Матка Боска,
смилуйся надо мной,
не дай забыть...
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...», - сон быстро окутал Марусю и увлек ее в мир грез.
Простые радости и горести обыкновенной деревенской девчонки.
Позади три класса Церковно-приходской школы, смерть матери, свадьба старшей сестры, возвращение отца с земляками из долгой и тяжелой поездки в Америку на заработки.
В грохочущий агрегат, как по мановению волшебной палочки, заползает скошенная трава и вот один цветок ромашки зацепился и никак не может продолжить движение. Маленькая Маруся толкает его пальцем и вскрикивает от боли. Беспощадная машина порезала палец, раскроив ноготь пополам. В слезах она бежит к ручью и вода в нем становится красной. «Если бы мимо не шла соседка, я бы там может и умерла от потери крови». -вспоминает бабушка. На всю жизнь остался памятью о той ромашке изуродованный палец на правой руке.
Иосиф с односельчанами рискнул уехать в далекую и загадочную Америку. Сколько шел пароход до другого континента в начале 20 века? Что пришлось испытать моему прадеду и его товарищам? Как удалось заработать деньги? Но он вернулся, он купил землю и посадил сад. Просто знал, чтобы хорошо жить, надо много работать. Вдовец с семью детьми верил только в свои силы. Таким был его отец, спокойным, рассудительным, трудолюбивым. Такими росли его дети, дружные, веселые, знающие цену труду.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...», - сон быстро окутал Марусю и увлек ее в мир грез.
Простые радости и горести обыкновенной деревенской девчонки. Завтра — Рождество. И сегодня девчата гадали на «суженого-ряженого». У Маруси под подушкой свернуты трубочками бумажки с мужскими именами. Утром какую вытащит — так и будут звать мужа.
На кухне жарко у русской печи. В чугунке тушатся свиные ребрышки с бульбой. На столе сестра режет селедку, уже запеклась «бабка» и пироги манят румяными боками. Аромат такой, что язык проглотишь. Сегодня Рождество.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...», - сон быстро окутал Марусю и увлек ее в мир грез.
Простые радости и горести обыкновенной деревенской девчонки... «Над чем смеешься, Маруся?» «Павел, моего мужа будут звать Павел! Неужели я выйду за Пашку-сопливого, других Павлов у нас в деревне нет!» Звонкий смех сестер разносится во дому. Сегодня Рождество.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...», - сон быстро окутал Марусю и увлек ее в мир грез.
Простые радости и горести обыкновенной деревенской девчонки... Стук в дверь. Обоз уже собран и сгоняют оставшихся кулаков. Разнарядка выполнена, теплушки набиты до отказа. Кто выживет в долгом пути из Беларуси в далекую Архангельскую губернию... кому повезет выжить на лесоповале или суждено утонуть на баржах, затопленных в Северной Двине — в ГУЛАГЕ нет места для всех прибывших со всех концов огромной страны.
«Нас гнали толпой по лесу. Было ужасно холодно и страшно. Красноармейцы с винтовками готовы расстрелять за любое неповиновение. Долгожданная остановка. Все упали прямо в снег, пытаясь отдышаться и чуть-чуть отдохнуть. Вокруг исчезающая во мраке тайга. Темнеет зимой на севере очень рано. Нас трясет от холода, сводит пальцы, лицо побелело. Подруга меня толкает в бок и показывает глазами на лес. Мы тихонько, пока солдаты не смотрят в нашу сторону, отползаем за ели» - бабушка рассказывает и в ее глазах ужас той зимней ночи. «Мы долго бежали по лесу, сначала слышали голоса солдат, потом они затихли. Сколько мы были в лесу, не помню. Но увидели вдалеке деревню и сил как будто Бог прибавил. Добежали до первого дома, постучались. Хозяева нас пустили». «А если бы поймали?»- спрашиваю я . «Расстреливали на месте...»
В подвале разрушенного костела живет семья Иосифа, точнее, те, кто остался от некогда дружной трудолюбивой семьи. Закончился срок ссылки по 58 статье на Север. Они снова «дома». Их дом и сад давно во владении босяков. Не на долго хватило реквизированного у кулаков сала. Довольные бездельники набивали им комоды, ящики. Жрали дармовое. Но, оказалось, что снова сало само в комоде не появляется. Сожрал — кончилось. И вот уже идут к Иосифу на поклон — прими власть, стань председателем колхоза. Но что-то сломалось внутри человека. Ему уже не хочется жить здесь, на земле, предавшей его и его детей. И снова стучат колеса поезда, уже не в товарном вагоне, как скот, уже добровольно семья едет в Архангельск. Чтобы остаться там навсегда.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...», - сон быстро окутал Марусю и увлек ее в мир грез.
Простые радости и горести обыкновенной деревенской девушки. И все-таки ее мужа зовут Павел. Красивый, статный, столяр-золотые руки. Суждено встретиться им в Архангельске. В доме все сделано руками мужа, шкаф, комод, стол, даже толкушка для картошки и скалка сделаны его заботливыми руками. Радует шалунья-дочь и все уже вроде наладилось в жизни... в далеком 1939 году. Мужа призывают «на финскую».
