который меня в этой книге зацепил: в психбольнице нет гениев, гений - это другое, а у пациентов таких клиник - зачастую распад личности, что с гениальностью несовместимо.
Книга, несмотря на то, что написана в конце 80-х, вполне читабельна.
PS
Михаил Чулаки окончил Первый Ленинградский медицинский институт им. академика И. П. Павлова. Начал публиковаться в 1973 году. Автор более 30 романов и повестей. Возглавлял Союз писателей Петербурга, городскую комиссию по правам человека. Трагически погиб в 2002 году: был сбит автомобилем при переходе улицы.