Летний снег
Ира мне: Тебе чай крепкий делать?
Я: Нет, мне заварка чисто для цвета нужна.
Лёша: Тебе, может, краску акварельную дать? Цвет даёт.
Утром я пытаюсь понять, как двигать ногами, руками, как заставить спину быть ровной или хотя бы просто быть. ОЗО позади, зато появилась мышечная боль от нашего вчерашнего подвига. Но Лёша придумал отличное лекарство: он заявил, что на перевал Дырявый (он же Ухо) мы пойдём без рюкзаков, чтобы немножко отдохнуть, размяться, вернуть себе способность передвигаться и забыть о желании сбежать. Возможно, Лёша просто испугался, что мы его свяжем и оставим одного в горах за то, что он так над нами издевается, и решил показать свою светлую сторону.
План работает. Мы идём без рюкзаков, наслаждаемся жизнью, ловим солнечные лучи своей обмазанной в три слоя кремом от загара кожей, читаем вслух стихи, ведём филологические беседы и делимся друг с другом историями из жизни.
И я бы могла сказать, что идти мне было легко и весело, но мама (её я буду вспоминать в этом походе довольно часто, правда, обычно словами «мамочки», «твою мать» и «мать моя женщина») учила меня всегда говорить правду. А правда в том, что идти всё равно сложно — впервые в жизни я ходила по моренам. Вы наверняка знаете, что это огромные камни, и знаете, как по ним ходить. Но у меня за плечами только пешая единичка по Крыму, так что я пребываю в небольшом культурном шоке. Беру ледоруб и иду по моренам. Я с ледорубом — как мартышка с гранатой. Машу, тыкаюсь им во всё, что можно, застреваю, но делаю вид, что именно так я и задумывала. Получается правдоподобно. Я ж женщина, а значит, я актриса.
Морены закончились, но начался снежник. Идти по нему интересно. Представьте: на улице жарко, печёт солнце, а вы идёте по снегу. Вот такой вот диссонанс.
Снег плотный, явно многолетний и немного скользкий. Так как мы без кошек, а играть в Бэмби на льду не хочется, мы делаем ступени: носком ботинка пинаем снег, словно он нас сильно обидел, и постепенно двигаемся наверх. За снежником начинается осыпь. Мы смыкаемся в плотную группу и продолжаем идти.
И вот мы на вершине. Для меня это самая высокая точка, на которую мне удалось забраться в мои 32 года — 3 270 м. Неплохо. Но страшно. Поэтому я сижу, держась за какой-то камушек, и наблюдаю, как остальные ходят по гребню хребта, фотографируются, делают турик, так как не смогли найти уже готовый, разбирают турик, так как нашли готовый, и оставляют записки для других групп.
На часах уже давно обед, что явно рушит наши планы. Лёша (тот ещё идеалист с неоправданной верой в наши силы) думал, что где-то в 12:30 мы уже будем в лагере, поедим и продолжим наш маршрут. Но на перевале становится понятно, что всё снова пошло не так.
Пара часов спуска (осыпь, снежник, морены, два безымянных красивых озера разного цвета и дорога вдоль водопада с перерывами на пофоткаться) — и вот в четвёртом часу мы, наконец, на месте: едим борщ, поём песни под гитару и тихонько начинаем готовиться к ужину.
Ноги, ещё вчера уверенные, что погибнут смертью храбрых в этом походе, то ли привыкают к нагрузкам, то ли благодарят нас, что мы гуляли без рюкзаков и неполный день, и начинают приходить в себя.
На ужин, кроме каши дружба, подают дождь, так что мы перебираемся в палатку и ведём наши философские беседы уже там. Лёша параллельно думает, как резать маршрут, ведь мы явно не успеваем посетить примерно половину того, что он наметил. Но всё же ледник наш доблестный руководитель решил оставить, аргументировав это фразой «Зря, что ли, кошки тащили» (а-ха-ха-ха, простите, читайте дальше и поймёте, почему на этих словах у меня начал дёргаться глаз).
Дальше всё просто: звёздное небо, яркие зарницы на горизонте и мысли о том, какая же вокруг красота и как нам повезло увидеть её не на фотографиях, а вживую. Мы очень устали, но всё же оно стоит того.