Бог хранил, вернулся живым. Строили планы, мечтали, просто жили. Ждали второго ребенка. В ноябре 1941 года Павел очень надеялся, что родится сын, наследник, помощник. В ноябре пришла похоронка. Ваш муж, Шестаков Павел Петрович, пропал без вести... Бабушка ждала всю жизнь. Всю жизнь надеялась, что вдруг где-то раненый, может в плену... может вот откроется дверь... И совсем недавно я узнала, что 8 июля 1941 года в ужасной мясорубке в Долине Смерти под Мурманском... навсегда остался мой дед, пропавший без вести в горниле страшной войны. Двести пятьдесят фашистских бомбардировщиков одновременно сбрасывали смертельный груз на небольшой пятачок северной земли, смешивая людей, технику в землей, взрывая вечную мерзлоту и превращая все в кровавую кашу.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...» помоги мне спасти доченьку, она родилась совсем слабенькой, Господи, спаси нас... В Архангельске страшный голод. Люди умирают на улице. На золотое обручальное кольцо выменяла каравай хлеба, а его на улице из рук ловко крюком выхватил какой-то мужик. С чем можно сравнить такую потерю... В деревне, на родине мужа никто не рад лишним ртам. «Пашка погиб — вы нам никто». Мария устроилась в школу уборщицей, дали маленькую каморку при школе — старшая дочь уже помощница. Тоже пытается что-то сделать. Голос у нее звонкий, поет — заслушаешься. Иногда за песни кто-нибудь угостит картошиной или куском хлеба.
Война забирает мужа и братьев. Война оставляет вдовой с двумя дочками. Мария устраивается дворником при штабе округа, домработницей у начальника штаба, не отказывается ни от какой работы, вечерами с дочками пилят дрова соседям. Но денег едва хватает. Крестная дарит старшей, Нине, ярко-красный отрез ситца в белый горошек, соседка шьет платье. В нем Нина пойдет на первое занятие в Педагогический техникум. «Во что ты вырядилась, - будет кричать преподаватель, - напялила красное платье, надо скромнее одеваться! А у нее нет больше ничего... Тетушке уже 75, но она каждый раз плачет, вспоминая ту, юношескую , горькую обиду.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...» Разлетелись дочери по своим домам. Младшая «подкинула» внучку. Не до нее. Надо свою жизнь устраивать. А Марии радость. Не одной коротать долгие дни. Теперь с внучкой, сидя у русской печки, глядя на огонь, можно вспомнить свою молодость, рассказать ей о далекой Беларуси, дружной семье, праздниках... «А почему вы уехали в Архангельск?» - спрошу я. Бабушка на секунду замнется, что-то невпопад ответит и начнет рассказывать о чем-то другом: «А лошадь у нас была удивительная. Вот если бы ей на соревнованиях выступать — точно была бы победительницей. Никогда не позволяла никому себя обогнать. Увидит, что догоняют, скосит глаз и как припустит...» И вопрос забывался и опять оставался без ответа.
Каким я запомнила свое детство? Солнечным, вольным, интересным. Детство — это запах пирогов. Это застолья в праздники, когда за столом с трудом вмещались все родственники. И мы, троюродные, гурьбой бежали играть. «Славонька, Вовонька» - это бабушка что-то рассказывает о своих племянниках. Мы знали — это наша семья. Семья — это наша крепость.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...» Бабушка весь день не находит себе места. Сегодня растопила русскую печку, а когда вернулась со двора — огонь потух, и все дрова были обугленные, черные. На улице маленький обрывок обгоревшей бумаги долго плясал вокруг ног, подгоняемый ветром. Что-то тревожное было во всем и ночной звонок почтальона... бабушка даже не открыв телеграмму заревела в голос: «Зосенька, сестричка!» Так первый раз в моей жизни появилась Смерть. Старшая, почитаемая как мать, София была главной в семье. Так я первый раз рассталась с бабушкой. Она уехала в Беларусь на похороны.
«А потом пересадка в Ленинграде на Витебск или лучше через Москву на Оршу?» Бабушка с с младшей сестрой обсуждают нашу предстоящую поездку в далекую и сказочную Беларусь. Мне кажется, что я уже давно всех там знаю и даже представляю, как все выглядит. Ведь над кроватью у бабушки висит репродукция картины, на которой «ну точно как у нас в Чаросово, вот и мостик у деревни, и крыши у изб такие же...»
Мы долго едем на поезде, потом ждем пересадку в Ленинграде. Бабушка страшно волнуется, суетится, боится опоздать, потеряться. Тут еще мы с мороженым пристали. Эскимо — у нас такого не продают. Только в стаканчиках А тут на палочке, в блестящей обертке. «Ну купи, бабушка!» Из Ленинграда в Витебск, потом на автобусе в Чашники. Радость, слезы, объятия. И говорят здесь как-то чуднО, так разговаривает дома бабушка, когда к ней в Архангельске приходят в гости земляки. А здесь все так говорят.
«Matka boża, zmiłuj się nade mną ...» Бабушка сжимает в руке маленькое яблоко. Это все, что осталось от их роскошного сада — одичавшия деревья , заросший сад с маленькими яблоками. Это все, что осталось от ее детства, счастливой поры юности, от ее семьи. Слезы тихо текут по ее морщинистым щекам и она тихо шепчем : «Матка Боска, смилуйся над нами...» Вот здесь был наш дом, там сараи, скотина стояла... там костел был... «было... было... было...»,- шелестит сад.
Матка Боска, смилуйся надо мной, не дай забыть...