МАТЕРИНСКИЙ ХЛЕБ
Запомнилось:
детдом,
вторая группа,
Начальный счёт послевоенных лет.
Теплом казённым жиденького супа
Не каждый был накормлен и согрет.
Но был и хлеб.
И никаким печеньям
Не повторить его особый вкус:
Пайковый,
чтобы всем без исключенья,
Хоть пайки той хватало на укус.
Забудется ли?
Осенью погожей,
Пройдя всю Белоруссию пешком,
На нищенку убогую похожа,
В детдом явилась женщина с мешком.
Мешок –
послевоенное богатство –
Не горбился,
пластался на спине.
Но скольким из детдомовского братства
Подумалось: -
А может быть, ко мне?
Она молчала радостно-устало,
Как пахарь на последней борозде.
Потом
почти неслышно
прошептала:
- Где Толя мой?
Ведёркин Толя где?
Она пришла из самого Смоленска.
Не ехала,
не веря в поезда.
Её вела в её наитье женском
Лишь ей одной известная звезда.
И привела.
А Толька
конопатый
И лопоухий,
ну совсем как я, -
Мой враг непримиримый и заклятый, -
Спросил её:
– Ты мама?
Ты – моя?
Они уселись на скамье под липой.
Мать развязала тощий свой мешок
И не сдержала горестного всхлипа:
Весь хлеб истёрся в крошки,
в порошок.
Но Толька –
вместо глаз
блаженства щелки –
И тот же самый,
и совсем другой,
Уписывал его за обе щёки,
В мешок ныряя жадною рукой.
Мать плакала счастливыми слезами,
Не утирая,
не скрывая их.
И весь детдом,
как после наказанья,
Задумался о чём-то
и затих…
Прошли года –
и радости,
и беды.
Я никогда от зависти не слеп.
Но до сих пор мне хочется отведать.
Каков на вкус он,
материнский хлеб.