- Иду, - ответили за дверью, - кто там такую рань?
- Юрий Владимирович? – За дверью стоял пожилой мужчина, - двенадцать часов для Вас рано?
- Понимаете, вчера мы с Лерой…, - гость походил на человека состоявшегося, большого начальника. И Юра, сам от себя не ожидая стал оправдываться, - да Вы проходите, проходите. У Вас какое-то дело ко мне?
- Нет, - мужчина вошел в квартиру, осмотрелся, - не к Вам. К Валентине Алексеевне. Это же её квартира?
- Ну, да, - Юрий не понимал, что происходит, - только она здесь не живет. Знаете, она на свежем воздухе…, дом у неё в деревне, - Максим Николаевич усмехнулся. Знает он этот дом. Едва через порог переступил, понял, что жить там нельзя. Особенно женщине пожилой. Да и сама деревня: хлеб один раз в неделю автолавка привозит. Это при условии, что дорогу не занесло или не размыло.
Сам Максим Николаевич едва только здоровье позволило, свои дела уладил. С женой развелся. Она, как получила уведомление о разводе, сразу приехала. И адрес нашла и время и возможность. Но уговорить его не удалось. Второй раз обмануть человека трудно. Были, правда и неприятности, так что выселять из собственной квартиры уже бывшую жену пришлось с помощью полиции. Она еще долго кричала, заявляла о своих правах, что он ей должен, что какая-то старая бабка его у неё отбила. А так как муж неверный, то и имущество его ей по праву принадлежит.
Максим Николаевич тогда долго в себя прийти не мог. Как это он не замечал этой скудности и корысти у его молодой супруги. Правы были дети. Ох, как правы. Не достойна она место его бывшей и любимой жены занимать. Лучше уж совсем одному жить, чем такая спутница. Где только глаза его были, как не рассмотрел. Теперь предстоял долгий путь восстановления отношений с детьми. Как к этому подступиться он не знал. А потому сначала решил отблагодарить Валентину Алексеевну, позаботиться о женщине, которая его приютила в трудное время.
- Она сама так захотела, - мямлил Юрий, а глаза прятал, юлил, - понимаете, они не ладят…, Лера современная, умная, а мама по старым правилам живет. Ей, знаете ли, трудно угодить. Вот она и уехала, чтобы не ссориться и, так сказать, семью нашу не разрушить,- Юрий сам не знал, зачем он этому незнакомому человеку все выболтал. Тот его и не спрашивал ни о чем. Он глянул на скучающее лицо собеседника и осекся, - вы что-то хотели?
- Да, - Максим Николаевич глянул в глаза Юрию, - Валентина Алексеевна эту квартиру мне продала. Так что даю вам одну неделю сроку, чтобы освободить её.
- Как продала? Документы у нас, - Юрий растерялся, - да шутите Вы, не может мать так с нами поступить. Покажите документы.
- Хорошо, я завтра вернусь, с документами, - а вы вещи собирайте. Знаете ли, я не намерен долго ждать, - твердо сказал Максим Николаевич, - Да и ремонт здесь делать нужно.
- А куда же мы? – За спиной у Юры стояла растерянная Лера.
- Не знаю, - Юра резко повернулся, - только… ноги в этом доме моей больше не будет. И вот еще, - он помялся, подбирая слова, - передайте маме…, скажите ей…, скажите ей, что я умер.
- Напрасно Вы так, молодой человек, - Максим Николаевича разозлили его слова, он еще считает себя правым, - жить в том доме невозможно. А уж тем более зимовать. Боюсь, что этой зимой Вам придется мать хоронить, если не от голода, когда занесет дороги, то от холода. Дом-то весь продувается. Вы бы поинтересовались, в каких условиях живет Ваша мать.
После этого визита осталось неприятное чувство. Ничего они не поняли. Все он правильно сделал. Надо дать женщине дожить свой век в нормальных условиях.
Максим Николаевич с неохотой рассказывал Валентине Алексеевне о своем визите к её сыну. Слова Юрия долго произнести не мог, подбирал, хотел сгладить. Но реакция Валентины была непредсказуема.
- Да, как Вы посмели, - она закрыла лицо руками, - Вы не понимаете, сын единственное, что у меня есть. Единственное…, а Вы…, - она всхлипнула, - Я одна осталась, одна…. Он не простит меня….
Максим Николаевич перебирал в голове сказанное. Как нехорошо получилось. Она сама говорила жалеет о том, что квартиру отдала неблагодарному отпрыску. А теперь, когда у неё есть возможность вернуться, плачет и говорит, что он поступил неправильно. Как её понять?
- Вы простите меня, - мямлил растерянный Максим Николаевич, - действительно как слон в посудной лавке. Я ведь как лучше хотел. – Он уже хотел было уйти, но тут его осенило, - а пойдемте ко мне жить. У меня квартира большая. Её убирать надо…
- Стара я для прислуги, - усмехнулась Валентина Алексеевна.
- Ну, зачем прислугой, - смутился Максим Николаевич, - подругой, женой. А если Вас это смущает, распишемся.
- Вы совсем недавно развелись, - Валентина Алексеевна рассмеялась, - опять нате же грабли….
- Ну да, - весело подхватил он, - неисправимый я, - они весело смеялись, будто ничего не произошло. В конце концов, - думала Валентина Алексеевна, - Юра сам от меня отказался. Что ж теперь.
- А…, согласна, - ответила она, - была ни была. Вернуться сюда я всегда успею.
***
- Как я могла тогда на это решиться, - говорит Валентина, - а если бы не решилась…, а если бы осталась жить там, в той деревне.
- Это я тебя разглядел под грудой твоих проблем, - улыбается Максим Николаевич, - смотрю, хозяйственная, добрая и красивая.
- Ой, ой, - смеется Валентина, - я первая тебя позвала, еще в больнице.
- И правда, первая, - сдается он. - Да что теперь спорить, главное, что встретились, не прошли мимо.
- А Юра как? – осторожно спрашиваю я, - приходит ли?
- Хорошо, - Максим Николаевич хитро улыбается, - у него уже трое детей, куда ему без бабушки. Пусть теперь правильно воспитывает. А то мать ему плохая.
- Да ладно тебе, - Валентина поправляет мужа, - с кем не бывает. Молодой, глупый был.
- Ага, глупый. Все глупые пока петух…
Валентина отворачивается и шепчет мне:
- Вот нужно ему, чтобы последнее слово за ним было.
А я смотрю на эту перебранку и так мне хорошо и спокойно, будто не о них вся эта история. А они просто сказку рассказывают, которая никак к этому уютному дому не относится.
