Видели ли вы проблемных гостей так, как видели их мы с Кабаном?
Пытающиеся танцевать на столах не в меру веселые, пылающие неземным румянцем дамы — далеко не самое ужасное в процессе ночного заведения.
Буровящие на тебя или друг друга пьяные молодчики — тоже мало пугает. Скорее скучно и грустно, потому что каждому дураку не объяснишь то, какой он на самом деле дурак. Они не верят. Ни один еще не поверил.
Другое дело, когда приезжают авторитетные типа ребята. Сами по себе они очень серьезные люди, вдумчивые и внимательные. Проблем с ними никогда не возникает. Они редко ругаются матом, никогда не пьют до синих бровей. И окружающая публика вокруг заметно притихает от такого соседства. И ситуацию они всегда оценивают адекватно, все прекрасно понимают, и разговаривают уважительно и грамотно.
Одна беда — вместе с ними иногда приезжает Каспыч.
И начинается...
Он засасывает кругаль пива в круглый ротик на круглом лице с маленькими, круглыми веселыми глазками. И зачастую уже в самом процессе опустошения, выясняется, что Каспыч на спор с кем угодно может разбить об голову что угодно твердое, да вот хотя бы этот замечательный графин.
Он честно и долго пытается это сделать. То головой об графин, то графином об голову. При этом с ним никто и не спорил.
Но графин — штука стойкая и упрямая, как потомки Рюриковичей. Заведение наполняется гудящим звоном и одобрительными выкриками из зала. А потом, с появлением первой крови — возгласами страха и неудовольствия, в основном женскими. Мы с Кабаном понимаем, что первая кровь для Каспыча — это как предварительные ласки, и начинаем напрягаться.
Братва, приехавшая с ним, дружелюбно комментирует происходящее. Но, как правило, не вмешивается. Ну, это же Каспыч, что вы хотите? Его угомонить сложнее, чем просто дать ему наиграться.
В конце концов охранники, а это мы с Кабаном, отнимаем у бравого мужчины средних лет и среднего роста злосчастный графин, пока тот не вылетел из скользких ручонок и не повредил кого-нибудь относительно нормального. Каспыч уходит умываться, слегка пристыженный.
По приходу же обратно он слегка притормаживает, что-то задумав.
И с ходу разбивает головой плафон на стене с воплем:
— Ну, могу же! Видишь, могу! Бабки давай!
После чего начинается выяснение, считается ли плафон за графин, и кто с кем спорил и на сколько.
Братва молча расплачивается за плафон и авансом за графин и осаживает Каспыча.
Тот обиженно отворачивается всей своей округлой спиной и переходит за другой столик. Там забивается на спор с местным перекупщиком краденых автомобилей Немцем. Спорит на сто баксов, что вырвет зубами кусок резины из колеса любого авто на парковке. Забившись, идут на улицу.
Пять секунд урчания рядом с Пассатом — и у Каспыча кусок резины в зубах. Дикое зрелище — разбитый лоб и эта резина в оскаленном рту — преследуют меня до сих пор в предутреннем бреду.
Заработав свои сто баксов, Каспыч угощает на них всех пивом. Мы с Кабаном напрягаемся еще больше.
Начинает приставать к барменше, почему она не налила вот тому додику за дальним столом. А она налила на самом деле. Но он не слышит, уверенный в своей правоте. Даже сам додик не может его переубедить.
Убедительно просим братву убрать Каспыча из заведения, пока отсюда не начали выносить додиков с инфарктом. Те собирают консилиум, не вставая из-за стола. Анализируют физическое и психологическое состояние товарища и соглашаются.
Почти трезвый Немец на своем Пассате с вырванным куском резины увозит Каспыча домой. Все в округе затихает и успокаивается, даже кошка выходит из кухни в зал и начинает умываться. Немец возвращается через какое-то время один.
Все потихоньку возвращается в свой привычно-хаотичный ночной уклад.
Но через полчаса в дверях, распахнутых с ноги, возникает Каспыч, в руке у него почему-то неприятного вида кирпич.
Кошка с обиженным видом снова исчезает в пищеблоке.
Мы с Кабаном стремительно, в стиле нидзутсу(и одновременно с этим и спинджитсу) двигаемся к ночному воину навстречу, завораживающими витиеватыми зигзагами, огибая столы в виде игры «змейка» на Нокиа 3310.
Не успеваем, конечно. Нидзутсу против простого русского отморозка - так, тьфу...
Каспыч несется к стойке и, совершив нечеловечески длинный прыжок, с разбегу летит щучкой за стойку, прямо в теплые, не ждущие подлого обмана от мужчин, колени визжащей барменши. Кирпич по дороге теряется и падает кому-то из братвы на ногу.
После оплаты разбитой посуды и утешения оскорбленной в лучших чувствах хозяйки барной стойки он переругивается с вернувшимся Немцем. Вялая поначалу перебранка превращается в дикий спор шепотом, тщательно скрываемый от остальной братвы.
Оба выскальзывают в ночь, садятся в Пассат и уносятся с визгом покрышек в рассвет. Через несколько минут издалека слышится грохот разбитой машины. Еще через пятнадцать минут оба возвращаются в обнимку, в продранной одежде и заметно прихрамывают. Требуют от ушибленной барменши еще пива, почему-то в долг.
Оказалось, Каспыч взял Немца на слабо. Игра называется «Полуночный десант». Аналогов по другую сторону границы не имеет. Оба десантировались из движущегося авто посреди городского проспекта, разогнавшись до ста двадцати километров в час. Машина, на всеобщее счастье и свою погибель, въехала в ближайший столб на ночном пустынном проспекте и прекратила существование, слегка искрясь и дымя.
— Вы оба неисправимые хулиганы, — заключает братва и быстро сворачивается. Извиняется в третий раз и просит сказать ментам, если те приедут (а те приедут), что они не видели этих двоих, а братва постарается порешать этот вопрос. Хотя, казалось бы, что там решать?
— Пассат был кривым, — бездушно комментирует Немец, слегка покачиваясь, — там банку с номером плохо приварили.
— И колесо прокушено, — пьяно добавил стоящий рядом Каспыч и плотоядно осмотрелся, — офигительно мы десантировались, да, пацаны?
— За ВДВ! — ревут оба.
В конце смены приезжают выпить чайку смена из гостиницы «Березка» и рассказывают, что Каспыч с Немцем сидят в холле, вроде как наказанные. Пьют томатный сок со сметаной. Каспыч рубит перочинным ножичком пальму под самый корень. Говорит, у него нет елки на новый Год.
На дворе август.
И вообще — рубить пальму, сидя в «Березке» — до такого пошлого эвфемизма может докатиться только Каспыч.