Сложно сказать, на сколько «Сектор Газа» оказал влияние на русский рок и на русскую культуру в целом. Достаточно вспомнить такие песни как «Пора домой» или «Демобилизация», песню «30 лет» или «Лирику» с ее темной романтикой любви, остро-социальные песни, песни про будни деревни, про молодую Россию, про криминал, кажется, порой, что Юра Хой спел почти про все, что волновало общество в постперестроечный период, в 90е, и даже новое тысячелетие «Сектор Газа» зацепили. Слушатели Хоя давно поняли, что «Сектор Газа» это не про мат и пошлятину, это панк, положенный на российские реалии, с российским колоритом, с российскими архетипами, которые отличаются от панк-архетипов зарубежных. Поэтому «Сектор» кажется нам таким родным, правдиво подъездным панком для народа, а не только для фанатов. К тому же Юра в своем творчестве не стоял на месте, а экспериментировал, пробовал новые формы, смешивал стили, поэтому его альбомы не кажутся одинаковыми, в каждом из них есть изюминка и какая-то свежая струя.
Особняком тут стоит альбом «Кощей Бессмертный», во дворах более известный как «Сказка Сектора Газа». Группа всегда использовала в своем творчестве русский фольклор, зачастую в своих песнях опираясь на известные русскому народу фольклорные архетипы, но переосмысление этих архетипов в панк эстетике достигло апогея именно в «Кощее».
Так про что этот альбом? Просто ли это стеб над русскими сказками или же это глубокое произведение панк искусства? Почему он на 90 процентов каверный и почему лишь одна песня оригинальная? Давайте попробуем разобраться.
Фольклорная основа в панк переосмыслении.
В «Кощее» мы видим всех типичных представителей русских сказок: Царя, его трех сыновей, Василису Прекрасную, Бабу Ягу, Кощея, пожалуй, лишь Дракула тут выглядит инородным. Все эти герои используются в классическом русском фольклоре по большей части в воспитательных целях, т.е. русские сказки формируют у детей морально-волевые качества, социальные нормы и тд. Иван Дурак – сильный, смелый, честный и благородный, Василиса – кроткая, скромная, несмотря на свою красоту, Кощей – однозначный злодей, которого герой побеждает за счет тех самых морально-волевых вкупе с социальным взаимодействием с другими персонажами. Но «Сектор Газа» не были бы иконами панка, если бы не переосмысли эти образы.
Давайте немного погрузимся в контекст. Панк культура – это всегда культура протеста, несмотря на то, что многие панк исполнители популярны во всем мире. Русский панк не исключение, он тоже протестует, но если во времена СССР он протестовал против советского уклада и высмеивал советский оголтелый монументальный пафос в изображении окружающей действительности, то в начале 90х, когда СССР уже перестала существовать, у общества еще не было некоего социального вектора, национальной идеи, панк культура пыталась осмыслить происходящее и обратилось в своем творчестве к досоветским русским традиционным ценностям, таким, как русский фольклор. Вообще творчество «СГ» тесно связано с русской деревней, вот только они всегда уходили от советского изображения колхозов и деревень, как житницы народов, и показывали эстетику деревни через панк осмысление. Такие песни как «Плуги Вуги», «Хорошо в деревне летом» и многие другие показывают слушателю русскую деревню во всей ее реалистичной красе, без показного советского пафоса. Деревня у «СГ» - это место, которое, не смотря на СССР, живет своей особой жизнью, с ее особенностями времен Российской Империи, типа сельского туалета, утреннего подъема, чтобы выгнать корову в стадо и дать курям зерна и тд. Кроме того, там, за околицей, в лесу до сих пор живут лешие, кикиморы, вурдалаки, и ночью выходить опасно. Песня «Колхозный панк» - это не только песня – самоопределение, но и, своего рода, некая лакмусовая бумажка, по которой видно, на сколько деревня оторвана от окружающей ее реальности: мимо нее проходит все, в том числе и новые веяния в культуре, даже развал СССР не затронет ее, потому что корову по прежнему нужно будет утром выгонять в стадо и давать курям зерна.
