Очередь на регистрацию ползла сквозь терминал подобно огромному чудовищному организму: многоножка с миллионом ног, тысячей голов и, по крайней мере, пятьюстами рюкзаками. Дети дёргали своих родителей за руки и ныли, что им скучно. Молодая парочка яростно целовалась, абсолютно игнорируя взгляды — будь то снисходительные, или осуждающие — окружающих их людей. Перелёт был весьма затратным удовольствием, как финансово, так и в психологическом плане, поэтому никто не хотел делать замечаний. Эта парочка, возможно, расставалась на год или даже больше.
(Где-то на другом терминале пассажиры с билетами первого класса прикладывали к аппарату свои карточки, которые подтверждали их принадлежность к элите, особенность, исключительность. Аэропорт, по которому они шествовали был чудом, собором, сияющим хромированной сталью, с огромными сверкающими окнами и художественными инсталляциями, которые мерцали и переливались, как чистое золото. Даже в полночь отдел терминала для первого класса был прекрасен и сиял как день; маленький островок света, способный посрамить любую звезду в небе. В воздухе разливался запах кофе и свежей выпечки, а магазинчики были набиты шоколадом и сувенирами, а вовсе не диетическими и мочегонными продуктами. Это был совсем другой мир, тот о котором вы только слышали, но вряд ли когда видели. Не обязательно лучший мир, или добрый, но тот, в котором всё ещё сохранялось достоинство.)
Мэри нервно продвигалась вперёд, как только очередь позволяла сделать шаг. Ей было холодно. Авиалинии не предупреждали её об этом когда рекомендовали этот рейс. Штаны для занятий йогой и тоненький топик без рукавов — это хорошая одежда, но она не слишком-то защищает от работающего кондиционера.
По крайней мере не одна она тут дрожала. Люди прибывали и бродили везде, куда ни глянь — красавцы изо всех слоёв общества, готовящиеся улететь в это прекрасное небо, — почти все они были одеты в чёрные штаны для йоги и тоненькие безрукавки. На некоторых мужчинах были шорты карго, и она поморщилась, прикинув их вес. На других — мужчинах и женщинах — были спортивные шорты и гетры. Это было разумно. Если они превысят лимит по весу, они в любой момент могут избавиться от шерстяных вещей и лететь с голыми ногами, мёрзнуть, но без дополнительных взысканий.
Ни на ком не было никаких украшений, кроме обручальных колец, да и тех было меньше, чем она ожидала увидеть.
Громкий звон выдернул её из задумчивости. Она подняла взгляд. На весах перед ней стоял мужчина с небольшой сумкой; его щеки были пунцовыми, его руки бесконтрольно дрожали. Девушка-контролёр смотрела на него со странной смесью нетерпения и сочувствия на лице. Она вынуждена была видеть подобное по сто раз на дню: пассажиры брызгали слюной и заикались со странной смесью обиды и бравады.
"По крайней мере, глаза у неё добрые," — подумала Мэри и почувствовала, что сама начинает краснеть. Через минуту ей самой предстояло встать на весы. Дело было не в доброте.
— Мне жаль, сэр, — сказала контролёр. Её униформа была сшита из плотного хлопка, накрахмалена до хруста, многослойна как круассан. Волосы были уложены роскошными волнами и зафиксированы воском. Мэри поймала себя на том, что не может отвести взгляда от этих волос, как голодный человек при виде накрытого стола. Эта женщина имела вес. Ей можно было занимать пространство. Когда она летала, ей не нужно было предварительно вставать на весы.
— Это ошибка, — сказал мужчина. — Я заплатил за свой билет.
— Да, сэр. Вы заплатили за общий вес в двести пятьдесят фунтов, а прямо сейчас весы показывают двести семьдесят пять. Не желаете ли перебрать свою ручную кладь? У нас есть специальные багажные ящики...
— Ваши дрянные весы неисправны, — оборвал её мужчина. — перезапустите их.
Сочувствие на лице контролёра начало таять.
— Вам разрешается сделать два повторных взвешивания, чтобы выяснить какие вещи взять с собой в салон, а какие отправить в багаж. Если я перезапущу весы, вы не сможете правильно откалибровать свой багаж.
