«Памирла!» — поняла Клавка, когда увидела откуда-то сверху свое распростертое посреди кухни тело с половником в правой руке и зубами в левой.
Даже зубы не успела вставить, посетовала Клавка и тут же вспомнила, что третьего дня обещала соседке Петровне занести призадолженную тыщонку, еще со времен дефицЫта, когда ей, Клавке, срочно понадобилось прикупить продуктов на черный день.
На тот самый «черный день» прикупались в то время все, а всё потому, что в стране были нестабильные курсы каких-то там валют и шаткое положение рынка, отчего по телевинзеру объявили повальное подорожание всего и вся.
Люди помчались по магазинам и начали скупать все подряд на «черный день».
Он, конечно, наступил этот самый день, как же ему было не наступить, когда всё скупили. Вообще всё...
И даже ерундовские консервы, которые никто раньше не брал, окромя соображающих «на троих».
Время пролетело, черные дни сменились светлыми, а про тыщонку Клавка забыла на фоне всех катаклизмов, случившихся в стране.
Петровна, тоже надо отметить, забыла.
И вот, совсем недавно, когда они сидели на лавочке у подъезда, живо обсуждая способы борьбы с жучками в крупах, которые все еще ждали своего «звездного часа», мимо них прошла соседка Валька, ведя своего отпрыска за руку и выговаривая: «Сколько можно? Весь порошок на тебя извела, тыщу раз тебя просила не лазить где попало!»
И тут Петровна хлопнула своими подслеповатыми глазами на Клавку и произнесла: «Тыщу! Клавка, ты ведь мне с какого году уж никак не отдашь!
У Клавки сначала упала челюсть, а потом медленно вернулась на место вместе с взошедшим из глубин памяти запамятованным долгом.
Она хлопнула себя по лбу и клятвенно пообещала занести, как только получит пенсию.
И вот теперь она лежала на полу с зубами в левой руке и с половником в правой, а задолженная тыща так и осталась лежать в стеклянном буфете под слоником из слоновой же кости.
«Теперь дед пропьет, поди, с горя, а Петровна б на эти деньги в церкву пошла б и свечку мне за упокой поставила».
Клавка расстроилась и резко поняла всю безысходность нынешнего положения.
Она грустно смотрела на выкипающий борщ и себя, валяющуюся с этими зубами, не дошедшими до своего рОдного дома.
«Эх, и дед то теперь, поди, пока в свое домино не наиграется, не придет, и даже некому меня искусственным дыханием с сердечным массажем оживить», — думала свои мысли непонятно чем Клавка, вися под потолком над своим недоваренным борщом.
***
С утра все как-то не заладилось.
Дед, встав, видимо, не с той ноги, начал бухтеть и высказывать Клавке свои претензии.
Вот де, он еще молодой и активный мужчина, живет с какой-то бабкой в вечном фартуке и половником в руках.
Вокруг столько молодых фигуристых женщин, а он мучается с фрекен Бок, на которую ток парашюты налазят, да и то не все.
И вообще он мечтает о борще, а ему третий день на обед подают куриный суп с плавающими ошметками лука!
Клава, до этого мирно почивавшая утренней предвставательной дремой, вспылила:
«Ах ты, пес поганый! Я тебе сейчас покажу фрекенбок! Получишь у меня по лысине! Сейчас ток встану и...»
Дед быстренько подхватил треники и прошмыгнул в ванную.
Но... Клавка уже разбушевалась: «Ишь чего удумал? Мо́лодец бодренький выискался! Молодых ему подавай, свеженьких!»
Накинув халат, она тяжелой, но еще резвой походкой направилась к ванне где забаррикадировался революционер.
Дверь была «замурована» щеколдой, и за ней слышался шум воды.
«Вот выйдешь, я тебе покажу молодость, я тебе покажу свеженьких!»
И для подтверждения своих слов стукнула кулаком по двери. Вода затихла.
Клавка сделала вид, что прошлепала на кухню, а сама притаилась у двери ванной.
Вода затихла, и за дверью явно ощутилось движение.
В тот самый момент, как дед, приоткрыв дверь, осторожно выглянул в сторону кухни, Клавка размахнулась и приложила мужа полотенцем, и еще раз, и еще и хотела было дополнить возмездие кулаком, но...
Тут у нее защемило в груди и потемнело в глазах от боли.
Она покрылась по́том и просипела: «Умираю!»
Дед еле успел подхватить жену и, ловко зацепив ногой стул из кухни, посадил обмякшую женщину.
