III "Балканская серия"
Верещагин из своего двухлетнего путешествия вернулся только весной 1876 года. Но не успел он окончить все свои труды по "Индийской серии", как вдруг началась Русско-турецкая война 1877-1878 гг. Верещагин просто не смог остаться в стороне от этих исторических событий. Он по-настоящему ценил высокую цель русской армии, посвящённую освобождению славянских народов, хотел прославить её подвиги и самоотверженность во имя этой цели. Вот как писал сам Верещагин:
Дать обществу картины настоящей, неподдельной войны нельзя, глядя на сражение в бинокль из прекрасного далека, а нужно самому все прочувствовать и проделать, — участвовать в атаках, штурмах, победах, поражениях, испытать голод, холод, болезни, раны… нужно не бояться жертвовать своей кровью… иначе картины мои будут «не то».
Поэтому он сразу из своей мастерской записывается на фронт добровольцем. Уже в самом начале войны он принимает участие в минной атаке, но получает ранение и попадает в госпиталь на три месяца. Ему пророчили гибель, однако неуёмный русский дух взял своё, и уже в августе он оказывается под Плевной.
Здесь он застаёт непонятную и гнусную картину: русские войска хотели брать Плевну 30 августа, в именины императора Александра II. Но, понятное дело, так просто взять и захотеть на войне не работает. Однако командование решило сделать такой "подарок" императору, хотя войска были не готовы, погода была плохой, а сообщения между частями нарушено.
Конечно, штурм был неудачным. Это безобразие настолько поразило Верещагина, что он вновь пишет провокационную картину с колким названием "Царские именины".
Но не только Плевна стала основой картин Василия Васильевича на Балканскую тему. В его послужном списке и третий штурм Плевны, и бои на Шипкинском перевале, и взятие Адрианополя... Задачу осложняло ещё и то, что Верещагин находился в штабе самого, пожалуй, знаменитого генерала Русско-турецкой - Михаила Дмитриевича Скобелева. "Белый генерал" всегда шёл впереди всех, скакал на своём коне вдоль передовых линий и никогда не боялся вражеских пуль. И Василий Васильевич ни на шаг не отставал от своего командира! Его шедевры были созданы под градом пуль и взрывом снарядов, криками "Ура!" и звоном сабель. Его этюды были написаны кровью... и слезами. Всякий раз, когда он возвращался к своим Балканским работам в мастерской, он не мог сдержать слёз. Он слишком живо переживал то, что писал. Именно поэтому его картины такие погружающие и сильные. Но идея его была гораздо глубже, чем у простой парадной картины подвигов русских войск. Он хотел выразить свой протест. Протест жестокости и смерти. Протест вечным распрям из-за глупости народов и правительств. Притом гибнут простые люди, крестьяне и солдаты. Конечно, эта война показала ему многое. Хотя цель её была вполне ясна, но разве оно того стоило? Разве сегодня помнят потомки освобождённых народов то, что мы отдали ради их свободы? А мы сами помним?
Я представлю часть из серии, ибо всю её показать просто невозможно.
Большую часть необходимых для написания картин, посвящённых Русско-турецкой (40 этюдов), были вероломно похищены ещё во время войны. Сколько же ещё потрясающих душу шедевров мог написать Верещагин? Остаётся только гадать. Но всё-таки написанные им картины были более чем атмосферными. Он представил человечеству новую войну, которая беспощадно забирает жизни и приносит горе. Сам Верещагин потерял на этой войне двух своих братьев. Он по-настоящему прочувствовал эту войну - со всеми горестями, трудностями, радостями, поражениями и победами. Он настолько напился из этой чаши, что более не мог молчать. В письмах Третьякову он говорит:
Передо мною, как перед художником, война, и я ее бью, сколько у меня есть сил; сильны ли, действительны ли мои удары — это другой вопрос, вопрос моего таланта, но я бью с размаху и без пощады. Вас же, очевидно, занимает не столько вообще мировая идея войны, сколько её частности, например в данном случае "жертвы русского народа, блестящие подвиги русских войск и некоторых отдельных личностей и т. п.