— Мне пофиг, — прорычал он. Он зыркнул назад на остальных с яростью и замешательством на лице. Как смеют эти все смотреть на его унижение. Как смеют они вообще быть. — Перезапускай.
Контролёр, на этот раз с полным отсутствием сочувствия на лице, кивнула и набрала код на своём терминале. Красные огоньки на передней панели весов мигнули и переключились на зелёные, а затем над ними высветилось число 272,3. Мужчина стал красным, как помидор.
— Согласно правилам транспортной безопасности США, результат вашего повторного взвешивания выведен на табло, дабы предотвратить дальнейшие препирательства, если вы вдруг решите оспорить нашу ценовую политику, — сказала контролёр ледяным тоном. — Ваш контрольный вес составляет двести семьдесят два фунта и три унции, которые, согласно текущим правилам международной системы ценообразования перевозок, округляются до двухсот семидесяти пяти фунтов. Вы оплатили вес в двести пятьдесят фунтов. Вы можете оплатить лишний вес или попытаться уменьшить ваш общий вес. У вас осталось одно взвешивание.
Мужчина принялся снова брызгать слюнями. На стойке рядом загорелась лампочка, сигнализируя о том, что другие весы освободились.
С упавшим сердцем Мэри повернулась навстречу своей судьбе.
******
Борьба авиакомпаний между собой в начале две тысячи двадцатых достигла своего апогея, так как все они пытались изыскать способы увеличить свою долю на рынке услуг авиаперевозок не теряя при этом клиентов. Они подняли плату за провоз багажа, одновременно сократив количество мест в салоне самолета, постепенно отказываясь от основных удобств, на которые, по мнению людей, последние имели право.
Желаете быстрее подняться на борт? Платите дополнительные двадцать долларов, чтобы сидеть в бизнес классе самолета - менее престижно чем первый класс, конечно, - но лучше, чем видеть всё это быдлo в общем салоне. Хотите чего-то больше, чем банка лимонада? За это два доллара, только по карте, никакой налички, но — смотрите, мы снизили цену цену на перелёт: всего пятнадцать долларов с носа, — это, конечно стоит того, чтобы потерпеть небольшие неудобства в воздухе. Да и кому вообще нужна вторая банка диетической колы?
Однако в конце-концов они наткнулись на стену общественного неодобрения. Людям не нравилось, что что их по мелочи обдирают как липку. Они хотели спокойно летать без неудобств. Без чувства, что стоимость неподъёмная.
Никто не знает, что первым предложил перемену. Этот момент затерян в истории, и, наверное, это и к лучшему. Возможно это была работа какого-то желторотого стажёра, громко вякающего к месту и не к месту, лишь бы босс услышал, а не какого-то монстра в человечьей шкуре. По требованию профсоюза всегда взвешивали багаж. Международные авиалинии взвешивали ручную кладь с целью экономии топлива. Но никто не взвешивал пассажиров. Так почему бы и не начать взвешивать людей? На этом можно было сделать деньги. И если раскрутить это правильно... а у них были годы опыта по раскрутке всякого.
В конце концов переход к новой системе произошёл удивительно легко. Это было похоже на наблюдение за тем, как варится лягушка: медленно и неумолимо, если можно применить к данной ситуации подобную кошмарную метафору. Кто не злился других пассажиров за их "неудобные" тела? Как вам понравится высокий мужчина, чьи длинные нескладные ноги упираются коленями в спинку вашего кресла на протяжении всего полёта? Миниатюрная женщина, чьи скромные размеры оскорбляли всех вокруг потому, что она могла с комфортом разместиться, беззаботно занимая просторное для неё кресло? Малыш, которому не положен отдельный билет, но чьи вещички занимали место на багажной полке над сиденьями? В ведь это место также нужно пассажирам с билетами! Каждый мог послужить причиной для обиды, если посмотреть с нужной перспективы.
Хорошо ещё, что некоторые авиалинии уже практиковали продажу дополнительных билетов для пассажиров, которые не помещаются в одно кресло (и это было даже обязательно). Считалось, что это уменьшит дискомфорт для других пассажиров, позволяя тучным людям путешествовать с неким подобием достоинства. Но, с другой стороны это ли не признак того, что "данная авиакомпания считает их слишком жирными"? Как будто вообще было что-то достойное в том, что тебя взвешивают, измеряют и на этом основании ты оплачиваешь свой перелёт.