«Клавочка, ты что? Я ж пошутил, голубушка, я сейчас «скорую» и валидол и где-то валерьянка была. «Как я без тебя? НЕ покидай!», — взвыл растрепанный дед.
У Клавки на этом самом вскрике сразу отпустило сердце от осознания своей нежности к этому растерянному растрепе.
Но она, почувствовав облегчение, все равно охала и ахала, подглядывая одним глазком, как ее бунтарь забегал по квартире в поисках лекарств.
Рассосав валидолину для приличия, Клавка сделалась обижена лицом и пошла суетиться на кухню.
Дед с виноватым видом подавал продукты и суетился, видя, что жена затеяла борщ.
Когда все ингредиенты были подготовлены, он испросил разрешения пойти рубануться с мужиками в домино.
«Иди, жиголо, смотри не зацепись «крючком» за модель какую-нибудь», —напутствовала Клавка своего непутевого шутника.
Борщ был в самом процессе, она резала, терла, подсаливала. Когда он прокипел и по виду был уже готов восхитить своих едоков, Клавка достала зубы, ополоснула и....
Не успела даже вставить их в рот.
Кухня пошатнулась и кувыркнулась вверх тормашками, от чего Клавка очутилась на потолке.
***
Висеть под потолком было неловко, тем более лицезреть себя в таком неприглядном виде.
За окном был прекрасный теплый вечер, садилось солнце, и все от этого делалось оранжевым, а Клавка висела под потолком...
В двери щелкнул ключ...
***
Дед Тимофей, наигравшись в домино, спешил домой, он давно пропустил обеденное время, и от этого у него в животе образовывалось обиженное ворчание.
Тимофей утешал свой оголодавший желудок обещанием вкусного борща, который уж давно, поди, поспел у его жены Клавки.
Отперев квартиру ключом, вошел в подозрительно тихую квартиру.
Почуяв неладное, метнулся в кухню.
Вопль отчаяния пронзил весь подъезд от первого до последнего этажа.
***
Петровна только что достала челюсть и приступила к своему ежевечернему ритуалу, помывке прочистке своих драгоценных кусачек, как вдруг раздался этот вопль, явно из Клавкиной квартиры.
От неожиданности она выронила свои зубы и присела на краешек ванны, схватившись за сердце.
«Случилося что-то», — прошептала Петровна.
***
Тимофей ползал над распростертой женой и завывал, то и дело срываясь на фальцет.
Клавка вся сжалась в комочек под потолком.
Перед глазами мелькнула ее, Клавкина, молодость и его, Тимофея. Ее?
Нет, не ее! Она четко увидела, как его обнимает Верка, соседка по общежитию, почувствовала ее любовь к Тимофею и... свою зависть...
Тимофей был таким красивым и притягательным, что совершенно сносил голову Клавке, деловой, яркой, не признававшей поражений.
«Отбить!» — решила для себя Клавка.
И ... отбила.
Она вдруг увидела, как Верка плачет, почувствовала ее боль...
А потом увидела, как она с чемоданчиком спрыгнула на перроне далекого города, кругом лес, тайга...
Потом увидела, как Верка качает ребенка...Одна... Плачет.
Вот уж парень вырос, уехал учиться, женился.
Верка счастлива, она стала бабушкой чудесного внука.
Сын с невесткой настояли на переезде поближе к ним.
Переехала на окраину большого города, в маленький домик, купленный сыном и невесткой. Помогает молодым с внуком.
Она у них единственная помощница, невестка — детдомовка одинешенькая.
Авария!!! Погибают оба сразу на зимней дороге, отправившись к ней за внуком, гостившим у бабушки.
Верка и внук остались одни.
Клавка сжалась еще больше.
Увидела, как она мыкалась с внуком, перебиваясь на копейках.
Увидела, как работала Верка, чтоб поднимать мальчонку, тяжело, много...
Износилась. Заболела.
И тут Клавка услышала мольбу Верки: «Помоги. Адрес!..»
И тут как по лбу Клавке кто-то крепко хлопнул: «Рано! Иди обратно!»
В тот же миг все кувыркнулось в обратную сторону.
***
Тимофей выл, как раненый волк, у него начисто выпало из головы, что надо вызвать «скорую».
На очередном вопле отчаяния Клавка открыла глаза и прошептала: «Остолоп! “Скорую” вызови!»
Врачи приехали.
