Царица Нефертити. Сальвадор Дали

Розена Лариса

Роман "Долгая беседа подходит к концу или новая шахерезада", екатеринбург, 2021, Ридеро; печатается по главам; смотрите также:  Проза.ру https://proza.ru/2023/11/30/629

Интернет - свободный доступ

(ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Глава пятая.

 Царица Нефертити. Сальвадор Дали.

-А Вы знаете, Татьяна, в школе, когда мы учились, спасения педагогам от нас не было. Давали мы им жару! Одну англичанку не возлюбили, и что думаете, делали? Ужасные вещи! Втыкали в стул булавки. Она садилась, а потом с воплем взвивалась, чуть не до потолка. Мы никого из заводил не выдавали, благодаря чему не могли конкретно никого наказать. Иногда мы ещё поступали примерно так: ложки соединяли вместе и подвязывали сверху над дверью. Сценарий таков. Учитель входит, кто-то дёргает за верёвку, ложки со звоном падают, он кричит, как резанный, на всю школу. А мы помалкиваем. От нас, бывало, плакали все учителя. Но сделать с нами ничего не могли. А Вы хулиганили на уроках?
-У нас не хватало на такие фокусы фантазии. Мы только всем классом убегали или поодиночке прогуливали. А после родителей в школу вызывали, дома влетало от них.
-А моя мама всегда боялась, как я бы в тюрьму не угодил. Сам был озорной, и друзья не лучше. Один раз обрез смастерили, еле уговорили нас отдать его взрослым, чтоб не случилось несчастье.
-Сколько выдумки у мальчишек! Девчонки только в куклы играют, да наряжаются, как взрослые. Вот если б у Вас был такой учитель, который рассказывал бы увлекательные, интересные истории, Вы, ребятишки, были бы другими. Когда я преподавала в институте химию, на переменах увлекала студентов рассказами о прекрасном. И что Вы думаете? Все учащиеся в моих группах сдавали экзамены на одни пятёрки. Они старались лишний раз занятия не пропустить, им было интересно. Я и сама училась в нынешнем Петербурге (прежнем Ленинграде), так на специализированных лекциях по химии преподаватель отвлекался от темы и рассказывал о древнегреческом Пергамском алтаре из Афин. Я немного подзабыла, кажется, сейчас он находится в Дрезденской галерее, в Германии. Итак, мы пьянели, если можно так выразиться, от счастья, что узнаём об удивительно-прекрасных вещах. Оказывается, на свете существовало такое, о чём мы, желторотики, ничего не знали. Перед нами открывался новый, заманчивый, таинственный мир с его прошлым и настоящим, загадками и открытиями. Что означало для нас - узнать о древнем Египте, пирамидах в долине Гизе, о жизни далёких фараонов, жрецах и их тайнах?! Было интересно познавать об эллинах, их архитектуре, скульптуре, о воинственном древнем Риме и о других культурах и артефактах. После таких отступлений преподавателя, мы изо всех сил старались заниматься самообразованием, больше постигать. Ходили в Эрмитаж, Русский музей, на выставки художников, в филармонию, Мариинку. Бегали по всему Ленинграду в поисках редких книг по искусству, пластинок классической музыки. Как здорово, когда человек постигает прекрасное! Душа становится тоньше, возвышенней! Появляется стимул жить увлекательней, насыщенней.
А сейчас, если Вы согласны, мы с Вами сделаем экскурс в далёкое прошлое, в древний Египет. Вы когда-нибудь слышали о судьбе прекрасной царицы Нефертити? Через толщу веков до современного человека дошла молва об её красоте. Жила она приблизительно между 1353 – 1336 годами до нашей эры. При раскопках старой столицы Египта, брошенной фараоном Эхнатоном, её супругом, нашли мастерскую древнего скульптура, ваявшего бюсты царицы. Мы, сегодняшние люди, покорены её красотой. Но, по одной из версий, её супруг фараон Эхнатон так не думал. (Версия 60 г. г. 20 века). Завёл другую возлюбленную, женился на своей родной сестре Бакетатон, покинув Нефертити, старую столицу, и поселился в новой – Ахет-Атон (Тель Амарна). Поступал он так вопреки традициям предков. И больше всего он прославился своей религиозной реформой. Эхнатон пытался утвердить всеобщее почитание «бога» атона (солнца), вместо традиционного культа амона. В честь нового «бога» он сменил своё имя Аменхотеп на Эхнатон. Фараон оправдывал свои поступки тем, что хотел, в результате религиозной реформы объединить Египет. Везде были разные «божества», он желал, чтоб вся страна поклонялась единому новому «богу». Но его нововведения не закрепились, после его смерти были забыты, а он сам проклят жрецами. А пока он правил, пришли в запустение старинные храмы древних «богов» с лотосовидными и папирусовидными колоннами, грустила царица Нефертити, забытая в прежней столице. Современники никогда бы не узнали о ней, если б не раскопки археологов, нашедших её бюсты. Смотришь на них и думаешь: разве можно было отвернуться от такой женщины? Она загадочна, как древние пирамиды, и её женственность будет волновать людей ещё многие тысячелетия, если Бог сохранит землю. Взгляд царицы говорит о многом. Он выражает такое, что не уничтожит время. Сквозь тысячелетия призывно смотрит она на нас, и мы застываем перед её волнующей красотой в немом восхищении. В чём же сила красоты? Можно попытаться объяснить результаты действия того или иного явления, но природу его происхождения иногда невозможно. После того, как Эхнатон её покинул, она должна была пребывать всегда в одиночестве. Оставленная женщина не должна была искушаться сама и искушать других мужчин. Считалось, она