Разве вы, будучи втиснуты в маленькое кресло, не проклинали на чём свет стоит своих соседей? Но не тела были проблемой, боже, нет. И не билеты на одно место. Просто сиденья были слишком маленькие для того, чтобы хоть кто-то мог сохранить своё достоинство. Может быть авиалиниям следовало перестать жертвовать приличиями ради рекордных барышей. Но...
Рынок сам подстроится. Рынок всегда подстраивается. Если людям не нравится, как работают авиалинии, значит им не надо лететь.
Всё началось с одной авиалинии. "Летайте нашими ультра комфортными самолётами" – завлекала реклама. Большие кресла для больших пассажиров. Высокие пассажиры могут удобно разместить свои ноги. Все цены в соответствии с местом, которое вы занимаете. Всё доступно всем желающим. Если та миниатюрная женщина, которая так легко помещается в стандартном кресле, вдруг захочет раскошелиться на ещё одну сотню долларов, чтобы лететь в кресле, созданном для человека раза в три больше неё, что ж, – любой каприз за ваши деньги. Рынок подстроится. Рынок всегда подстраивается.
Кое-какие конспирологические теории предполагали, что это тёмное предзнаменование; что люди будут вынуждены покупать только "ультра комфортные" места вместо тесных, но дешёвых эконом класса. Эти слухи распускались теми, кто доказывал, что места в первом классе и дополнительный ряд сидений были доступны многие годы, и никого жадные авиалинии не заставляли покупать их. А теперь просто появился ещё один способ стрясти с пассажиров немного деньжат. Никакого коварного злого умысла в этих изменениях не было.
Остальные авиакомпании друг за другом переняли эти нововведения. Они переоснастили свои самолёты, и через некоторое время, – недолгое, но достаточное для того, склонить на свою сторону большинство недовольных – все теперь летали с комфортом. Многим людям нравились большие кресла и дополнительное место, чтобы вытянуть ноги, нравилось, что теперь на них не вешали ярлыки за то, что они покупают "расширенные" и "удлинённые" места. Положительное отношение к перелётам росло. Комфорт пассажиров увеличился, а вместе с ним и их расходы во время полёта. Стюардессы умоляли своих боссов оставить всё так, как есть потому, что с новыми правилами количество жалоб и ссор на борту резко уменьшилось. Впервые за долгое время они летали спокойно. Но ничто не вечно.
Люди говорили. Но деньги говорили громче. Деньги всегда говорят громче. Опять всё началось с одной авиакомпании, которая объявила, что с целью сохранения низкой цены на перевозку и равноправия пассажиров, теперь никто не сможет выбирать места самостоятельно. Можно было указать желательное место у окна, посередине или в проходе и летите ли вы группой, чтобы в этом случае вас посадили вместе. Ваше фактическое место теперь выбирала авиакомпания, основываясь на данных вашего роста и веса, полученных в процессе бронирования билета.
Да, некоторые группы не могли бы лететь вместе и, да, в этом было бы неудобство. Но предпочтение отдавалось семьям с детьми, которые могли теперь сидеть рядом, представьте, как это удобно! Представьте, как приятно знать, что каждый получит сиденье, соответствующее его потребностям. Выкупая большие кресла для себя, люди приносили неудобства другим, говорила авиакомпания. Авиакомпания просто вмешалась, чтобы всё урегулировать. Чтобы всем было хорошо.
И опять недовольные подняли хай, и опять это ни к чему не привело: перелёты были спокойные, места были комфортные, и ситуации с недовольством пассажиров, которые оказывались втиснуты в неподходящие места просто потому, что они не успели заказать место, как только появились билеты, – начали сходить на нет. И опять всё стало лучше, и опять другие авиакомпании переняли эту практику, и, наконец идея о том, что кто-то мог самостоятельно выбирать места, стала казаться глупой. А когда у вас правильное место, разве всё остальное имеет значение? Сиденья удобные, не так ли?
А в это время авиакомпании собирали данные пассажиров, вычисляли их средние параметры и цены, и с чем может рынок, – всевидящий рынок – справиться. Они оценивали. Они планировали.
