Читая Пушкина. Памятник. Вопросы и ответы

Вот это стихотворение.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.

И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.
1836 г.

Все обязательно проходят это стихотворение в школе, и я тоже проходила. Стихотворение казалось, в основном, понятным. Пушкин говорит, что он будет знаменит во всем мире пока есть поэты, и что народ будет любить его за то, что он восславил Свободу и милосердие. В конце идет завещание другим поэтам, как надо писать.

Сейчас стихотворение уже не кажется понятным. Каждое предположение, которое было положено в основу школьного понимания как очевидное,  оказывается сомнительным.

Самыми загадочными кажутся четвертая и пятая строфы. Вот вопросы, которые возникают у меня сейчас. 

    1. Пушкинский век назван "жестоким". Верил ли Пушкин, что какой-нибудь следующий век будет лучше?
    2. Прославлял ли Пушкин свободу, и в каком смысле?
    3. Призывал ли Пушкин милость к падшим, в каких произведениях?
    4. Верил ли Пушкин, что народ ценит или будет когда-нибудь ценить свободу и милосердие? Есть ли об этом что-то в его творчестве?
    5. Верил ли Пушкин, что народ будет всегда ценить поэта именно за то, что тот прославлял свободу и милосердие?
    6. Почему Пушкин поучает музу в конце стихотворения?
    7. Почему Пушкин пишет здесь о славе и о пользе его творчества для народа, хотя до этого всегда выражал презрение к славе и пользе от искусства? Даже в этом стихотворении он говорит своей музе: быть послушной "велению божию", "Обиды не страшась, не требуя венца".


Возьмем вопрос 2. Пушкин, конечно,  все время писал именно о свободе. Но после 1818 года в его творчестве речь идет не о свободе для народа, а о свободе поэта и личности от диктата общества, народа. Например:
- Поэт, не дорожи любовию народной ….
- К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь…
- Твой труд Тебе награда: им ты дышишь, А плод его бросаешь ты Толпе, рабыне суеты..
И так далее. Очень много у Пушкина стихов о независимости поэта от требований толпы.  Мог ли Пушкин рассчитывать, что народ, о котором он всегда так презрительно отзывался, будет любить его именно за прославление этой Свободы?

С милостью к падшим (вопрос 3) не проще. Падшими называются те, кто согрешили. Я не уверена и нигде не могу найти подтверждения, что это может считаться основной темой Пушкина, хотя у него есть произведения с симпатией к «падшим».  Вот, например, «Борис Годунов».  У главного героя  совесть не чиста. Автор с сочувствием относится к нему. Но здесь опять народ — персонаж отрицательный. Не похоже, чтобы Пушкин призывал народ к милости. А в большинстве произведений Пушкина, насколько я могу судить, нет речи о милости к падшим.

Интересный подход для разрешения этих проблем предложил О.М. Гершензон в своей работе «Мудрость Пушкина», написанной в 1907 году.
Гершензон обращает внимание на то, что Пушкин всегда был принципиально против поучительности поэзии. Вот пару примеров:

- Не для житейского волненья, Не для корысти, не для битв — Мы рождены для вдохновенья, Для звуков сладких и молитв.
- Нас мало избранных, счастливцев праздных, Пренебрегающих презренной пользой, Единого прекрасного жрецов.

Поэтому Гершензон видит сарказм в четвертой строфе стихотворения. Пушкин знает, что народ не поймет его стихов, и будет любить их за то, чего в них нет. Для Пушкина это предмет для насмешки над народом, а не предмет гордости,

Мне трудно согласиться и с этой точкой зрения также. Когда Пушкин выражает сарказм, иронию, читателю не надо исследовать все его предыдущее творчество, чтобы это понять. В этом стихотворении не чувствуется иронии. Оно все написано достаточно возвышенным слогом, ни одна строфа не выделяется по стилю из остальных.

Гершензон кстати отмечает, что в 1907 году, еще до революции, все учебники понимали эти стихи точно так, как и после революции: что читатели должны любить Пушкина за прославление Свободы и призывы к милости падшим. То же самое происходит и сейчас, когда представление о свободе изменились.

То есть, в четвертой строфе Пушкин точно предсказал будущее почти 2 века наперед. Народ, действительно, считает, что Пушкин «восславил Свободу И милость к падшим призывал.» При этом все верят, что Пушкин прославил Свободу для народа, а не от народа.

Но если бы в этом была причина любви к Пушкину,  то почти все его творчество отвергалось бы за ненадобностью. Но этого не происходит. Народ с радостью учит наизусть «Мороз и Солнце. День чудесный», или «Я помню чудное мгновенье...» хотя там нет ни свободолюбия, ни милосердия.

На самом деле, я думаю, людей привлекает к Пушкину блеск, красота, совершенство  его стихов, а также его слава. Он просто самый известный поэт среди всех, когда либо писавших по-русски.

 Идея об особенном свободолюбии и милосердии Пушкина, как причине любви к нему,  льстит публике: мы любим в нем свободолюбие и гуманность, значит мы сами свободолюбивы и гуманны.  Конечно, само это грандиозное стихотворение способствовало тому, что такое неправдоподобное объяснение народной любви к Пушкину стало каноническим.

Таким образом, четвертая строфа может быть понята так: народ будет долго любить Пушкина, и это будет объясняться  свободолюбием и гуманностью Пушкина, а также народа. Никакого сарказма, никакой насмешки, просто констатация факта.

Теперь рассмотрим пятую строфу.

Веленью божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай глупца.

Если понимать слово «Муза» буквально, как богиню вдохновения, богиню поэтов и художников, то строфа оказывается бессмысленной: Муза должна учить и вдохновлять поэта, а не он ее. Но в некоторых случаях слово «муза» понимается как синоним творчества поэта. Например, «Я — поклонник музы Пушкина» значило «Я являюсь поклонником творчества Пушкина». По-видимому, здесь это так и понимается. Слово «муза» можно заменить на слово «мое творчество».   Это — совет себе самому.

Но это, конечно, вызывает следующий вопрос: почему и зачем в стихотворении, где Пушкин уверенно предсказывает свою будущую вечную славу, он также говорит себе, как он должен писать впредь? Гершензон ответил на этот вопрос.

 Первые четыре строфы говорят о славе Пушкина, о похвалах ему. Возможно, там речь идет также о глупцах, которые будут видеть поучения в поэзии Пушкина, когда Пушкин писал не для поучений народу.  Написав все это, Пушкин говорит сам себе в пятой строфе: не надо обращать на это внимания. Ему по-прежнему надо только слышать голос Бога в себе, быть послушным этому голосу, не заботиться о славе,  игнорировать похвалу, также как и ругань. А с глупцами спорить не надо. Поэтому он с ними здесь и не спорит.

Вот так я сейчас это понимаю.