Вместе с врачами в квартиру ворвалась Петровна, она бросилась к подруге и запричитала: «Клавка, не смей помирать! Ты мне еще тыщу не отдала!» и тут же хохотнула: «Шутка это, Клавка! Нафиг тыщу, ты только давай взбодрись! Вон врачи сейчас все устроят!»
Врачи устроили укол и скормили Клавке таблетку, название которой промелькнуло мимо Клавкиных ушей, не задержавшись ни на минуту.
Когда «скорая» уехала, разрешив Клавке пожить, и они остались вдвоем с Петровной — лежащая на диване Клавка и притулившаяся рядом на табуреточке поникшая Петровна, Клавка, дождавшись, когда дед отчалит на кухню наконец, обратилась к Петровне: «Слышь, подруга, я ж померла, чуть было не отправилась к праотцам, а там видение мне было!»
Петровна напряглась: «Как померла, совсем, что ли? Прям там была?»
Клавка перебила: «Не об этом речь сейчас! Помнишь Верку, у которой я Тимошу отбила?»
Петровна кивнула: «А то! Помню, конечно, поговаривали, что беременна она была от Тимошки-то, мож, брехня, а мож, и нет, дак она ж уехала, никто и не знает куда».
«Я знаю куда ,показала она мне! — закатила глаза Клавка. — Сын у нее родился! Внука ей родил, а сам с женой разбился! А Верка вот ток померла, просила внука не бросить, помочь ему! Что делать-то, Петровна? Если скажу Тимошке, не поверит? А если поверит, бросит он меня, точно!» Клавка всхлипнула...
Петровна пошамкала своей вставной челюстью и сказала: «Не наше дело! Помогут ему, в детский дом возьмут его!»
У Клавки опять защемило сердце, а в ушах раздался свистящий шум, от которого похолодела спина. Ей стало стыдно за свой тогдашний поступок, за оговор Верки и свое многолетнее счастье с Тимофеем.
***
Из кухни вернулся Тимофей и, крякнув от удовольствия, похвалил Клавкин борщ.
И тут Клавка всхлипнула и выдала: «А внук твой сиротка, один он остался. Верка-то померла!»
Дед пошатнулся и сел на табуретку, удачно оказавшуюся как раз рядом.
«Как внук? Какой? У нас же нет детей!»
Клавка всхлипнула еще раз: «Это у меня нет, а у тебя есть! ...Был...
Верку я видела там!»
В комнате повисла минута молчания.
Петровна набрав в грудь воздуха изрекла: «Ехать надо, проверить! Прокатитесь, развеетесь, а вдруг правда? Внучок у вас будет, на старости лет отрада вам!»
***
Поезд звякнул тормозами, выпустил клубы пара и выплюнул на перрон единичных пассажиров.
Единичными пассажирами были Клавка и Тимофей.
Клавка огляделась и уверенно пошагала по направлению к поселку.
За ней с небольшим чемоданчиком семенил Тимофей.
Он в эту затею не верил и считал, что Клавка поехала крышей на старости лет, но...
Почему-то при мысли, что у него окажется внук, у Тимофея делалось тепло на душе и хотелось улыбаться.
Быстро сориентировавшись, нашла Клавка дом.
В нерешительности они с Тимофеем топтались у калитки.
Из соседнего дома вышла женщина: «Вы к Верке, что ли? Померла она, вот месяца нет, как схоронили, а парнишку-то ейного забрали органы социальные, опека, что ли, в детдом определили, да! Да вы сходите к ним, это вон недалече, за поворотом следующим, в конце проулка красное здание кирпичное».
Клавка на ватных ногах потопала по направлению, куда показала соседка.
Тимофей молча шагал следом: «Клавка, выходит, дело все правда тебе ТАМ привиделось? Внук у меня?»
«Выходит, да», — тихо отозвалась Клавка, она не очень верила в глубине души в свою эту сумасшедшую затею, ехать внука искать Тимофеева, а тут... все подтвердилось, и теперь она, в душе готовая было получить от Тимофея словесную трепку за это пустое путешествие, не представляла, что они теперь будут делать.
Робко зашли они с дедом в старое кирпичное здание.
***
Егорка остался один.
Он никак не мог понять, как это мама и папа уже никогда не приедут за ним к бабушке и как это бабушка никогда не вернется из больницы, куда ее отправили с сердечным приступом.
Он все стоял у окошка и смотрел, смотрел на двор детского дома и все надеялся, что это все страшный сон, и что в эти ворота вдруг вбежит его папа и побежит скорей забирать его, Егорку, и что все произошедшее окажется просто ошибкой.