На этот раз изменение началось не с одной авиакомпании: оно произошло сразу у всех, обрушившись на общественность с силой священного писания. Они произвели вычисления, свели их в таблицы, проштамповали все необходимые документы. И заявили, что вес пассажира напрямую влияет на расход горючего. Люди теперь должны платить не только за свой багаж, но и за совместный вес себя самих и своей ручной клади. Это было не просто разумно: это было честно.
Они никого не дискриминировали, о, нет. Они знали любые экстремальные значения веса, как в большую, так и в меньшую сторону были часто результатом медицинской проблемы. Любой, кто озаботился бы справкой от врача, подтверждающей, что вес был результатом их инвалидности, мог рассчитывать на снижение стоимости билета до стоимости билета для "идеального пассажира". С другой стороны, было заявлено, что перед полётом все пассажиры и их личные вещи будут взвешены, и что на недобросовестных клиентов будет наложен штраф.
Рост был также важным фактором, и "места для высоких" были чрезвычайно дорогими, даже по сравнению с местами для полных. Но очень высокие люди составляли малый процент. Их жалобы можно было пропустить мимо ушей. Авиаперелёты остались единственным подходящим способом увидеть мир, посетить друзей и родственников и окунуться в другую культуру всего через несколько часов. Новый порядок цен установился. Если люди решали переступить через свою гордость и сесть на поезд, что ж...
Рынок подстроится. Рынок всегда подстраивается.
******
Контролёр одарила Мэри тёплой профессиональной улыбкой когда та подошла к весам. Мэри изо всех сил попыталась улыбнуться в ответ, в то время как её разум метался, перебирая каждую вещицу в багаже, каждый кусочек пищи, который попал к ней в рот за последние две недели. Она могла бы обойтись без носков. Это сэкономило бы ей три унции. Это бы...
— Удостоверение личности, пожалуйста.
Мэри протянула свои водительские права и кредитную карту, не говоря ни слова. У неё начался мандраж. Если вдруг понадобится дополнительная оплата, она должна будет заплатить, но она не могла себе этого позволить: её билеты были невозвратные.
— У вас есть сумки?
— Да, — сказала она. — Они оплачены.
Она взгромоздила их на весы и с облегчением выдохнула, когда когда их общий вес составил менее восьмидесяти фунтов. Теперь ей хватит на поездку. На обратном пути у неё будет только одна сумка. Содержимое другой сумки останется у её сестры и новорожденной племянницы. Возможно, у неё никогда больше не будет шанса повидать их. Этот визит был не просто каким-то особенным: им предстояло разрешить между собой все вопросы, подвести итоги и наполнить свои сердца любовью, чтобы вытерпеть расстояние.
Каждая сумка обошлась ей в сто долларов к стоимости билета. Ей казалось, что она может слышать, как плачет её кредитная карта.
— Отлично, — сказала контролёр, мельком глянув в её документы. — Вы оплатили вес каждой сумки в сорок фунтов и вам удалось не превысить его. Поздравляю. Вы подготовили ручную кладь?
Сумки были уже брошены на конвейер, делая для неё невозможным запихнуть в них хоть что-нибудь. Вес зарегистрирован, учтён и не изменится.
(Ещё одно "преимущество" данной системы, по словам пиарщиков, которые трудились в поте лица своего, было то, что с тех пор, как ввели систему взвешивания, случаи кражи вещей из багажа практически сошли на нет. Тот факт, что авиалинии могли справиться с этой проблемой без взвешивания пассажиров, не имел значения. Кража багажа уменьшилась, пиар был хорош, и ещё, количество людей с законными жалобами свелось к кучке недовольных.)
— Теперь будьте любезны встать на весы, чтобы мы смогли завершить вашу регистрацию, — улыбка контролёра была до ушей. Конечно, от чего бы ей не улыбаться. Ей тепло в этой плотной, комфортной униформе. Ей можно иметь вес, занимать пространство, будто оно всегда принадлежало только ей. В голодных глазах Мэри она выглядела как самая богатая на весь аэропорт, безмерно богатая, неприкосновенная.
Неприкосновенная.
