К сожалению, еще достаточно велико количество матерей, которые жалуются на то, что их родные и близкие ни во что не ставят их воспитательную позицию, подход к уходу за ребенком, опыт и знания о том, как вести себя в своем собственном родительстве.
Предлагаем почитать зарисовку одной нашей читательницы, которая стала мамой чуть больше полугода назад. Эмоции, которые вызовет ее рассказ, увы, будут до боли знакомы многим родителям на постсоветском пространстве. Вот он.
С самого первого дня жизни с ребенком… Хотя, нет, не так… С самого первого дня выписки из роддома я борюсь. Борюсь за свое право решать и делать в своем родиельстве так, как я считаю нужным, — и не оправдываться кругом и всюду. Каждый божий день. За все!
Все началось с той минуты, когда я с ребенком на руках перешагнула порог выписной комнаты. Как только мы оказались на улице, свекровь тут же заохала, увидя нашу долгожданную девочку.
Заохала не от умиления и радости, а оттого, что у малышки было не было прикрыто лицо.
Я сначала подумала, что она от радости слегка бредит. Увы, нет. Спустя месяц, и два, и три — всю зиму я каждый раз объясняла, что лицо ничем не прикрывают, даже пришлось запретить однажды так делать, потому что на одну из прогулок она привезла с собой специально купленный платок. Для того, чтобы прикрыть ребенку лицо, да. Нет, вам не показалось.
Параллельно я пыталась объяснять (читай: доказывать), что мне можно есть все. Абсолютно. Мне. Есть все можно. Все можно есть. Мне. И так по кругу. Просто представьте, как это было.
К этому потоку советов, гулу всезнающих гуру присоединилась и моя мама. Увидев на лице ребенка прыщики, увидела она их совершенно четко и точно — насколько это позволяет фото, отправленное ей в мессенджер. «Да у вас диатез!» — написала она в ответ на портрет ребенка. Диагноз поддержала и вторая бабушка.
Которая еще и видела (к сожалению) мои первые непростые попытки наладить прикладывание. Посмотрев на это, она решила, что у ребенка стоматит — ну раз отказывается брать грудь, значит, все очень плохо.
На этом месте я не выдержала и попросила оставить нас в покое. Кто бы меня послушал!
Каждый раз во время обеда при попытке съесть огурец или помидор, я слышала: «А тебе разве можно?!».
Однажды я на праздничном столе у свекрови наткнулась на раннюю магазинную клубнику — и увлеклась. Так она увела тарелку с ягодками как бы незаметно у меня из под носа! Примерно также, как герои «Простоквашино» — конфеты у Печкина.
Я на это промолчала. Да я на самом деле почти всегда молчала. И молчу. Сдерживаю весь поток откровенного гнева на совершенно бестолковые и ненужные попытки меня чему-то без спроса научить. Жалею. Их. Возрастных. Оправдываюсь, каждый раз объясняю, почему я делаю именно так, а не иначе. Думаю: ну, старые люди, в возрасте.
А они-то вот почему-то обо мне не думают.
Борьба за мое право нормально питаться продолжалась три месяца. Три месяца я пыталась доказать этим «кандидатам медицинских наук» — по совместительству моим родственникам, — что мне не нужны их советы и рекомендации по питанию. Помножьте это на мою физическую и моральную усталость, сопряженные со стрессом от адаптации к новой жизни с ребенком на руках, и получите сочетание факторов, которое вгоняло меня в постоянный страх за благополучие ребенка.
Я очень болезненно воспринимала — и воспринимаю — все их советы.
И честно, за эти шесть месяцев с небольшим я очень устала!
И если с мамой договориться удалось, да и живем мы в разных городах, то со свекровью все сложнее. Она постоянно приезжает «помогать». Только мне от помощи этой вреда зачастую больше, чем пользы. А теперь к советам про жизнь с ребенком добавились и рекомендацию по ведению хозяйства.
Можно, пожалуйста, я буду это делать, как я хочу! Не мыть полы каждый день и не оправдываться за их состояние. Кормить ребенка так, как я хочу — без риска увидеть на чужом лице выражение ужаса от моих действий. Можно, пожалуйста, моя дочь будет собирать пыль на полу и грызть тапки, если она так хочет. А мне снова не придется объяснять: «Нет, это нормально!» И чтобы после этого моя совесть не напоминала мне о том, что я якобы кого-то обидела.
Разве я многого прошу?