Мир «Кощея бессмертного» - такая же деревня, которая существует вне времени. И хотя рассказчик локализует действие «в русском царстве», ощущение складывается, что это большая деревня, либо мелкое княжество. Такой сеттинг вполне естественен – если уж деконструировать русский фольклор, то местом действия должно быть место, где он еще жив, и будет жить дальше. В разного рода русских сказках, то самое царство – это большое богатое социальное образование, где все счастливо живут. Поэтому «СГ» в изображении царства сразу же окунают слушателя в реализм: Царь – похотливый правитель, Царица – давно уставшая от царя женщина, а сыновья – обычные сыновья богатых родителей: бабники, пьяницы, воры. Это, кстати, интересный момент, что Ванька младший лазает ночью по садам, то есть дворец Царя находится настолько близко к деревенским домам, что молодой принц просто ворует вишню по соседним огородам. Это дополнительно уменьшает масштаб «Великого Царства». Естественно жизнь высших особ не направлена на какое-либо улучшение жизни подданных, или же внешнюю политику. Царь решил женить своих сыновей не на принцессах соседних стран, а просто на ком-нибудь, лишь бы девок не портили, ну и остепенились хоть как-то. И стрела тут из классического понимания «стрела судьбы» превращается в «стрелу наплевательства». Если в русских сказках стрела – это своего рода перст судьбы, который ведет за собой, подчеркивая, что нет никаких случайностей, и если стрела старшего брата легла во дворянский дом, то так было предопределено высшими силами. Младшему сыну пока еще рано иметь счастливую жизнь, ему нужно измениться, повзрослеть, преодолеть трудности, чтобы потом дорожить этой самой счастливой жизнью, поэтому его стрела улетает в болото и попадает в лапы лягушке. У нас же мир –это деревня в изображении «Сектора Газа»: приземленная, реалистичная, при этом существа мифологические, типа кикимор и вурдалаков, - такая же обыденность, как и все остальное. На такое восприятие влияет и предшествующее творчество «СГ», ведь мы уже представляем деревню в их изображении, и мы уже видели всех этих сказочных существ в песнях с предыдущих альбомов. Поэтому говорящая лягушка не воспринимается чем-то сказочным, а ощущается вполне обыденно. Стрела – не что иное как способ избавиться от сыновей в соперничестве за женщин, поэтому не важно, куда она упадет, лишь бы девок не портили. Сыновья смиренно приняли волю царя, даже Иван, которому досталась лягушка.
Центральные образы так же кардинально отличаются от их сказочных прототипов. Сделанные в реалистичном ключе в лучших панк традициях, Иван и Василиса лишены возвышенного изображения и показаны крайне приземленно: Иван наглый и избалованный, отправляется в пусть не сколько ради спасения девушки, сколько ради плотских утех с ней, о чем, кстати мечтает и сама Василиса, которая, в сказках, является воплощением чистоты. Даже находясь за пределами своего царства, Иван не теряет своей наглости и разговаривает с остальными персонажами с высока и грубо. Даже сам момент, когда он все таки решает забрать лягушку с собой, объясняется им вполне себе привычными нам национальными стереотипами типа злой тещи, меркантильности девушек, жаждущих лишь украшений и тд. Конечно, в русском фольклоре этот момент является своего рода символическим испытанием Ивана, отвергнет ли он то, что ему уготовила судьба, или примет и начнет свой путь героя, со всеми вытекающими.
Не менее интересны и второстепенные персонажи. Сама эстетика реалистичности не особо предполагает какой-либо однозначности: в мире нет абсолютно плохого или хорошего, все намного сложнее, поэтому не получится изобразить персонажей, традиционно воспринимаемых нами как антагонистов, однозначно. В «Кощее» эти персонажи не только приземлены так же, как и остальные, но и получают свой бэкграунд, персонажи раскрываются перед нами. Это конечно сольные арии антагонистов: Ария Бабы Яги, Кощея и Дракулы. Последний кажется в этом списке инородным архетипом, не характерным для русской фольклорной традиции, но Дракула, в переосмыслении «СГ» вписывается как родной. Флер европейской таинственности и готической грусти вечно живущего вампира полностью смыт русскими лесами и болотами. Теперь это хоть и кровосос высшего порядка, но живущий в гуще леса и питающийся чем попало, что никак не напоминает нам неоготику Стокера. Интересен и образ Бабы Яги. Она уже не просто колдунья-хозяйка леса, она обманутая женщина в горе, полюбившая молодого человека и из-за любви, продавшая душу сатане, и это никак не состыковывается с фольклорным пониманием это персонажа. Тут уже нет однозначности русских сказок, тут есть трагедия неправильного решения затуманенным от любви мозгом. Она помогает Ивану из личных мотивов, не наделяя эту помощь типичным каким-нибудь фольклорным уроком, так же, как и Дракула просто стремится устранить конкурента, просто чужими руками. Битва с Кощеем у Ивана не была сказочной, а была обычной, Кощей просто «сдох», как обычный человек, со всеми вытекающими. Изначально высокомерный Кощей, продавший душу Сатане, и перед смертью не считал себя ровней обычным людям, хоть и признавший поражение. Похищение Василисы само по себе напоминает нам о судьбе Бабы Яги. Стремление Кощея обольстить красивую женщину роднит этих персонажей, и в этом даже есть интересная мысль о том, что Василиса и Баба Яга не особо отличаются друг от друга. Просто немного разные мужчины им попались. Кстати о мужском начале: смерть Кощея была перенесена из классической иглы, которую нужно сломать, в куда более чувствительное место, что тоже отвечает эгоцентричному изображению Кощея, как разрушителя женских судеб. И вроде как Иваном тоже движет инстинкт, но в случае молодого принца это приводит его к счастью, в то время как Кощея – к смерти. Иван И Кощей так же очень похожи, и в этом даже есть некая мораль о том, что инстинкт не должен управлять человеком, должно быть что-то еще.