Мэри выдохнула из лёгких весь воздух и встала на весы. Первое взвешивание было приватным: показание весов никому не демонстрировалось, позволяя пассажирам принять свою судьбу и заплатить за перевес, или не платить, если перевеса нет. Шесть месяцев строгой диеты, шесть месяцев приучения себя обходиться без питья между приёмами пищи, чтобы мочевой пузырь оставался пустым, шесть месяцев чтения электронных книг по снижению веса, шесть месяцев приложения всех сил, чтобы весить меньше, — и вот он, решающий момент. Некоторые люди не планировали это заранее. Они не соблюдали диету, даже не думали о ней до последней минуты, а теперь истощённые слабительным, и придерживая одной рукой свои штаны для йоги, они боролись с головокружением. А она нет. О, нет. Она-то была готова.
Раздался громкий звон. Мэри вздрогнула.
— Прошу прощения, мэм, у вас три фунта перевеса. Не желаете ли внести эти данные в посадочный талон или убрать что-нибудь из ручной клади?
Щеки Мэри пылали. Памятуя о том, как быстро тот мужчина утратил симпатию всех в пределах слышимости, не говоря уже о контролёре, которая была единственным человеком, способным помочь в данной ситуации, Мэри понизила голос и сказала смиренно:
— Мне нужно пописать. Это может чем-нибудь помочь?
Контролёр сочувственно кивнула. Конечно, она много раз слышала подобное.
— Вы можете посетить уборную, если желаете, и вернуться в конец очереди. Я могу придержать ваш багаж, пока вы не завершите регистрацию.
Очередь извивалась огромной змеёй по всему терминалу и терялась где-то на улице. Не важно, насколько ужасными стали перелёты: их популярность только росла и росла. Путешествие на автомобилях, поездах и автобусах занимало слишком много времени, а время, как известно, — деньги. Так почему бы не сэкономить немного времени, потратив немного денег? Разве только, это стоило много денег. Мэри готова была кричать, когда слышала, как кто-нибудь в пределах слышимости говорил, что это дорого. Она тратила больше денег, чтобы сэкономить время, чем она бы заработала за эти сэкономленные часы. Но у неё не было выбора, совсем, потому что она не могла рассчитывать на такой отпуск в будущем. Вопрос состоял в том, что или полёт, или ничего.
Если она пойдёт в уборную и вернётся в конец очереди, она опоздает на самолёт. Тихим-тихим голосом она сказала:
— Нет, боюсь у меня на это нет времени.
Контролёр кивнула сочувственно. По крайней мере, она была всё ещё на стороне Мэри; по крайней мере, пока что люди на них не пялились. Переминались с ноги на ногу, хмурились, но не пялились.
— Что вы будете делать?
— Можно мне... можно я вытащу что-нибудь из ручной клади?
— У вас пять минут, — сказала контролёр.
Мэри кивнула и, скинув с плеч свой рюкзачок, принялась судорожно копаться в нём. Бутерброд, который она взяла, чтобы съесть в самолёте можно выбросить; это не много, но хоть что-то. Гигиеническая помада, блеск для губ, пачка аспирина, все штуки, которые она могла бы купить снова, когда прилетит. И это выйдет ей дешевле, чем доплачивать за лишний вес. Расчёска. Счастливая монетка. Влажные салфетки...
Мало-помалу, она сложила всё это кучкой на стойку контролёра, чтобы люди в очереди могли видеть и оценить свои собственные возможности. Наконец не осталось ничего, только её лекарства и планшет. Она сглотнула и сказала:
— Я готова.
— Поскольку это ваше второе взвешивание, результаты будут публичными, — сказала контролёр беззлобно, но и не убирая ничего со стойки. Мэри поняла, что ей предоставляется ещё один шанс оплатить за перевес и сохранить свою мелочёвку. Но цена...
— Я понимаю, — сказала Мэри слабым голосом.
— Вы заплатили за общий вес в триста фунтов, ваш вес составил триста три фунта.
Контролёр нажала на кнопку. Красные нули, ужасные красные нули засветились на табло.
Мэри судорожно сглотнула и встала на весы. Красные нули сменились на мельтешащие цифры, которые росли, росли, и наконец достигли окончательного значения:
301.2
Нужно было быть тyпицeй, чтобы не заметить выражение сожаления и огорчения на лице контролёра. Женщина прямо посмотрела в глаза Мэри.