умерла для любви и полноценной жизни. Однако, фараон приставил к Нефертити охрану - воеводу Аменренефа, чтобы она не запятнала его чести. Страж исправно выполнял свои обязанности. Наблюдение за покинутой царицей велось ежедневно с самого раннего утра, до позднего вечера. Даже душной ночью, когда в прозрачной хламиде она выходила одна на открытую балюстраду и смотрела на звёзды, низко нависшие над землёй, слушая вой шакалов, он уже стоял сзади. Как же он ей надоедал! Порой она желала бы избить его своими увесистыми сандалиями до огромных синяков. Ну как можно такое терпеть - без предварительного согласования с ней, он мог входить в её покои, наблюдать за её пробуждением, отходом ко сну. Иногда он заходил в её личные покои даже во время её сна, если что-то казалось ему подозрительным. После этого она просыпалась, плача из-за своей беззащитности. Он принимал участие в её трапезе, прогулках по Нилу или в висячих садах на крыше её дворца, устроенных, по подобию древних садов Семирамиды. Это очень раздражало гордую женщину (ведь она была царицей!). А при таком отношении она чувствовала себя пленницей, но изменить ничего было нельзя. Даже в изнуряющий полуденный зной, когда казалось, от жары полопаются сосуды головного мозга, а от расслабляющей истомы нельзя сделать лишнего движения, Аменренеф находился возле неё, словно призрак. Каждое движение бывшей супруги фараона описывалось и отсылалось в новый дворец. Но она была так прекрасна, и он так часто её видел, что невольно стал поддаваться её обаянию. Помимо красоты, она была наделена умом, мягкостью, рассудительностью и постоянством характера. Поэтому любила своего супруга и очень тосковала о нём. Но она была ещё очень молода, и, однажды утром, проснувшись под нежные звуки арфы, широко распахнув глаза, подумала: «Как же прекрасна жизнь!». Потянувшись на ложе от переизбытка сил, вдруг увидела своего мучителя. Он сидел поблизости, наблюдая за её оживлением. Но сегодня это не испортило ей настроение. В фаянсовых ярких напольных вазах благоухали цветы, испуская тонкий экзотический аромат, привезенные купцами из Сирии. На туалетном столике лежали священные скарабеи, подаренные ей на счастье во время свадебной церемонии. На груди сверкал большой золотой амулет от сглаза. Царица хлопнула в ладоши, к ней подбежали служанки и стали овевать опахалами, ей хотелось ещё немного понежиться, подышать опьяняющим запахом изысканных цветов. Наконец она приподнялась. Проворные руки прислужниц принялись облачать её в просторные полупрозрачные одежды. Аменренеф наблюдал за церемонией. И когда во всём блеске своей красоты, юности, свежести она прошла мимо него вперёд и вступила на открытую балюстраду, сердце сурового воина сжалось от мучительной боли и тоски. Он понял, что никого нет на свете дороже той, что шелестя шелками и пьяня ароматами, прошла только что мимо него. Он ощутил, за её внешней неприступностью скрывается тонкая, нежная, хрупкая женщина, которую надо беречь и защищать. Аменренеф чуть не застонал от чувств, переполнявших сердце, но сдержался. Ведь он воин, а не слабая женщина, и обязан владеть собой!
С длинными распущенными волосами, босая, овеваемая лёгким ветерком, она долго всматривалась вдаль. Потом подошла к распустившемуся только что кактусу, поцеловала цветок. Протянула руки к востоку, будто призывая солнце проснуться и порадовать землю, запела лёгкую весёлую песенку, несколько раз покружилась, и с милой улыбкой вернулась назад. Воин замер на месте, не в силах сделать лишнее движение, следя за ней только одними глазами. Царица вновь хлопнула в ладоши, сбежались служанки, наперсницы и решено было устроить весёлую прогулку на папирусных лодках по Нилу. Забегали, засуетились слуги, готовясь к царственному кортежу. Всюду раздавались весёлые суетливые голоса придворных и отзвуком колокольчиков разносились по отдалённым палатам и переходам. И в обезлюдевшем дворце всё вдруг запело, наполняясь счастьем, радостью, весельем. Придворные поняли: хватит грустить! Воевода рассеяно наблюдал за происходящим, целиком погружённый в свои мысли. Разве мог он, смертный, любить божественную, пусть и покинутую фараоном? Он осознал, во что бы то ни стало надо скрывать свои чувства. Они томящей горечью прятались глубоко в душе, и та ныла в смятении и радости. Он становился рабом солнце подобной. Ему захотелось, чтоб всё окружающее исчезло, остались бы только он и она. Но как такое возможно? О, он даже готов уже жизнь отдать за такое мгновение…
Она же, впервые, не вспомнила о прошлом. В душе не было привычной грусти. Ей надоело терзаться, плакать, ждать. Вернётся ли он за ней? Нет, всё прочь! Сейчас покажется солнце, начнёт пробуждаться живое и вместе с ней радоваться жизни. Она не может надышаться воздухом, налюбоваться окружающим вокруг миром, будто долго болела и, наконец, выздоровела. И сразу увидела, как всё прекрасно, оживает, дышит, смеётся! От переизбытка чувств она запела древний гимн солнцу, свету, жизни. Потом упала на колени, благодаря своих языческих «богов» за всё сущее. Близкие были рады, происшедшей в ней перемене. Стоявшие вокруг, удалились, чтоб не мешать радости её сердца. Когда она, мягкая, умиротворённая, пришла в себя, всё уже готово было для прогулки. Царственный кортеж неспешно и весело, наконец-то, добрался до реки, несколько раз отдыхая в пути.
