Пётр не мог уснуть, хотя вечером от усталости ели дополз до кровати. Полный день налегал на плуг,не замечая, как пот ручейками струился по вискам, по спине. Таня была на сносях, и Пётру необходимо было управиться поскорее с пахотой. Он очень любил и жалел свою маленькую, хрупкую жену, старался лишний раз сам поднять ведро, почистить хлев, даже тесто не разрешал месить, так как это занятие требовало много сил и напряжения. Придя с войны, посмотрев на хозяйство, столько планов замелькало в голове Петра, что пожалел о том, что Бог дал всего две руки: везде не пахано, не сеяно, не строено. Везде разруха и осиротевшие усадьбы заросшие бурьяном, напоминающие о том ,что их хозяева никогда не вернутся . Голод шнырял по сёлам и городам. Тут не две руки надо, а целых четыре, чтобы две руки держали плуг, две топор. Эх! ещё бы две, чтобы между делом жену обнять, да и папироску закурить.
Таня перестала похрапывать, и Пётр понял, что она тоже не спит. Нежный голос спросил у Петра:
-- Петь, а Петь, вот война закончилась, кругом столько дел, рук не хватает, а как же твой друг, который тебя защитил от пули? Ты ведь сказал, что он без руки, и нога у него дугой , как же он живёт? Что с ним? Где он? Ты же говорил, что он недалеко от нас живёт,в уезде рядом. Я часто думаю о нём,представить трудно,
глаза видят кругом, что дел столько, хоть
спать не ложись, а делать то ему нечем. А ты его вспоминаешь?
Петр вытер слезу и ответил:
-- Я его не то, чтобы вспоминаю, я за него молюсь каждое утро. Он конюхом был в колхозе. Для него лошадь смысл жизни. Он на войне бредил ими, всё рассказывал, как скакал на своём коне и ветер обгонял, как коня купал в реке, как прощался с табуном, уходя на войну. Сам рассказывает, а сам ревёт, а потом начинал передразнивать, как ржут кони, да так, что мы головы поворачивали назад, как будто конь сзади стоит. У него невеста была в селе, до свадьбы не успели пожениться, дояркой была.Иван говорил : ,,Она про коров, а я про лошадей разговоры вели. Каждый отел коровы, она на ферме ночевала, а я в конюшне. Вот сводит же бог дураков, узнали о чем говорить, нет, чтобы свадьбу сыграть... мы всё разговоры разговаривали".
Когда Иван говорил о ней, то светился как медный самовар. Бывало в окопе сидим, а он сам с собой разговаривает, или про лошадей или о невесте. А теперь я даже не знаю, где он! Что с ним! На мое письмо он не ответил. Вот когда посевная закончится, ты родишь -- я поеду его искать. Я ему жизнью обязан, не гоже своего ангела хранителя забывать".
Петр встал, посмотрел в окно и решил, что хоть темно, но надо идти опять пахать. Это же счастье вдыхать запах земли, запах жизни. Всё мысли были о том, что придёт время и заколосятся все заросшие бурьяном поля, построют фермы, конюшни. И всё это благодаря вот таким мозолистым рукам. Петр посмотрел на свои руки , на свои мозоли и опять вспомнил Ивана.
Таня родила сына. Повитуха смеялась, что он пробкой выскочил, как шарик выкатился малой. Несмотря, что Таня маленькая с виду, хлопец родился крепким, горластым. Как только окрепла жена после родов, Пётр засобирался навестить своего друга. На сердце было тревожно, вроде должен понимать, что после войны много инвалидов, ведь жизнь слишком дорога, чтобы её тратить на нытьё, надо приспосабливаться любым способом. "Нет руки, или ноги, значит цепляйся зубами. Есть глаза, есть голова, значит ими работай, ведь работы всём по шею, главное сердце бьется, и есть желание жить" , -- так рассуждал Пётр, но зная характер Ивана, он боялся, что без руки, да с больной ногой, он не найдёт в себе силы изменить свою трудовую деятельность.
Долго добирался Петр до деревни Ивана. Душа его ликовала, когда видел вспаханные поля и плакала, когда видел сожженные или заброшенные, заколоченные дома. А вот и деревня Ивана. Зашёл в первый дом. Молодая, но совсем седая женщина выронила ведро из рук, и схватилась голосить. Ей показалось, что это её муж вернулся. А потом придя в себя, пояснила, что по сей день прислушивается к каждому шагу, к каждому шороху. Ведь не важно, что давно война закончилась, вдруг письмо затерялось, а муж в госпитале задержался. Долго Петра не отпускала Настя, всё угощала, всё распрашивала, всё пожирала глазами, как будто видела перед собой мужа. Про Ивана ничего не сказала, только
заплакала и махнула рукой.