***
Клавка первым делом узнала, где мальчик и, взяв адрес, потащила Тимофея к внуку в детдом.
Им теперь предстояло побороться за маленького Егорку, доказывая кровное родство и право забрать малыша к себе.
Им пришлось снять квартиру, нанять шустрого юриста, который обозначил им пути, по которым им придется пройти, чтобы забрать внука.
На все эти мероприятия сняли они почти все свои сбережения .
" Наверстаем мать ,чо уж теперь, дело то у нас важное сильно !",- утешал Тимофей Клавку , вздыхающую при каждом расставании с деньгами .
***
Из такси Клавка вышла, задыхаясь от волнения, и потопала на ватных ногах к старым ржавым воротам, за которыми они наконец должны увидеться с маленьким Егоркой, которого она, Клавка, когда-то лишила деда.
Тимофей то и дело останавливался и шумно дышал от охватившего его волнения : «Клавка, а вдруг он не захочет меня видеть? А вдруг он не захочет вообще к нам, а мы такие деньжищи уж поснимали с книжки, так и хоронить нас не на что будет!»
«Будет! — отрезала Клавка. — Было б кому хоронить, а на что — найдут. Пошли, дед, все хорошо будет! Не зря ж меня к Верке на тот свет занесло!»
***
Егорка бежал к своему окну после завтрака как очумелый, у него дрогнуло сердечко, как раз когда он допивал какао, почему-то вдруг захотелось к окну, чтобы не пропустить...
Кого, он не понимал, но вдруг почувствовал, что должен быть у окна срочно.
Он взобрался на подоконник, и как раз именно в этот момент из проходной у ворот вышли двое.
По снегу уверенно шла высокая женщина в красивом пальто, а за ней поспевал дедушка со смешными усами.
Егорка разочаровано вздохнул: «Это точно не ко мне, дедушки у меня нет и не было никогда».
Но мысль о том, что к нему тоже кто-то должен приехать, не отпускала, и он привычно вглядывался в ворота и улицу за ними.
«Иванов, иди к заведующей, к тебе там пришли!», — прокричал Федька, пробегая мимо.
Егорка слез с подоконника и побежал.
«Так и знал, что надо было раньше с завтрака уйти, пропустил!» — мелькнуло у Егорки в голове.
***
В дверь постучали, и заглянул мальчишка. «Заходи, Егорка», — сказала заведующая.
«Вот, к тебе приехали... дедушка твой, Тимофей Семенович, нашел тебя и хочет забрать».
Тимофей встал и подошел к мальчику, протянул руку: «Давай знакомиться. Так вышло, что я о тебе ничего не знал, но теперь мы с моей женой Клавой хотим забрать тебя к себе. Пойдешь жить к нам? Это все ж лучше, чем в детдоме-то».
Мальчик протянул руку и пожал теплую морщинистую руку деда.
«Пойду, я домой хочу очень».
Тимофей, никогда не обнимавший детей, жестковатый по натуре, вдруг неожиданно для самого себя прижал Егорку к груди и сглотнул подкатившийся ком к горлу.
«Конечно, поедем домой, в большой город, тебе понравится, обязательно понравится, вот только оформим всё и поедем!»
***
Клавка ругалась с Петровной: «Вот вечно ты со своими идеями глупыми!
Ну кто тебя за язык тянул, старую калошу? Ну что это за «мужской поход в лес с ночевкой»?! Ты посмотри, что деется за окном, парень теперь, поди, простудится весь, Тимошка такой бестолковый, наверняка не доглядит, сухие ли ноги у ребенка, а вдруг заболеет?»
Петровна, глядя в окно, как там поливает дождь, возражала: «Ну что ты истеришь, Клавка?! Все хорошо будет, никто не заболеет, а впечатлений и воспоминаний у обоих будет море, пущай Тимофей наверстывает все, что пропустил по твоей вине, Клавка, вот как хошь!»
В самый разгар бабьей перепалки дверь распахнулась, и вбежал Егорка: «Бабушка, мы вернулись! Мы тебе рыбок принесли и грибов!»
***
Вытащив внука из ванны и закутав его в большое махровое полотенце, Клавка обняла его, прижала к себе крепко-крепко и, вздохнув, подумала:
«Вот как же вовремя я чуть не померла! Надеюсь, Верка простила меня!», — и, улыбнувшись, скомандовала: «Егорка, пошли скорее ужинать, а то дед заждался, поди, пока мы наплескаемся в ванне!»