Восходящее солнце, отражаясь в воде, окрашивало её в разноцветье. Раннее утро завораживало, обещало быть оживленным, не очень жарким. Собрался целый караван папирусных лодок. Царица плыла в первой, в остальных – служанки, приближённые. Девушки смеялись, протягивали в Нил руки, брызгались. Над рекой неслись песни, смех, священные гимны. Только прекрасная Нефертити была уже серьёзна. Вдруг она чему-то улыбнулась. Чему? Это было загадкой, но она переродилась. Прогулка была неофициальной, поэтому она не отягощала себя парадной одеждой. Легкие покрывала, облегающие стройную фигуру, придавали ей изящество и шаловливость. Не было диадем, ожерелий, тяжёлых сандалий, украшенных золотом. На голове венок из цветов, который сплели девушки. Прекрасную Нефертити, как всегда, сопровождал воевода. Он захотел грести сам, решив, что справится за остальных семерых гребцов. Поэтому в лодке, кроме них, никого не было. Кавалькада медленно скользила по реке. Но вдруг первая лодка оторвалась от остальных и резко рванулась вперёд. В суматохе никто ничего не заметил. За ними слышались смех, пение, музыка, но царица была рассеяна, не прислушивалась. Она мечтательно смотрела вдаль. Аменренеф был не спокоен. От усилий и напряжения он побагровел, на лбу вздулись синие жилы. Пот градом катился по телу. Ничего не замечая, забыв обо всём, он думал, лишь о ней, всё ушло в сторону. Лодка мчалась вперед, как стрела. Сейчас, здесь были только он и она, та, которую заря соткала из своих розовых лепестков. Солнце придало ей ослепительную лучезарность, а луна – загадочность и женственность. Перед ним, как ему мнилось, сидела сама повелительница вселенной. Она играла на арфе, звуки оживали под её пальцами, находя отклик в его душе. Наконец её сердце успокоилось, она затихла. Он принял это за призыв и устремился к ней, пал на колени, стал лобызать её ноги и говорить о любви. Его голос молил, ласкал, срывался, становился то тихим и нежным, то властно требовательным. Она смутилась. Её любили! Её любили! Перед ней преклонялись, восхищались, она была для него всем! Нет на ней порчи, как шептались придворные. Он вскочил с колен, схватил её на руки, и, не отдавая отчёта, понес лёгкую, как перышко, под навес. Она с усилием вырывалась и кричала: «Нет! Нет!». По нему пробежала судорога. Он пришёл в себя, опомнился, отпрянул, выпустил из рук, сник. И вдруг она осознала, что тоже любит и жаждет его ласк, но, даже оставленная, царица не имеет права терять голову. Глаза её наполнялись то счастьем, то ужасом, то умоляли о пощаде. Он всё понял, упрашивая взглядом успокоиться. Она замерла. Они так далеко отплыли, что их никто не видел и не слышал. Вдруг он схватился за кинжал. Она вновь закричала: «Нет!». Но он, понимая, что не имеет право жить, чтоб не подвергать смертельному риску любимую, прошептал: «Ты прекрасна, я тысячу раз умер бы за тебя!» Она вновь вскрикнула: «Нет! Я люблю тебя!». Он грустно добавил: «Если человеку не за что умирать, то зачем ему жить?». И со словами: «А мне есть за что умирать – я люблю и ты тоже!», - вонзил себе в грудь кинжал. Он упал. От отчаяния она захотела повторить его поступок. Но он, поняв её порыв, со стоном вырвал кинжал из груди, отшвырнув за борт, и прошептал: «Живи, моя радость!». Склонившись над ним, она целовала его в холодеющие уста, и он отвечал на её ласку. Она же обещала, что будет любить его всю жизнь. Никто и никогда не прикоснётся к ней. Никому не отдаст она своего сердца. В его глазах светились любовь, счастье, нежность. А она? Царица была и радостна, и
глубоко несчастна. Почти невозможно переживать эти чувства вместе. Казалось, сердце разорвётся. Ей тоже хотелось умереть… Однако он приказал жить. Когда она стала приходить в себя, то с ужасом осознала, что так и должно было произойти. Он спас их обоих от позора. Ведь по возвращении их чувства не исчезли бы, и всё бы открылось. Тогда бы их ждала более изощрённая смерть - быть заживо погребёнными в отдельных гробницах. А если бы и она умерла, то всё истолковано было бы иначе, и она покрыла бы себя вечным позором. Память о ней была бы проклята!
Вскоре их догнали придворные, она объяснила им, что в воду снесло её покрывало, она протянула за ним руку, увидев подплывающего крокодила, закричала. Крокодил уже открыл было пасть, но Аменренеф опередил, подбежал и воткнул в него кинжал. Воевода же был приставлен к ней для охраны её жизни. Но после содеянного, что убил священное животное, и чтобы не навлечь на всех гнев «богов», покончил с собой. В глазах её стояли слёзы, на лицо легла суровая тень. Ей пришлось сказать неправду, чтоб не была поругана память любимого. Приближённые опечалились. Являясь язычниками, они поклонялись «богу», который был, по их мнению, покровителем крокодилов. Они боялись, - он разгневается на них из-за этого убийства. И ещё их расстраивало другое обстоятельство. С разливом Нила, будет ли он удачным, и сколько останется ила, удобряющего прибрежные земли, было связано их существование. Поэтому древние египтяне чтили ещё и того «бога», от которого, как они полагали, зависел разлив. Чтобы умаслить его, ранее имелся обычай приносить ему в жертву целомудренную, молодую, красивую девушку. Её наряжали в самые лучшие наряды и бросали в реку, шестами заталкивая глубже в воду, чтоб та не выплыла, не спаслась. О таком жертвоприношении существовала старинная легенда: Некогда сам фараон, чтоб задобрить Нил, до этого были неурожайные годы, велел нарядить свою писаную красавицу дочь и бросить в реку. Но, после такого поступка, он, с горя, лишился рассудка и погиб. Вот какие деяния свершали древние правители, думающие о своём народе! Но древние не понимали, разлив рек не зависит от человеческих жертвоприношений. Они были напрасны! И поэтому придворные царицы Нефертити думали: «Может, и воеводу надо сбросить в Нил, в жертву?». Приближённых беспокоили эти вопросы, и ещё: как объяснить фараону, отчего царица села в лодку с Аменренефом одна, и почему он погиб? Что можно, а чего нельзя открыть ему? Увидев смущение на их лицах, царица подумала: «О, видно не зря Эхнатон решил отменить почитание множества других «божеств», кроме одного, иначе с ума сойти можно от предрассудков! Но реформа его не приживётся, люди не меняются, не хотят ничего нового, остаются прежними!». Вслух она пояснила: тревоги эти пусты перед геройским поведением воеводы. Им не стоит бояться. Он спас её жизнь, отдав свою. Поэтому его не будут приносить в жертву. Он будет похоронен только в своей личной усыпальнице – пирамиде, приготовленной им ранее. Она сама объяснит случившееся своему брату Эйе, министру фараона, и ответственность в решении этого вопроса берёт на себя!