Большой дом стоял на отшибе. Кругом чувствовалась хозяйская рука. Новый тын отделял дом от надела земли, порог дома, ворота во двор, в далеке от дома какое то строение тоже были новыми. Петр заликовал. Открыл дверь в сени и в лицо ударил конский запах. На гвоздях висели хомуты, уздечки, а на полу лежали подковы. Петр от радости готов пуститься в пляс, резким рывком открыл дверь и обомлел. По средине горницы висела люлька, в которой спал кроха. В красном уголке горела лампадка, лежала раскрытая книга Псалтырь.
Ивана дома не было. Петр вышел во двор и увидел хозяина. Только по пустому рукаву, и по хромоте Петр узнал друга. Худой, седой как старик, горбатый, с воспаленными от боли и от недосыпания глазами смотрел Иван на Петра. Слезы радости и слезы большого горя лавиной хлынули от Ивана к Петру.
После комиссования Ольга забрала к себе Ивана, она не ждала предложения выйти за него замуж, лишь молча собрала его пожитки и тихо сказала: ,, Дом твой полуразрушен, мой целехонький, земля у нас урожайнее, рядом речка, лошадей ближе поить. Нечего время зря терять, надо жить, а не слюни пускать".
-- Первое время я ночами выл от боли в оторванной руке, утром встану, рукой хвать, а другой руки-то нет, выходит, что только ложку способен держать, а молоток, топор, коня запрячь я не способен. Я есть не мог, а тут когда жена забеременела, как подумаю, что на руки взять своё дитё не смогу, что вторым довеском для жены стану, то совсем сник, сопли и сопли распустил.
Ольга сначала уговаривала, вместе со мной бросала есть, а потом, устала. Ведь она с первого дня замужества сказала, что будет моей второй рукой, что всё наладится, главное терпение и смирение. А я всё ныл, и ныл. Тяжко мне было видеть её беременную за плугом, за вязанкой сена, с молотком, с топором. А потом, она так разошлась, так накричала на меня. Взяла верёвку кинула к ногам : ,, Иди, лишай себя жизни, тебя Бог живым оставил, чтобы ты жил и работал за своих погибших друзей! Чтобы детей воспитывал! Ведь голова есть, рука и ноги есть, ты же меня беременную не работой, а своим нежеланием жить убиваешь!"
Как будто мне руку пришили, стал я приспосабливаться к работе. Ты видел, я тын сколотил, ворота, сараюшку, всё почти один, ну конечно, Ольга помогала, что мне совсем было не с руки. Корову одной рукой научился доить. Ольге с пузом не разрешал под корову садиться, вдруг боднет. Я себя начал чувствовать полноценным человеком.
Ольга после родов не встала, открылось кровотечение, закатилось мое солнышко, мой журчащий ручеёк пересох. Думал, с ума сойду, а гляну на Стефана, душа драться начинает с горем. Жить надо, растить надо сыночка. Приходит Вера его кормить грудью, а сейчас ему пять месяцев я молочком подпаиваю, помогают мне люди, кто делом, кто словом, но больше всех мне сынок силы даёт, да Ольга видимо для меня у Бога смирения и терпения просит. Я буду жить, буду сына растить, как бы тяжело не было физически. Обидно, что сына не увидит Ольга.
Петр с Иваном спать не ложились, за разговорами, воспоминаниями встретили рассвет. Иван, ловко перепеленав сына, одной рукой прижимал малыша к своей груди ,и сынок, улыбаясь тут же засыпал. Петр предложил Ивану поехать к нему жить : ,, Жена поможет с сыном,я всегда на подхвате буду, дом у меня просторный. У нас колхоз как на дрожжах растёт. Боль уляжется невесту тебе найдём".
,,Я никогда не брошу Ольгу. Кто же к ней на могилку придёт и расскажет о сыне, о том, что мы сильные, что я справляюсь с проблемами так, как она желала. Уехать,значить показать ей свою слабость, беспомощность, нежелание приспосабливаться, терпеть. Уехать, значит предать ее. Убежать от её мечты. Не поеду я никуда". Петр не уговаривал, ведь он знал, что на месте Ивана поступил бы также.
Автор Наталья Артамонова.