Форма повествования.
Большая часть песен – это каверы на известные зарубежные песни, и лишь «Еду бабу выручать», помимо вставок сказителя, является авторской. В этом тоже есть некое панк понимание жанра. Есть много известных русских рок опер, все они отличаются уникальным авторским саундом. Подобный подход не совсем подходит для панк оперы, где все должно быть немного жестче, но сама «СГ», хоть и панк группа, но все же не металлисты и не альтернативщики, хоть и могут навалить тяжелых инструментов. При этом заимствованные мелодии отлично легли на нефольклорные элементы, что не сделало их чем-то инородным в русской сказке, потому они работали на раскрытие персонажей и на емжперсонажный нарратив. Но они не подходили для типично фольклорных вещей типа изображения начала пути героя. Тут рождается именно авторский трек.
Сами герои по большей части своей статичны, никто не меняется, хотя для любой сказки характерна именно героическая арка, то есть герой претерпевает изменения в характере, самосовершенствуется, становится лучше, благодаря чему преодолевает препятствия и благодаря этому выявляется мораль. Наши герои не совершенствуются, хотя проходят арку героя, но это только формально, то есть внешне конечно есть путешествие, трудности, но нет их преодоления. Шаблоны сказочного повествования соблюдены по форме, но не по сути, и в этом так же видна деконструкция этих самых шаблонов.
Интересен и подход к голосу сказителя, который, конечно, не отвечает представлениям о том, какой голос должен быть у рассказчика сказочной истории. Всем всегда представляется глубокий голос, способный увезти твои мысли за собой и погрузить в сказочную атмосферу. В «Кощее» же голос резкий и писклявый, как бы в противовес нашим представлениям. Как только начинается повествование мы понимает, что не следует ожидать всего того, к чему мы привыкли. На это настроение так же играет и наличие «Интро». И конечно в этом ключе классическое «Дела давно минувших дней, преданье старины глубокой…» звучит комично.
Итог.
В период молодой России, русский панк-рок так же искал себя. Уже как-то не комильфо продолжать срывать маски с советского уклада жизни, и рок по большей части встал на паузу, чтобы как-то осмыслить происходящее и определить для себя дальнейшие творческие векторы. «Сектор Газа» в этом плане на стала изменять себе и продолжила гнуть свою линию, опираясь в своем творчестве на русский фольклор вкупе с эпизодиальным натурализмом. Как выше было уже замечено, в деревенской глубинке ничего не меняется, и эта эстетика близка и понимаема большинством на постсоветском пространстве, более того, обращение к фольклору стало даже более актуальным, учитывая, что с исчезновением советской идеологии, русская культура повернулась в том числе и к своим истокам в поисках того самого вектора. «Кащей Бессмертный» в этом плане выглядит актуальным, хоть и не расходится с общим вектором творчества «Сектора Газа». При этом в традициях панка, протест выражен с деконструкции всего, что можно, от структуры русской сказки до главных ее героев. Эстетика «Сектора Газа» всегда была противопоставлена классической советской эстрадной культуре с ее нарочитой стерильностью, была она противопоставлена и рок традиции с ее глубоким осмыслением окружающего мира. «Сектор» - это что-то для народа, хоть и не так высокопарно и вычурно, как у «ДДТ» например или «Наутилуса», но не менее интеллектуально. Такие песни как «Life», «Пасха» и др не менее глубоки, чем у коллег, которые творили в классической рок традиции, сильны и экзистенциальные мотивы, в таких песнях, например, как «Бомж» или «Утопленник». А уж песня «Гуляй, Мужик» подводит итог эпохи СССР не менее сильно чем «Это все» у «ДДТ». «Кощей Бессмертный» - это альбом, который запомнился всем ни как насмешка, или баловство, но как атрибут реальности, которая всегда может дать под дых. И поэтому у многих на постсоветском пространстве есть старые добрые русские сказки, и есть «Сказка Сектора Газа».