Оказавшись у себя во дворце, она долго грустила. Однажды к ней подошла её верная служанка, подруга детских игр, обняла и зашептала:
-Не надо плакать, родная! Это даёт нехороший повод любопытным задуматься. Практически ничего не было, я знаю тебя. Но люди, есть люди, они из мухи делают слона. На, держи кинжал, не упал он в реку, завалился за ковёр. Я всё поняла, заметила его первая и подобрала. На нём была его кровь, я отмыла и припрятала для тебя. Никто не догадается, откуда он. Храни его, как память. Как жаль, что Вам обоим нечего было вспомнить. Я, будучи на твоём месте, поступила б немного иначе. Можно ли твоего фараона сравнить с Аменренефом - настоящим мужчиной! Высок, строен, широк в плечах, узок в талии, бесподобен. Все твои девушки сохли по нему, и давно поняли, что он любит только тебя. Да разве можно тебя не любить? Ты – эталон совершенства для Египта и всего мира! Возможно, фараон оставил тебя из гордости, понимая, что когда Вы рядом, он, со своей женоподобной, тучной фигурой, становится похож на твою служанку. И прислал красавца воеводу, не с целью ли, чтоб ты влюбилась и пала? За что же он тебе мстил? В нём говорило уязвлённое самолюбие? Никто не достоин такой царицы, как ты! Но он понёс наказание за содеянное. Новая жена Эхнатона Бакетатон родила ему «славного» наследника Тутанхамона. Он «немного» горбат, «немного» хром, и с волчьей пастью вдобавок, бедняжка!
-О, не говори так о фараоне и его сыне!
-Говорю потому, что его никто не любит в Египте из-за того, что он творит. А ты мне дороже жизни, с детства делим почти одну и ту же участь. Конечно, ты могла с ним развестись (в древнем Египте закон защищал женщину, допуская развод) и составить своё счастье с другим, но ты не способна позорить своё семейство. Вот он, если б что-то заподозрил, объяснил бы разрыв с тобой твоей изменой, и мог казнить. И, таким способом, отделаться от брошенной царицы. Тебе надо быть осторожной, пересмотреть штат слуг, оставить самых проверенных, убрать предателей. Ты, может, жива до сих пор благодаря твоему брату Эйе, министру фараона. Но и он не сможет ничего сделать, если тебя оболгут. Сейчас надо быть безупречной во имя сохранения жизни. И надейся на меня, я постараюсь, как преданный пёс оберегать тебя!
-Ты не ошиблась, мы с Аменренефом полюбили друг друга и имели на то право: меня покинули, а воин каждый день смотрел и любовался мной. Наверное, и я с первого мгновения полюбила, а казалось – убила бы! Любовь, вначале, часто маскируется под ненависть… Может, Эхнатон и не виноват ни в чём, совершенно не думал о плохом, посылая его сюда… Ты предвзято к нему относишься. Он очень занят, ему не до мелких интриг, козней, в нём течёт благородная царская кровь. Меня он оставил тоже понятно почему, я не могла подарить ему наследника, Бакетатон смогла. Если он стал всё менять: имя, столицу, веру, следовало брать и новую жену! То, что ребёнок родился нездоровым, виновато близкое родство. Этого делать нельзя для сохранения здорового потомства. Но цари не желают разжижать царскую кровь. Поэтому, итог плачевный. Несчастный ребёнок! Его надо просто по-человечески пожалеть… и его несчастных родителей. И мы с Аменренефом не виноваты, что так произошло. Мы ведь, всего лишь, люди. К тому, же молоды, полны сил! Ты права, как можно было не увлечься таким молодцом! И главное, в нём сочетались самые лучшие человеческие качества: ум, благородство, мужественность, красота. Было много искушений, однако, мы оказались выше и достойней земной страсти. Нашу любовь сбережёт время. Поэтому не упрекай, что не решилась на большее. Он будет ждать меня там с любовью, нежностью, и уже ничто никогда не разлучит нас! А за кинжал – спасибо, благодарна тебе и случаю! Я спрячу его в постель и буду чувствовать, что он меня оберегает. Это самая дорогая для меня вещь в этом дворце, - и, поцеловав, положила его в изголовье ложа. Её наперсница слушала её с удивлением: «Так вот она какая на самом деле – красивая, добрая, с прекрасной, благородной душой! Видимо, я не понимала её до конца. Она настоящая царица! Царица цариц!».
Но, вдруг, Нефертити прервала её размышления и, со слезами на глазах, повернулась к подруге. Уткнувшись лицом ей в плечо, словно маленькая, обиженная девочка, зашептала:
-Ты знаешь, когда он умирал, я поцеловала его, и он, ответил мне тем же, сказав: «Живи, моя радость. А мне есть за что умирать, я люблю тебя!», - и, обнявшись, они обе заплакали. Потом подруга сказала, гладя её по голове:
-Вот и живи, дорогая! Назло всем и вся, ты обязана выполнить последнюю волю любимого, ведь погиб он, беспредельно любя! После смерти, Вы пройдёте, все суды богов, и обязательно будете вместе!
В религии древних египтян главным был заупокойный культ. Тело со смертью умирало, а душа продолжала жить в загробном царстве. Но прежде чем попасть к желанной цели, в поля «Иалу» после смерти, где душу ждала счастливая, бесконечная жизнь, надо было миновать множество препятствий, очиститься от грехов, пройдя суд «богов», доказать, что безгрешен, и не выступал против фараонов. Вот почему одёрнула царица свою наперсницу, чтоб не осуждала супруга. Это было опасно.
