***
Морозной лунной ночью две девушки, похожие друг на друга, как день и ночь, тихо болтали у зимнего костра. Когда светленькая в беленькой шубке отвернулась, темненькая, с холодной усмешкой, вероломно плеснула горячим напитком в огонь:
- Ничего страшного, я схожу за хворостом, - ответила синеглазка с волнистыми локонами.
- ... - собеседница ничего не сказала Анне, лишь ее уста безмолвно твердили слова заклинания. Зависть и злость опутали Марину липкой паутиной.
«Буря... снежная... метель...», - шептали бледные губы брюнетки, сжавшись тонкой ниткой. Фарфоровое лицо казалось маской, лишь в черных глазах плескалась ярость: дикая... неукротимая...
Крупные белые хлопья посыпавшись мягким пухом, закружились в бешенном вальсе. Протяжно завыл ветер. Казалось, что в хмуром небе растворились кристаллы льда. Со скрипом гнулись вековые дубы.
Из-за внезапной метели, Анна плохо разбирала дорогу. Ей даже не удалось найти хвороста. Сейчас девушка мечтала лишь об одном, - добраться до подруги.
Заклинание удалось, Марина возвратилась домой. Аня сгинет в снегу, а она будет утешать Его. Только внутри поселился мелкий противный червячок сомнений.
Лишь луна освещала нетронутый снег. Пальцы уже не гнулись, губы посинели. «Видно Морана гневается за то, что потревожили ее жилище», - подумала Анна. Девушка знала, - останавливаться нельзя. Даже слабое движение давало хрупкую надежду на спасение. Пока силы не ослабли она упрямо продвигалась вперед. Каждый шаг давался с трудом. Ноги по колено проваливались в сугробы. Холод, страх, желание жить заставляли Анну бороться, но силы были не равны. В изнеможении девушка села на снег. «Уже не страшно... все равно...», - Анна засыпала, - «Нельзя... нельзя...», - шептала она замерзшими губами, но тело уже не подчинялось разуму.
Продолжение следует