Вокзал, несгораемый ящик
Разлук моих, встреч и разлук,
Испытанный друг и указчик,
Начать — не исчислить заслуг.
Бывало, вся жизнь моя — в шарфе,
Лишь подан к посадке состав,
И пышут намордники гарпий,
Парами глаза нам застлав.
Бывало, лишь рядом усядусь —
И крышка. Приник и отник.
Прощай же, пора, моя радость!
Я спрыгну сейчас, проводник.
Бывало, раздвинется запад
В маневрах ненастий и шпал
И примется хлопьями цапать,
Чтоб под буфера не попал.
И глохнет свисток повторенный,
А издали вторит другой,
И поезд метет по перронам
Глухой многогорбой пургой.
И вот уже сумеркам невтерпь,
И вот уж, за дымом вослед,
Срываются поле и ветер,-
О, быть бы и мне в их числе!
1913 г.
Вокзал - "ящик" с "крышкой", сейф. Он всегда остается, его место незыблемо, он был, есть и будет. Основа жизни, хранилище всего драгоценного: долгожданных встреч, непреходящих воспоминаний, счастливых минут бытия. Поезд - нечто фантастическое, влекомое "гарпиями", окутанное обжигающими парами, грозящее смертоносными буферами, "многогорбная пурга", которая "метет по перронам", увлекая за собой пространства и стихии.
Он уносит любимую, оставив лишь дымный шлейф. Но и у героя шарф, при движении он развевается за ним, как дым за составом. Герой хочет тоже стать стихией, слившись воедино с поездом, сумерками, полем и ветром.
Так полет (поезд) или оплот (вокзал)? И то, и другое! Проводив любимую, герой незримо мчится следом (обгоняя пышущую огнем громадину, иногда сливающуюся с вьюгой, превращающуюся в поземку, бугрящуюся своими горбами-вагонами), чтобы встретить ее на другом вокзале. И если так нельзя в действительности, что может помешать быть вместе мыслями и чувством? С любимыми не расстаются: ведь они вовлечены в главную стихию - любовь!
Но мерцает и другое: ящик с крышкой - то, что дождется нас, нашего тела. Едва "приникнув" к тем, кого любим, мы принуждены их оставить. "Бывало, лишь рядом усядусь - и крышка".
(Сколько вспоминается идиом! Мне крышка, то есть конец; чтоб ему ни дна, ни покрышки, то есть ни гроба-"дна", ни "покрышки"... Одна из особенностей поэтического языка Б.Л. Пастернака - соседство, почти нарочитое, "высокого слога" с простонародными выражениями, пословицами и поговорками, явленными или подразумеваемыми, как здесь.)
А душу повлекут на "запад", который "раздвинется", чтобы принять нас в свое необъятное лоно, "гарпии", и они уже не будут в "намордниках". Ведь гарпии - полуженщины-полуптицы, внезапно налетающие и так же внезапно исчезающие, как ветер. Люди думают, что обуздали и подчинили их, создали подобие мифологического Офиона - гигантского змея, ибо с чем можно сравнить длинный состав, движимый огнем и паром? Но это лишь детская иллюзия: сами гарпии оседлали дымных чудовищ и развлекаются, пристроив на себя "намордники", чтобы странствовать от одной станции к другой. Однако каждый пассажир должен помнить: этот вояж - лишь "репетиция" конечного путешествия. Гарпии сбросят "намордники" и овладеют человеческими душами, когда придет назначенный срок.
Когда-то переплывали Стикс, но в новое время явились новые средства передвижения, например, поезда. В последнем полете мы увидим под собой "вокзал" - наш дом, оказавшийся лишь временным пристанищем, перроны, поля... И сами станем стихиями: ветром, водой и травой.