И ещё одно 5/17 ноября 1880 года:
Не могу выразить тяжесть впечатления, выносимого при объезде полей сражения в Болгарии, в особенности холмы, окружающие Плевну, давят воспоминаниями. Это сплошные массы крестов, памятников, ещё крестов и крестов без конца. Везде валяются груды осколков гранат, кости солдат, забытые при погребении. Только на одной горе нет ни костей человеческих, ни кусков чугуна, зато до сих пор там валяются пробки и осколки бутылок шампанского, - без шуток.
Что же за загадочные осколки и пробки? Это тот самый холм, на котором праздновали именины Александра II во время неудачного третьего штурма Плевны. Праздновали.
Война выжгла в его сердце свою страшную печать. В письме своему другу и критику Стасову он признаётся:
Больше батальных картин писать не буду — баста! Я слишком близко к сердцу принимаю то, что пишу, выплакиваю (буквально) горе каждого раненого и убитого.
Но нужно было заканчивать работы и представлять их аудитории. Для начала следовало доработать собранный материал и дописать картины. Верещагин вновь отправляется на Балканы в 1878 - 1880. Наконец, закончив подготовления, он устраивает первую выставку Балканской серии в Париже в 1879 году, а затем в Петербурге в 1880 году.
IV Новые выставки в России и За рубежом. "Палестинская серия"
Надо сказать, что в те времена сами выставки работ Верещагина уже были каким-то прорывным ходом в искусстве. Он собирал различные предметы быта и вещи, оружие и одежду, устраивал настоящую атмосферу того места, в котором он писал эти картины. И, что тоже удивительно, в каждом зале играла особенная музыка. А плату за вход на выставку он старался либо сделать как можно меньше, либо вовсе убрать. Всё для того, чтобы привлечь, что называется, рабочий класс, дать возможность людям увидеть правду и проповедовать миру мысли и философию своих шедевров. В каком-то смысле у него это получилось. Очень много простых людей посетили его выставки и остались под великим впечатлением. Однако под таким впечатлением не были ни Александр II, ни его сын, Александр III, ни вся царская свита. Они вновь обвинили художника в революционном настроении, в безумстве и предательстве. Как писал Верещагин о Московской выставке в 1883 своему другу, французскому критику Кларети:
Здесь ещё более, чем в С.-Петербурге, меня обвиняли в отсутствии патриотизма - шарлатан, космополит, возмутитель, развратитель народа и т. д. - Это ли не мило?
На первой выставке никто не решился купить эту серию, поэтому пришлось продать свою "Индийскую серию". И вновь все его коллекции покупатели дробят друг между другом. Никто не соблюдал главное правило Верещагина - нераздельность серий.
Чтобы популяризировать своё искусство, Верещагин устраивает выставки в более лояльных к реалистической живописи городах - Вене, Стокгольме, Будапеште, Берлине, Праге и многих других. Его коллекции произвели настоящий фурор, а посещаемость была невероятно большой.
В 1883-1885 гг. он вновь отправляется в путешествие по Индии и Палестине, собирая новый материал для библейских серий. Он писал, что прошёл всю святую землю с Евангелием в руках, попытавшись по-новому представить описанные в нём сюжеты.
Вернувшись в 1886 году Верещагин печатает в Париже статью "О прогрессе в искусстве", в которой как бы подготавливает людей к представлению своего нового взгляда на живопись и старую школу. Творческим людям полезно почитать, оставлю ссылку в конце.
И вот новые персональные выставки в Европе, посвящённые "Палестинской серии".
Конечно, многие картины мы не сможем увидеть, поскольку они либо распроданы, либо пропали вовсе. Очевидно, какое действие произвело такое переиначивание библейских историй без соблюдения старых канонов. Католическая церковь обрушилась на Верещагина, а в России его выставку "Палестинской серии" вообще запретили проводить. Поэтому Верещагин отправился в США, где с лёгкостью после нескольких выставок распродал картины в частные коллекции. К тому же в 1887 году он закончил "Трилогию казней":
Судьба этих полотен аналогична, правда, "Казнь заговорщиков" всё же вернулась в Россию и сейчас находится в Петербурге.
В 1887 году художник возвращается из Парижа на родину, а чуть позже расстаётся со своей первой женой. Замуж за него выходит Лидия Васильевна Андреевская, вместе с которой он переезжает на тихую окраину Москвы и строит большой дом по собственному проекту.
Продолжение следует...