-Ты права! Прости меня, неразумную, - вспомнила об этом и служанка, - ведь ты, моя царица, очень дорога мне!
Когда подруга ушла, царица задумалась. Благодарение судьбе, что встретила, пусть ненадолго, настоящего мужчину, которого смогла полюбить, и ей ответили беспредельной преданностью. Подойдя к изголовью ложа, она вынула кинжал Аменренефа, погладила, вновь поцеловала, спрятав от посторонних глаз. Подумала: «Пока жива, буду умолять богов чтоб, по окончании моей жизни, они соединили нас вместе». На душе стало легче, тише, спокойней.
Вероятно, легенда о гибели влюблённого воеводы, некоторое время спустя как-то дошла до египетской царицы Клеопатры. Поняв её по своему, она холодно улыбнулась, и стала частенько повторять такие опыты любви с жестокой и грустной концовкой. Предание гласит: за ночь, проведённую с ней, юноши охотно отдавали свои жизни. Такова была обратная сторона этой медали. Но когда полюбила сама Клеопатра, она вела уже себя иначе. Ушла за Антонием в вечность, не желая доставаться победителю в виде трофея и идти в Рим в золотых цепях за его колесницей.
-Выходит, Татьяна, все женщины мира мечтают о такой любви мужчин к ним? Царицы и благородные дамы, прачки и гетеры? Недаром, древние греки и римляне, боялись стрел проказника амура!
-Не в состоянии исследовать природу женского сердца до конца, но получается так. Ах, мужчины! Вы берёте нас в жёны, вскоре влюбляетесь в других, более молодых и интересных, бросаете нас. Если не бросаете, то мучаете хождением туда-сюда. Это никому не даёт счастья. Много таких примеров в истории. Поэт Тютчев, имея красавицу жену немку, завёл возлюбленную вдвое младше себя и загубил. В то время осуждались такие женщины. Поэт Фет бросил любимую девушку и она, несчастная, убила себя в пожаре. Композитор Дебюсси много раз женился. Когда оставлял жён, они пытались покончить с собой. Что Вы с нами делаете?
-Не надо так прямо, Татьяна. Любовь - это таинство, необъяснимое, не поддающееся анализу чувство. Так что бывают покинутыми, обманутыми не только женщины, но и мужчины. Взять мою жизнь. Всё припоминаю и не пойму, кто же виноват?
-Мне понравилось, как сказал писатель Кафка: «Память – картинная галерея нашей души, в которой мы храним только самые ценные для нас холсты». Так что если вспоминаете, значит, было и хорошее. Давайте отдохнём. До завтра, хорошо?
Конечно, память – неплохая вещь, если сохраняет доброе. Но как забыть плохое? Например, когда отчим говорит матери: «Антонина, если Танька сядет с нами за стол, я ей выколю глаза». Девчушка начинает плакать, мать успокаивать: «Не обижайся на папу (в детстве она считала его отцом). Он много пережил. В войну у него разбомбило дом, погибли жена и дети; на фронте, получил ранение, лежал в госпитале. Его комиссовали, и мы с ним познакомились. Он всей нашей семье помогал». Или другой случай. Тане двенадцать лет. Отчим за что-то сильно её ругает, это продолжается изо дня в день. Таня берёт коробок спичек, головки у них обливались серой, настаивает их в стакане воды и, замыслив умереть, выпивает воду. Девочка долго плачет, представляя, как её хоронят, но она остаётся жива. Или ещё: Татьяне семнадцать. Отчим живёт в другом городе в «затяжной командировке». Но когда приезжает, вновь издевается. Надоело, и, после очередного скандала, ушла к подружке жить, пока он не уедет. Он случайно увидел её в городе. Она – бегом от него в другую сторону, он - кричать: «Молодые люди задержите эту шлюху!». Лучше, когда нет такого в памяти. О, поистине, жизнь нелёгкая штука. Прожить её достойно, оставаясь человеком, ещё труднее! Она понимала, что следует забыть, оставить прошлое, но почему-то не получалось.
Откинув старое, вспомнила недавний разговор с игуменом и подумала: «Стараюсь как-то его понять и не могу. Что ему надо от меня, просит написать роман, рассказывать о знаменитостях, забавлять вечерами. Но не верится, что это ему интересно. И о жене плачет пятнадцать лет после развода – видный, полный жизни мужчина. Он затягивает ежедневными разговорами, чтоб привыкла к нему? И поёт о любви к бывшей, чтоб не опасалась? Зачем-то он рассказал, что его приглашают в Австралию, и он возьмёт меня с собой. Потом объяснил, что другой женщине тоже предложил поездку, та ответила: «Я готова и квартиру продать, лишь бы доехать до Австралии». Поистине, жизнь всякой выдумки странней!». Как-то Татьяна сказала ему: «Вы умеете нравиться. Вас любят женщины». Он ответил: «Я и мужчинам умею нравиться».
Выходит, он умный человек, понимающий секреты поведения с людьми, при помощи которых может располагать их к себе. Легко и быстро вступает в контакты, умеет играть на тайных струнах душ человеческих. Может, это врождённое, а может, нежелание учиться, заниматься физическим трудом заставляют его приспосабливаться к жизни, не ожидая от неё манны небесной. Она видела, как он был груб с людьми, от каковых не зависел, но вежлив с теми, в коих нуждался. Неприятным было то, что Татьяна начинала привыкать, к нему. Это ей не нравилось. Она считала, втянувшись, можно погибнуть. Знакомая говорила ей: «Он выпьет тебя, как уж пьёт, встретившуюся ему на пути лягушку. Та дико кричит от боли, а убежать от него уже не может». Это настораживало. Неоднократно пыталась она порвать с ним, не получалось. Но ведь и подозрительной быть грешно. Выход один: надо молиться и просить помощи Божией. И она умоляла Бога спасти её. Успокоившись, думала: «Не стоит волноваться, Господь Сам всё управит! Я доверяю Богу».
