Шесть часов утра. Иду по глубокому снегу, который неожиданно свалился на мой город вместе с крещенскими морозами. Представил себя в поезде. Поезд идёт медленно, покачивая вагонами, и везёт пассажиров до той станции, которую каждый себе определил или придумал. Замечательно, здорово, и всё это было, и всё описал в своей книге Веня Ерофеев. В своё время очень известная поэма.
Гудок. Одинокие автомобили проезжали мимо, искали дорогу фарами, пыхтели обиженно выхлопными газами. В окнах домов загорался свет, а на первых этажах сонные женщины задёргивают занавески, закрывая свой семейный уют от посторонних глаз. Здравствуй, жизнь! Я иду и здороваюсь с редкими встречными прохожими. Одни улыбаются, другие, не обращая внимания, торопятся по свои делам. Сзади залаяла собака. Кошка неожиданно выскочила из подъезда и рванула за угол дома. Закашлялся мужчина на остановке, прикуривая сигарету. А большой неоновый светильник над остановкой указал мне путь, куда двигаться дальше.
Первая остановка. Два мужика с фонариками роются в мусорных баках. Я кричу им:
— Привет, миллионеры!
Они с испуганным видом озираются в мою сторону и, не видя никаких знаков различий на моей одежде, весело отвечают:
— Что нужно, мы взяли. Можешь присоединиться к этому празднику жизни.
— А может, сообразим? — спросил я и показал бумажку с номиналом тысяча рублей. Мужики переглянулись.
— Ну если ты такой добрый, мы не против, — ответил один из них.
Забегаловка с вывеской «24 часа» была небольшой, шумной, но уютной. Эти мужички легко всё организовали, рас- толкав руками сонных завсегдатаев, и устроили место за стойкой в углу.
Легко и просто представились: — Антон, Василий.
Я попытался пошутить:
— Не Шукшин ли?
Василий зыркнул на меня и медленно, и со значением спросил:
— А ты что, знаешь Васю Шукшина?
Антон разлил спиртное по пластиковым стаканам, разорвал на части курицу-гриль и, подмигнув, сказал:
— Водка стынет, давайте о литературе потом.
Первый стакан разогрел организм от макушки до пяток, и потому разговор завязался сразу, и ему предстояло быть долгим и приятным.
Мы часто судим людей по одеждам и машинам и забываем, что в этот мир пришли голыми и такими же уйдём. И что же с нами произошло?: Ведь было в нас что-то главное? Но не об этом я говорил с мужиками. Я слушал их.
После второй Антон затянул песню «Ой мороз, мороз...» и это у него получилось задушевно и красиво.
Васили отвлёкся на проблемы какого-то небритого мужика, с которым у него оказался свояк по линии троюродной тётки. И вся эта компания за пятью столами-стойками пела, судачила и решала семейные и даже мировые проблемы. А после третьего стакана Антон улыбнулся своим щербатым ртом и поинтересовался, откуда у меня такая дорогая куртка. Ответ был прост: нашёл на помойке.
— Не ври, дружище, не верю, — сказал Антон.
— Так на дорогой помойке, — быстро и не задумываясь ответил я.
Он недоверчиво ухмыльнулся, но промолчал.
А виртуальный поезд всё шёл, и вагончики дышали перегаром и горячим воздухом, выдыхаемым курящими. И вся Россия за окном вагонов мчалась и мелькала полями и перелесками и неслась куда-то вдаль. Я не знал, куда её несет, но мне было приятно и интересно быть в этом поезде. Итак, мы едем.
Василий сильно захмелел и заплетающимся языком произнёс:
— Пошли к нам домой. Тут недалеко.— И добавил: — А тебе слабо взять с собой пива и водку?
— Да легко, — ответил я.
Подъезд бывшего общежития, куда мы вошли втроём был не просто загажен, а показалось, что он был засран ещё со времён царя Николая II, и дому было лет сто. Я закрыл нос шарфом, на что Антон подметил:
— Какая разница, где пить, лишь бы было тепло.
