Эта история началась с телефонного звонка. На столе директора заповедника в его кабинете зазвонил телефон. Директор поднял трубку. Как он потом рассказывал, звонили из администрации одного из посёлков, что расположен на трассе Троицко-Печорск – Ухта. Директору сообщили, что в посёлке появились в продаже шкуры бобров, возможно, что добыты эти бобры на территории заповедника. Директор уточнил, какого цвета мех на шкурах, ответили, что чёрного. Получалось, что если действительно чёрные, то тогда вполне могут быть и с территории заповедника, либо с ближайшей сопредельной территории. Как могли попасть шкуры бобров в тот посёлок? Может быть, не работники заповедника занимаются браконьерством? Директор позвал к себе несколько человек, которые в это время были в конторе, и рассказал им о разговоре с главой администрации посёлка. Кто-то вспомнил, что у одного из инспекторов охраны дочери живут и работают в том посёлке. Эти сведения взяли на заметку. Директор понимал, что бездоказательно обвинять и увольнять инспектора нельзя.
Во время инспекторской поездки директора по кордонам заповедника, он попросил жену второго инспектора, что жил на том же кордоне, постараться достать доказательства браконьерства их соседа. Он не обратился к инспектору охраны, потому что мужики обычно на такие вещи не соглашаются. Спустя какое-то время, директору передали кусок засушенного хвоста бобра. Его отрезали от бобровой шкуры, что висела в коридоре в доме инспектора, которого заподозрили в браконьерстве. Это было существенное подтверждение браконьерства. И опять же, за этот кусочек хвоста бобра по закону инспектора уволить было нельзя, хотя сомнений в его браконьерстве уже не оставалось. Были за ним замечены и другие нарушения.
В конце зимы мы с другим научным сотрудником проходили маршрут от кордона, где жил инспектор, вглубь территории заповедника. Там подсекли лыжный след, который совпадал с нашим направлением, и пошли по нему. Свежего снега давно уже не было, поэтому все действия прошедшего перед нами человека легко читались. Вот он остановился, развернул лыжи в сторону, потом пошёл к дереву. Здесь видны на снегу перья рябчика. Следы лыж дошли до этого места, потом вернулись к просеке и пошли дальше. Ясно, что он шёл по просеке, манил рябчика, услышал отзыв, высмотрел птицу на дереве, выстрелил, сбил, подобрал его и пошёл дальше. Таких своротов было несколько, а потом, когда мы стали готовить себе еду у избы в лесу на старом кострище, из-под стаявшего снега появились перья рябчика и брошенные в костёр обгоревшие кости. Когда вернулись на кордон, инспектор предоставил нам карточки разовых наблюдений, где было написано, что он шёл по просеке и подходил к тем местам на маршруте, где замечал перья рябчика, а этих птиц ловил и съедал соболь или куница. И не перепроверишь эти наблюдения после прошедшего снегопада.
Однажды меня попросили провести осенний учёт боровой дичи с инспекторами этого кордона. Маршруты эти расположены неподалёку от кордонов, и проводят их инспектора. Перед этим я прошёл подобные маршруты у других кордонов, замечаний к исполнителям не было. И вот теперь надо пройти с учётом у кордона, где жил инспектор, которого подозревали в браконьерстве. Вышли мы втроём на начало маршрута, и тут инспектор меня спрашивает: мы пойдём весь маршрут или только до кедра? Я не понял его вопроса: есть утверждённый на Научном Совете стационарный маршрут, на котором каждую осень в определённые сроки два раза проводят учёт. Мой ответ был, конечно, весь маршрут. Маршрут выглядит на карте как сильно вытянутая буква «П». Вот идём по одной вертикали. Просека чистая, хорошо нахоженная. Доходим до поворота. Здесь растёт могучий кедр. На нём масса затёсок и надписей, когда проведён учёт в предыдущие годы. Надо продолжать учёт. Повернули на запад, и создалось впечатление, что здесь никогда не ступала нога учётчиков. Идти тяжело, но надо продолжать маршрут. В этот раз его провели по всему маршруту. Теперь мне стал понятен вопрос инспектора! Просто в прошлые учёты они не проходили весь маршрут, доходили до кедра, перекуривали, возвращались на кордон и выдавали неверные данные по учёту. Как теперь быть с этими многолетними наблюдениями, по которым делался расчёт численности птиц, как узнать, когда проходили с учётом 20 км, а когда всего 8-9 км?
Грехов и грешков за инспектором накопилось много. Директор сказал: «Дайте мне существенный повод, такой, чтобы профком не смог за него заступиться, и я его уволю».
Возвращались с зимнего учёта, проходили мимо кордона и возле лыжни увидели мёртвую белку. Пригляделись и увидели на шкурке капельку крови. Стали разбираться и по следам поняли, что в белку стреляли, ранили, и она зависла в кроне дерева. Тот, кто стрелял, не дождался, пока она упадёт и ушёл, а зверёк умер и упал возле лыжни. Белку мы забрали, написали докладную директору. От инспектора потребовали написать объяснительную записку, где он написал, что решил проверить, начала ли линять белка, можно ли и дальше на неё охотиться. Охота была уже закрыта, да и стрелял он на территории заповедника. Написав объяснительную записку, он сам признался в браконьерстве на территории заповедника. Того инспектора уволили. Спустя какое-то время, к нам подошёл один из инспекторов заповедника и сказал, что мы жизнь человеку поломали из-за какой-то убитой белки. Пришлось рассказать всё то, что вы сейчас прочитали. Белка – это только повод, а уволили за многое другое. «Ну, если только так», - согласился инспектор.
Я не пишу фамилий, не указываю кордон, потому что у этого «героя» есть дети, вполне вероятно, что и внуки, так зачем им такая слава от отца и деда?