Он снова позвонил поздно вечером. Писательнице пришла на ум мысль: «Просила поздно не звонить, не понимает! Вероятно, у него таких дам много, пока до меня очередь дойдёт, спать захочется».
-Добрый вечер, Татьяна, как настроение?
-Так себе. Но жить можно. Будете сегодня слушать о Сальвадоре Дали? – осведомилась она, позёвывая, - Специально хочу рассказать о нём, чтоб не считали себя самым несчастным, брошенным. К другим, даже великим, жёны иногда относились тоже, как Ваша бывшая, меняя одного на другого. Так считали исследователи его творчества, не я.
-Уговорили, Татьяна, слушаю.
-Родители Сальвадора Дали (годы жизни Сальвадора 1904-1989, Испания, город Фигерас) происходили из некогда знатного, испанского рода, в ребёнке души не чаяли, он был для них желанным, большой радостью, счастьем. Его лелеяли без меры, он не терпел отказа своим желаниям. Устраивал истерики, родители смирялись, уступали. Как-то ему не купили велосипед, он стал бросаться на стены и кричать, что его никто не любит. Дали всегда был эксцентричным сверх меры. Даже на выпускных экзаменах в академии художеств заявил: «Не буду показывать Вам своё мастерство. Вы всё равно ничего не поймёте, я знаю больше Вас». Эта сцена напоминала разговор двух великих русских композиторов: Скрябина и Рахманинова. Дело обстояло так. Скрябин проиграл только что сочиненную им сонату. Рахманинов попросил объяснить, как он её написал. Скрябин хотел было выполнить его просьбу, но затем махнул рукой: всё равно, мол, не поймёшь! Рахманинов обиделся, да и только, а Дали, за дерзость перед экзаменаторами, выгнали из заведения. Теперь уже он сам совершенствовал себя, много рисовал, читал. Несколько позже познакомился с поэтом Гарсиа Лоркой. Поэт поразил художника своей смелостью, оригинальностью, и оказал положительное влияние на его творчество. Дали мучительно искал себя в живописи и решил ехать в Париж, представиться любимому художнику Пабло Пикассо, поучиться. В этот город постоянно стекались будущие знаменитости. Он принимал всех. Оказавшись в Париже, Дали поспешил к любимому Пикассо, дабы теснее сблизиться с ним. Как-то, находясь у него в мастерской, он был свидетелем следующего. В студии было много народа: начинающие художники, друзья, любопытные. Один из них сказал Пикассо, посмотрев некоторые кубистические работы: «Ничего не понимаю в Ваших работах, знаю, такого в жизни нет! К чему же тогда это рисовать?». Пабло ответил: «А индийский или китайский языки понимаете?» «Нет», - ответил незадачливый собеседник. «Но они же, эти языки, существуют! Так, что и мои картины тоже уже существуют, дорастай!». Вот тут–то и сам Дали решил: «Буду рисовать, как просит душа, а не так, как ждёт от меня публика!». Помимо других знакомств, он попал ещё в группировку сюрреалистов и сразу понял – это его! Подумав: «Не хочу писать в духе высушенного реализма, хватит!». Дали примкнул к ним и там же встретился с Еленой Дьяконовой. Она была русская замужняя. Супруг – известный французский поэт Поль Элюар, она - старше Дали на одиннадцать лет (ей 36, ему 25). Все упорно подчёркивают эту деталь. Однако, какое имеет значение разница в возрасте, если двое любят друг друга?! Он нашёл в ней некое обаяние, поразившее его душу, влюбился – жить без неё не мог, и всё мечтал увести от мужа. Она действительно была приятной, в кружке художников её любили. Черты лица её тонкие, аристократичные и несколько хищные. Внешне она напоминает женщину с портрета работы Леонардо да Винчи «Дама с горностаем». У неё тоже необыкновенно тонкие, изысканные черты лица, восхитившие Леонардо, но в них присутствует едва уловимая хищность, что подчёркнуто и её холёными руками, и плотоядным зверьком в её руках. Но женщины, описывающие внешность Елены, упорно твердят, что она была страшненькая, какая несправедливость!
Елена, познакомившись с ним ближе, оставила своих супруга, дочку и сошлась с Дали. Необыкновенно яркие, талантливые люди – притягивают. Он предстал человеком, сумевшим завоевать и долгое время сохранять женскую любовь. Многие говорили: «Она поняла, что перед ней гений, поэтому не упустила его». Но её первый супруг тоже был уже известным поэтом. Видимо, она тоже серьёзно увлеклась одарённым художником. Оставить семью, рискнуть всем, может только, влюблённая до беспамятства, женщина. Наши русские дамы вообще очень смелые. Например, жёны декабристов, не побоялись всё потерять, уезжая за мужьями в ссылку. Дали оценил это. Он называл её Гала (ударение в конце слова). Он всегда любил только её одну, даже когда стал уже знаменитым на весь мир. Художник говорил, что любит Гала больше дорогих ему матери, отца, и даже самого Пикассо и денег. С отцом поссорился из-за неё, потому что тот был против их брака. Однако, Гала не всегда считалась с Дали. Но его любви, пожалуй, хватило бы на двоих. А может, и она мучительно любила, но скрывала. Кто узнает, разберёт, захочет копаться в душах влюблённых? Это допустимо делать только писателю, ведь он инженер человеческих душ, но никак не иначе.
-Извините, а почему мы постоянно говорим о любви? Так получается, или специально стараемся?
-Вы тоже часто рассказываете о любви к бывшей жене. А что есть прекраснее настоящей любви? Я как-то написала об этом стихотворение в форме «танка»:
Любовь, любовь,
А не распутство!
Приветствую я это чувство.
Я обожаю, плачу перед ней,
Перед большою, опьяняющей любовью.
