Из июльского списка, однозначно, надо брать "Эпилог" Каверина, на Ислама Ханипаева внимание обратите, а Саша Николаенко - тяжела и по форме, и по содержанию, но всё - стоящее.
Вениамин Каверин. Эпилог
Свой "Эпилог" - не просто мемуары, а анализ литературной жизни страны с 20-х по 80-е - Каверин, нисколько не надеясь на публикацию, написал в 1979-м и через два года дополнил его еще несколькими страницами. В 79-м ему казалось, что, как ни странно, ситуация с отношением к писателям и литературе в стране меняется, но в 81-м он разочарованно пишет, что "наша полоса — хаос и сумерки, не в первый и не в последний раз повторяется в тысячелетней истории русской литературы". Эта полоса, к слову, вскоре закончилась и в 1988-м, незадолго до своей смерти, Каверин издает книгу.
Ее однозначно нужно читать всем, кому интересна история страны в целом и история русской литературы в частности. Каверин честно рассказывает о том, как устанавливались в стране цензура и двоемыслие, как преследовали и травили Зощенко, Булгакова, Ахматову, Солженицына, как менялись под давлением обстоятельств и страха его друзья и единомышленники по "Серапионовым братьям" (Тихонов, Федин). К чести писателя, он один из немногих, кто отказался участвовать в травле Бориса Пастернака, подписал обращение в защиту Даниэля и Синявского.
Чем ценна книга еще? Каверин публикует письма Зощенко и Булгакова, оказавшихся в опале, Сталину, выдержки из критических статей в отношении его романов, стенограмму обсуждения "Ракового корпуса" Солженицына. Документальные приметы времени.
PS
Вениамин Каверин (Зильбер, 1902-1988), псевдоним был взят в честь гусара Петра Каверина, приятеля молодого Пушкина. Самые известные романы «Два капитана» и «Открытая книга». Оба были экранизированы.
Ислам Ханипаев. Холодные глаза
Детектив молодого дагестанского писателя на любителя - жанра и этнографии. Мне вот интересна была, в первую очередь, этнографическая сторона. Действие разворачивается в высокогорном аварском ауле, и автор набрасывает много фактуры по устройству жизни там и в Дагестане в целом: как происходит сватовство, как выстроены родственные отношения, как хоронят и т.д.
Что касается детективной составляющей, мне она показалась по-голливудски размашистой и потому неправдоподобной. В романе - убийство за убийством. А начинается все с того, что Арсен, юный журналист из Махачкалы, случайно оказывается в ауле, где вырезана целая семья, и в силу своего характера и обстоятельств начинает вместе с полицией расследовать это преступление.
Когда же выясняется, что в тюрьме оказались невиновные, в том числе и по вине Арсена, он решает, что найти настоящего убийцу для него дело чести. И это расследование занимает восемь лет.
Предупреждаю: в книге очень много мата. Некоторые герои только матом и разговаривают.
PS
Ислам Ханипаев родился в 1990 году. Режиссер, сценарист. В прошлом году у него вышли три книги подряд: повесть «Типа я», нуарный триллер (так его определяют некоторые критики) «Холодные глаза» и ироничный роман «Большая Суета». Лауреат литературной премии «Лицей» (2021), финалист «Национального бестселлера», победитель читательского голосования премии «Ясная поляна».
Саша Николаенко. Муравьиный бог: реквием
У Саши Николаенко (лишь сейчас открыл для себя это имя, хотя у писательницы несколько книг и премий) - фактически новый «Похороните меня за плинтусом», только жёстче и трагичней. Кстати, Саша - художник, иллюстрировала в том числе и книги Павла Санаева. Может, отсюда и сюжет? Но стилистически все ту же жесткость (и жестокость) отношения бабушки к внуку и другим персонажам Николаенко решила иначе. Для эмоционального усиления (или контраста между авторским текстом и диалогами?) она выбрала язык ритмизованной прозы. И это поначалу мешает читать.
Вот первая фраза:
«На Странника, в Самсонов день воскресный, дождем с утра немного покропило, потом развеяло».
Я ее трижды перечитывал, не понимая, что с ним не так. Но недоумение длилось ровно до того момента, пока герои не заговорили. Одна из реплик, брошенных бабушкой восьмилетнему мальчику: «Зевашь - ворота закрывай, чаво собакой лязгашь». Колорит такой, что дальше уже не обращаешь внимания на условную стихотворность текста, а следишь за развитием сюжета и выстраиванием текста на ассоциациях, контрастах, размышлениях, открытиях.
Вот, например, фрагмент разговора Петруши с соседской девочкой Сашкой.
Старик-грибник поплелся дальше, ниже, ниже по тропинке - и исчез в земле.
- Беззубый видела какой?
- Ну и чего?
- Все зубы съел... они детей едят.
- Дурак.
- Едят. Они из маленьких растут, старик доест ребенка - и умрет.
- Прикольненько придумал.
Но книжка, конечно, страшная, оптимизма в ней практически нет. И про отношения она, которые сейчас назвали бы однозначно абьюзивными и манипулятивными. Хотя тогда, а действие в брежневские годы развивается, и слов-то таких не знали… Все на контрастах восприятия - бабушки и внука: с одной стороны - лето на даче, речка, дружба с соседской девочкой, с другой - жестокая простонародная религиозность, огород как мука, постоянные упреки и обвинения в убийстве родителей. А фоном еще «покойник»-дед, который лет 10 как парализован, и которому тоже достается от бабашки зато, что был "ходок" в свое время.
Баба Вера - это вообще такой сплав жалости и жертвенности, лести в глаза и заочных проклятий. «Там с божьей помощью котят утопят…» Вера ее - «все в божьих руках» и Царствие Небесное наследуют праведники, а Господь, прежде всего, судья и палач, а уж никак не миролюбец. Но и мальчик - «бог» над муравьями: тоже судит и казнит… Отсюда, как мне кажется, и название. И в целом, в книге все жертвы и все тираны… От этого еще страшней.