А дальше было как в кино «Пять вечеров» Никиты Михалкова. Длинный коридор, комнаты слева, справа по двенадцать квадратных метров, общая кухня и общий туалет. Скрипучий пол и обшарпанные стены. Антон и Василий с семьями жили в соседних комнатах. Встретила нас жена Ва- силия и на моё удивление встретила с улыбкой на лице:
— Вернулись, заполошные, — сказала она.
В комнате было убого, но чисто и прибрано.
За столом на повестку встал риторический вопрос: мы все пришли в этот мир одинаковыми, почему мы живем по-разному?
— Антон, какого чёрта вы живёте такой жизнью? — спросил я.
— Какой, — усмехнулся Антон.
— Бомжуем? — и продолжил:
— У тебя квартира есть?
— Да.
— Ты её от государства получил?
— Нет, заработал.
— Вот! А машина есть?
— Есть.
— Ты её от государства получил?
— Нет, заработал.
— Вот! И деньги водятся?
— Да, не без этого.
— Вот! Ты говоришь, есть много путей заработать хорошие деньги для нормальной жизни. А есть такие деньги, чтобы нормальные и честные, чистые. Чтобы не красть, не разбой и не «шестерить». Не изменять себе?
— Ну ты, брат, сказанул, — ответил я. — Без компромиссов жизнь не бывает. Всё полярно в этом мире.
— Вот! — усмехнулся Антон. А у нас всё по прямой и без ваших плюсов и минусов.
— Ты знаешь, кто он был? — Сказал Антон, указав пальцем на дремлющего Василия. Он педагог, учитель истории с большим стажем. И что он имел. А сейчас, бывает, за один день он имеет месячную зарплату педагога. И пьян и сыт и нос в табаке. Правда, не часто, но бывает. Вот я учился, институт, аспирантура. Думал, буду двигать науку, и ни хрена. Институт акционировали и сдали помещения в аренду, а потом всё здание продали.
— Но так со многими происходит, — возразил я.
— Поменяй профессию.
— Не могу.
— Почему?
— Да не нужна мне другая и другого не хочу.
— А сейчас-то ничего нет.
— А и пусть, лучше так, чем другое. Не береди душу, давай лучше выпьем.
Он растолкал Василия и пододвинул к нему рюмку. Подмигнул мне, выпил, крякнул и задал встречный вопрос:
— А ты жизнью доволен? Вполне, ответил я.
— Вот! Врёшь, однако. Это с фасада ты упакован, а внутри копнуть, куча недоразумений.
— С чего ты взял? — спросил я.
— А ты, как все боишься прошлого, отгрызаешь сейчас где можно на будущее, а сам сейчас, вижу по глазам, думаешь как и я. Ты знаешь, что всё, что имеем, это у нас в кредит. Уйдём туда, в землю, а всё останется на поверхности. Вот ты сюда к нам как попал? Дело случая? Нет. На «экзотику» потянуло. С теми, такими как ты, надоело. Ведь ничего в людях за всё время не изменилось. Одна гадина поедает другую гадину. Победитель пользуется всем, что имел побеждённый. Слова Достоевского помнишь? И ничего не изменится, пока не придёт всеобщий «писец», и вынужденно и нехотя, но всем без исключения придётся развернуть мозги направлением в другую сторону, на 180°.
Я стоял у окна большой коммунальной кухни, курил. Позади бегали дети Антона и Василия. Жена Василия готовила еду на три дня вперед, на две семьи и тихонько напевала «Ой, цветет калина, в поле у ручья...»
Мысли мои были далеко. Они устремились вместе с трясущимся поездом в бездонное, вечернее небо.
Падал снег, и белая стена хлопьев искрилась в лучах уличных фонарей, и мне было легко и спокойно. Я думал о жизни, которая каждый день преподносит сюрпризы. Думал обо всём, и о всех, кто живёт рядом на этой удивительно щедрой и священной земле.