Сейчас секс – идол, молодёжь всего мира поклоняется ему. Видимо, о любви они не слышали и не догадываются, что есть такое чувство. Уже почти не читают Шекспира, осмеивая – «старьё!». Отвечу на это словами апостола Павла: «Они, дойдя до бесчувствия, предались распутству так, что делают всякую нечистоту с ненасытностью», (Павел. Послание к Ефесянам, 4; 19). Продолжу начатое. Сальвадор боялся, что при кажущихся холодности и расчётливости супруги, может потерять её в любой момент, если она найдёт более удачливого кавалера и делал для неё всё, что она пожелает. Теперь уже не он требовал, а она. Она понимала, как он её любил! Может она подогревала его чувства, держа руку на пульте управления? Так часто поступают умные женщины. Однажды, решив, что она ему изменяет, он пришёл в неистовое отчаяние. Дело обстояло так, художник зашёл к ней в комнату посоветоваться о будущей картине, и замер на месте. Гала стояла рядом с молодым человеком, завсегдатаем их дома, и что-то нашёптывала ему. Он улыбался во весь рот. Потом она перешла на фальцет:
-Послушай-ка, я написала недавно, стихи.
Художник замер на месте, боясь пошевелиться. Гала продолжала:
-Нет, видно, никогда я не умру,
Иль вечно влюблена, я буду,
Или с собой в могилу заберу
Любовных снов томительную груду.
И вспоминать в несуществующем миру,
Начну эмоции по-человечески простые…
Нет, видно никогда я не умру,
Забыв любовь и радости земные!
Потом рассмеялась и спросила:
-Ну, ты теперь понял, что я всего лишь маленькая мечтательница? Мужчина, поцеловав её в подставленную щеку, что было естественным в богемной среде, и ответил:
-Спасибо, милая! Немного развлекла, мне было очень грустно.
Охнув, ничего не выясняя, художник, бросился в свою мастерскую. Закрылся там, ни ел, ни пил несколько дней. Тосковал. Из комнаты слышались протяжные стоны. Потом наступала тишина, и вновь рыдания.
Гала думала про себя: «Ведь он не понимает, как мне тяжело с ним, его неистовством и причудами. Еле сдерживаюсь! Надоело! Но всё-таки надо его успокоить. Если с ним что-то случится, мне этого не простят его поклонники, и, в первую очередь, я сама себе. Ведь надо, наконец, сознаться, что я его, глупого чудака, люблю! ». Она стала требовать, чтоб он немедленно вышел из заточения, но он молчал. Тогда она зашептала, прижавшись к закрытой двери:
-Не ревнуй, тебя одного я люблю, мой дорогой, но если б ты знал, как нелегко мне от твоей эксцентричности! – в ответ молчание. Она вновь зашептала, - Да я шучу с ними, подсмеиваюсь, успокаиваю и сама развлекаюсь. Не так, как ты, великий, а как простая, смертная женщина, но я верна тебе! Однако, мне иногда хочется отдохнуть от тебя. Ты гений, мне же бывает трудно вместить твою беспредельность. С внешней стороны это всего лишь показуха, «имидж роковой женщины»! Я - бездарна, но хочу казаться необыкновенной супругой у необыкновенного художника! – вновь молчание. Тогда она крикнула в сердцах:
-Всё! Надоело! Уже не люблю тебя и возвращаюсь к мужу и ребёнку. Надо же было бросить их из-за такого ревнивого Отелло! Сиди там, сколько пожелаешь, прощай!
Бледный, потерянный, он выбежал из мастерской, сжал её руки, стал целовать и умолять не покидать его. Она не ушла, понимала – это настоящее. Без него она задохнётся, завянет, сникнет. Ей вскоре стало казаться, что в Европе его творчество не ценят, не считаются с ним, с ней. Дохода от картин почти не было. Жили в нищете. Она думала: «Вышла замуж за гения, люблю его, а денег нет и предпринять ничего не могу. Хоть самой становись белошвейкой, чтоб как-то кормиться. Нет, нет, всё-таки мы вместе, и мы пробьёмся! Надо и мне, сколько смогу, помогать ему, то есть, нам». Гала бегала по картинным галереям, желая что-то продать, но практически мало что получалось. Хотя художника хвалили, восхищались картинами. Но, увы! Тогда она стала уговаривать его уехать в Америку: «Всё, едем в США, я так решила! Там почитают гениев. У нас будут деньги, много денег! Самое главное, там тебя будут ценить, Едем!».
Они уехали, и он, действительно, добился там признания, славы, и больших денег. Дали писал в духе сюрреализма. В его картинах сочеталось несочетаемое. Но американцы любили новшества, им нравилось всё оригинальное. Это было загадочней и интересней реализма. Помните его картину «Горящая жирафа»? Я поняла её так: идёт жирафа, в ней ящики, как в комоде. Они горят. В них книги, знания. И они исчезают, никому ненужные. (В двадцатом веке снижается интерес к чтению). Или другую - «Постоянство памяти»? В картине изображены часы, много часов. То есть, время остановилось, человек весь ушёл в ностальгию о прошлом. Ещё мне очень нравится его картина «Галатея со сферами». Чудесная, утончённая, изысканная вещь. В Америке он писал не только картины, но делал рекламу. Это тоже приносило немалый доход. Супруг всегда был рядом с Гала, иногда непроизвольно стесняя её свободу. Он жил для любимой! Даже картины подписывал её именем и советовался с ней, когда рисовал. Да, русские женщины имеют некую изюминку, запоминаются на всю жизнь. Он купил ей прекрасный замок, но она пожелала жить в нём одна, без него. Он мог навещать её только по предварительному согласованию. Когда она была моложе, рядом с ней находилась куча поклонников. Она же была женой знаменитого художника! Они присылали ей цветы, конфеты, билеты в театр. Сальвадор уже мирился с этим. Ко всему, он вообще был большим чудаком. Передают, он с супругой находился на банкете у одного известного художника. Гала пошла танцевать с их общим знакомым. От нечего делать, он подсел к друзьям за ломберный столик. Те перекидывались в карты, и между делом болтали о всякой всячине. Разговор перешёл на чудесные явления, происходящие в природе, не поддающиеся объяснению. Дали сказал им: «Меня ничто такое никогда не