— Мне жаль, — сказала она. — Ваш вес, включая вес ручной клади составляет триста один фунт и две унции, что, согласно правилам транспортной безопасности США, округляется до трёхсот пяти фунтов. Вы оплатили вес в триста фунтов, включая вес ручной клади. Вы можете оплатить триста пять долларов или предпринять попытку уменьшить ваш общий вес для повторного взвешивания. У вас осталось одно взвешивание, — слова были сухие, плоские, без осуждения или насмешки.
За своей спиной Мэри слышала, как люди ропщут и переминаются на месте. Некоторые из них, она чувствовала, ухмыляются, глядя на неё, видя перед собой очередную тoлстyxy, которая не умеет сдерживать свой аппетит. Они не видели её диету, её стыд, диуретики и стресс. Они не видели научных статей, которые говорили, что столь сильная потеря веса плохо влияет на сердце, они не видели искреннего беспокойства на лицах её друзей, которые спрашивали её в тысячный раз, стоит ли оно того, чтобы увидеться с сестрой, которая переехала на другой конец страны и оборвала все связи с семьёй по своему собственному выбору.
Но некоторые раны можно было залечить только сближением, и она хотела увидеть свою племянницу, и она подумала... она подумала, что может сделать это. Она слишком много уже сделала. Пятьдесят фунтов минус, и ради чего? Публичного позора и платы, которую она не может себе позволить?
Дело было не только в деньгах. Дело было в том, что в этом мире настолько стали нетерпимы к полноте, что за неё теперь нужно было платить, и это казалось очень разумным решением.
— Мне можно лететь босиком? — мягко спросила она.
— Вы можете купить шлёпанцы перед пунктом досмотра, — сказала контролёр. И ещё более сочувственным тоном, чем тот, когда она озвучила вес Мэри, добавила:
— Пожалуйста, помните: все пассажиры пройдут процедуру взвешивания перед непосредственной посадкой в самолёт. Вам будет выставлен дополнительный счёт в случае, если вы превысите лимит вашего билета. Этот счёт будет больше в связи с привлечением дополнительных ресурсов, необходимых для осуществления вашего прохождения через пункт досмотра.
Какие ещё дополнительные ресурсы? Мэри готова была завыть. Чтобы кто-то пикнул кредитку? Чтобы кто-то ткнул пальцем в толстyxy?
Но она ничего не сказала. Ни слова. Просто сгребла содержимое своего рюкзачка обратно и, вцепившись в ремень, как утопающий в спасательный круг, не дыша, она протянула контролёру свою кредитку. Если оплата не пройдёт, это будет конец. Она не сможет получить назад стоимость билета. Он невозвратный. Она никогда в жизни не сможет увидеться с сестрой. Всё зависело сейчас от средств на её кредитке, которых было так мало, что страшно даже подумать.
С выражением сочувствия на лице контролёр провела кредиткой. Цифры светились красным. Толпа бормотала.
Контролёр улыбнулась.
— Оплата прошла успешно. Ваш вес по билету теперь составляет триста пять фунтов, включая ручную кладь и другие мелочи.
Это значило: не пей много воды, не покупай ничего в кафешках перед досмотром, не делай ничего, что могло бы увеличить твой вес, в противном случае, когда мы взвесим тебя снова — якобы для того, чтобы убедиться, что самолёт заправлен нужным количеством топлива, чтобы поднять твой вес, — мы сдерём с тебя дополнительную оплату ещё раз. Не существуй. Не занимай пространство. Не дыши.
— Спасибо, что летаете с нами, — сказала контролёр и вернула Мэри её карту.
Мэри выдавила из себя слабое подобие улыбки, отступила назад и направилась к пункту досмотра, снова смешавшись с толпой пассажиров, — каждый из которых имел свои причины лететь, каждый из которых имел свои причины бояться перелёта, — и стараясь сделать то, чего от неё всегда ждал мир: исчезнуть, стать просто флуктуацией воздуха, позволить своей массе, взвешенной и оплаченной до последней унции, раствориться и искупить вину своего существования.
Как же чудесно, должно быть, иметь возможность занимать пространство. Иметь возможность ходить где угодно без страха и не ловить на себе осуждающие взгляды.
Как чудесно, должно быть, чувствовать, что тебе можно существовать.
Мэри прошла сквозь ряды пассажиров, направляющихся куда там они направлялись, и серебряные двери пункта досмотра широко открылись и поглотили её.
***
Перевод с английского.
Оригинал: Seanan McGuire