взволнует и не удивит. Что за интерес обсуждать пустую тему?». «Хорошо, - поразились друзья, - но если ты в двенадцать часов ночи увидишь на небе, вместо луны и звёзд, восходящее солнце, разве не скажешь в сердцах, что ты свихнулся?» «Конечно, нет, - отозвался Дали, - подумаю, что солнце свихнулось, вот и всё. И спокойно усну». «У тебя на всё готов парадоксальный ответ, даже не сообразишь, как парировать тебе». Он постоянно поржал всех своим неординарным поведением и эксцентричностью. В его доме не водились кошки, собаки, но зато жили оцелот и муравьед. Он соединял их ошейниками, цеплял на них верёвку и вёл на прогулку. Дали был спокоен, а шедшие рядом с ним люди выворачивали шеи, вытаращивали глаза, глядя на таких страшилищ. Не мог он обходиться без эпатажа. Умащал необыкновенно длинные тонкие усы, чтоб они загибались вверх. Иногда выпячивал глаза так, что казалось, они вот-вот выкатятся на землю. Это тоже удивляло окружающих. Многие считали его сумасшедшим, но в действительности он был робким, закомплексованным человеком. И эксцентричными поступками старался утвердить себя, как личность, преодолеть свою застенчивость. Оставался большим ребёнком, которому хотелось казаться взрослым, привлечь к себе внимание. По большому счёту он был одинок и до боли хотел человеческого тепла, любви и понимания. Ведь, Гала всегда была сдержана, не проявляя открыто своих чувств. А он, поэтому, был не уверен в ней. И вновь тот же лейтмотив: «Я хороший, стараюсь для Вас, поймите, полюбите меня!». Вот так они и жили с супругой: он чудил, она развлекалась, как могла. Однако, для него, только она одна была развлечением, любовью и музой. Но всё не вечно. От больших трудов, постоянных поисков своего «Я», недолюбленности, он заболел болезнью Паркинсона. «Гала сразу бросила его за ненужностью». Так говорят «исследователи» его творчества, а то, что ей было немало лет, старость и болезни навалились уже на плечи - забывают, она была старше, ей уже для себя не хватало сил! Дело шло почти к девятому десятку. Заболев, он не мог рисовать. Руки тряслись, всё существо содрогалось. Она делала это за него, что-то ляпала, тяпала красками, давала ему на подпись, говоря про себя: «Его слава ещё работает на него», - и продавала, не ставя художника в известность. Так трактуют их взаимоотношения те же «исследователи» (скорее всего, завистливые, «недолюбленные» женщины). Не строгий ли суд? Им же обоим, почти обессиленным, надо было как-то существовать! В 1982 году она умерла. Тяжело больной художник забыл все обиды, похоронил её, и поселился в замке, который он некогда ей подарил. Был неутешен, никого не принимал, не желая ни видеть, ни слышать, оплакивая потерю любимой. Внезапно замок загорелся, Дали частично обгорел, но выжил и уехал в родную Испанию, в Фигерасу. Жил в своём музее, который когда-то он сам и создал, и завещал похоронить себя на пороге этого музея. Может, решил, что ошибки прошлого велики и, в искупление их, его прах должен попираться ногами входящих? Так иногда поступали святые, не вменяя себя ни во что перед другими. Очевидно, Гала потрепала ему нервы, но надо отдать ей должное. Она смогла стать его музой, заветной звездой, вдохновительницей всех его сюжетов. Подвигла художника на создание им великолепных картин, которые до сих пор приводят мир в восхищение и, кстати, стоят баснословных денег. Не всякой женщине удаётся такое! И многое из их личных взаимоотношений для нас является тайной за семью печатями. Определённо сказать, что она ему изменяла, нельзя. Женщина по природе своей Ева, любит флиртовать, нравиться. Тогда она оживает, когда кокетничая, выплывает на волне недозволенного, дразнит и смеётся. По-настоящему же идти на адюльтер, - удел простейших! Ей ведь многие завидовали – быть женой такого гения! Сколько денег, сколько блеска, преклонения! Поэтому и оговаривали! И кто же это делал с маниакальным упорством? Все полагают, она собирала только готовые смоквы. А вот каково ей, Гала, было жить с ним, никто не задумывался. Понимать, терпеть, любить человека, выходящего за рамки обыденности, второму очень трудно. Надо всецело забыть своё «я» и жить для другого. Но это редко кто хочет и может делать. Поэтому, хоть и вдвоём, он, всё-таки, по большому счёту был всегда один! В этом и заключается трагедия гения…
Вдруг священник произнёс не касательно темы их предыдущего разговора:
-Татьяна, приезжайте ко мне в монастырь, я кое, что собрал из продуктов, на родительских субботах приносят в храм еду на помин усопших, делят между священниками, я Вам своё отдам. Вы же нелегко живёте, пенсия крошечная, половину её платите за квартиру, собирайтесь!
-Спасибо, но как-то неудобно.
-Приезжайте, ничего неудобного нет.
                ******
После того, как бедную писательницу игумен задобрил недорогими презентами, он посоветовал ей постричься в монахини и идти в монастырь. Там ей не надо будет думать о еде, одежде и так далее. Она обиделась и повесила трубку. Ей показалось, что он попрекает её своими «подарками». Но через некоторое время, скучая по ежедневным разговорам, позвонила, поздравила с праздником Пасхи. Звонки возобновились, но она была настороже, чувствовала его психологическое воздействие. Она вновь стала просить Бога помочь ей не думать о нём или убрать его куда-нибудь подальше, понимая, ни к чему ей такое общение. Но, в то же время, приобвыкнув, с сомнением думала: «Я, наверное, очень подозрительная. У меня, видимо, мания – не доверять людям. Господь всё управит, нечего бояться, под Богом хожу». Так и забрасывало её из стороны в сторону. Так и не сложила она чёткого представления о своём новом знакомом.

© Copyright: Розена Лариса, 2023
Свидетельство о публикации №223113000629

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)