Ребёнок дался Любе нелегко. Из-за отрицательного резус-фактора и слабого здоровья почти всю беременность пришлось провести в больнице, и на отношениях с мужем это сказалось катастрофой. «Я мужчина, у меня есть потребности», - так он объяснил причину своего желания подать на развод ещё до того, как маленький Никита появился на свет. Павел не отказывался от отцовства и содержания ребёнка - он отказался только от Любы.
Из роддома её забирали родители. Жила Люба тоже у них, потому что в квартире её бывшего мужа поселилась другая женщина - здоровая, не беременная и не обременённая заботами о крикливом младенце. Поначалу было очень обидно и трудно, но ради сына Любовь держала себя в руках и старалась быть сильной.
- Люб, ты бы поискала себе мужика нормального, а? - часто говорила ей мать. - Мы тебя не гоним ни в коем случае, но у тебя ведь мальчишка. Кто его воспитывать будет? Пацану отец нужен. Чем раньше он появится…
- Не хочу, мам, - возражала Люба. - С дедушки пример брать будет, когда подрастёт.
Но отец Любы тоже считал, что мальчику нужен папа, пусть и не родной. Дедушка и бабушка - это хорошо, но ребёнку нужна полная семья.
- Никита маленький, ему сейчас кроме мамы никто не нужен, - упиралась Любовь.
Она не хотела связывать себя новыми отношениями. Привыкать к чужому человеку, подстраиваться под его привычки, снова искать компромиссы. Ей было проще одной.
На работу Люба вышла сразу же после того, как Никитке исполнилось полтора года. Её отец на шиферном заводе водителем работал - зарплата маленькая. Маме на оптовке чуть больше платили, но даже если всё сложить вместе, то Люба одна до декрета получала примерно столько же. Обсудили всё и решили, что за ребёнком может присматривать бабушка - дома, в тепле, без нагрузки. В деньгах потери от этого не будет, а три года совокупного стажа для пенсии она и позже доработать сможет.
Так и жили - мама Никиты на работе, дедушка тоже, а мальчик весь день на попечении бабушки. Люба тоже им занималась, конечно же, но в таких обстоятельствах уделять много внимания ребёнку не получалось. Когда Никитке исполнилось три года, его наконец-то пристроили в детский сад, и бабушка смогла снова выйти на работу.
Вроде бы всё наладилось - ребёнок доволен, ему нравится общество других детей, жалоб нет. Болеет не чаще других, потому что адаптируется к новым условиям. В садик ходит с радостью. Но так продолжалось только до тех пор, пока в группе не появился Тимур - маленький хулиган, который в первый же день успел со всеми передраться.
- Не хочу в садик! - плакал Никита после этого каждый день. - Тимур дерётся!
- Дай ты ему один раз в глаз, он и отстанет, - посоветовал дед.
- Пап, не надо учить моего сына кулаками проблемы решать, - рассердилась Люба и пошла в детский сад разбираться, что это там за бардак происходит.
Воспитатель подтвердила - да, Тимур дерётся. Маленькие дети не умеют по-другому завоёвывать авторитет, у них система лидерства на инстинктах выстраивается - кто сильнее, тот и главный. А умение договариваться и как-то иначе выделяться позже появляется.
- То есть вы считаете нормальным, что дети в садике бьют друг друга? - ошеломлённо переспросила Люба. - Я своего ребёнка сюда вожу для того, чтобы его здесь избивали? Так получается?
Ей посоветовали не психовать, а научить ребёнка защищаться, поскольку «тепличным» детям во взрослой жизни приходится очень тяжело. После этого у Любы состоялся неприятный разговор с заведующей детским садом, но в ответ она услышала почти то же самое - ребёнок должен уметь постоять за себя. Даже если в детском саду не будет драк, то где-нибудь во дворе обязательно найдётся «король песочницы», и Никите придётся либо отступить, либо кулаками и лопаткой отвоевать эту песочницу себе. Постоянно отступая перед неприятностями в таком возрасте, мальчик не сможет ничего добиться в будущем. Лучше пусть дерётся, чем плачет и жалуется.
- Они правы, - авторитетно заявил отец, когда Люба пожаловалась родителям на такую неприемлемую позицию сотрудников детского сада. - Ты кого вырастить хочешь? Мужика или нытика? Если его сейчас колотят все, кому не лень, то дальше только хуже будет. Себя вспомни в детстве. Тоже ныла постоянно и мамке жаловалась, а она бегала за тебя заступаться. И что из тебя выросло? Семьи нет, угла своего нет, ребёнка нам на шею взгромоздила и снова жалуешься. Хочешь, чтобы пацан таким же пустым местом вырос?
Люба обиделась. Она не считала себя пустым местом. Она всего лишь хотела вырастить сына добрым человеком, который умеет решать проблемы словами, а не кулаками. Ей казалось дикостью, что даже в образовательных учреждениях в детях культивируют не моральные ценности, а какие-то животные инстинкты. Это ведь ячейка человеческого общества, а не волчья стая.
Вечером, укладывая сына спать, Люба пообещала ему, что он больше не пойдёт в садик. Утром ей пришлось взять его с собой в офис, потому что родители оба уехали на работу, и оставить Никиту было не с кем. Написав заявление об увольнении по собственному желанию, Любовь пошла к директору объясняться.
- А причину я могу узнать? - поинтересовался владелец компании Константин Алексеевич. - Вас зарплата не устраивает? С коллективом не ужились? В чём проблема?
Она рассказала ему, в чём заключается проблема. Директор не намного старше неё, он умный, с ним комфортно общаться, к сотрудникам относится с уважением, поэтому не хотелось обижать его недосказанностью.
- Это, конечно, ваше право, Любовь Валерьевна, но вы совершаете большую ошибку, - позволил себе высказаться Константин Алексеевич. - Присядьте, пожалуйста, и послушайте меня внимательно. Я подпишу ваше заявление даже без отработки, просто выслушайте.
- Хорошо, - согласилась Люба, присела на один из офисных стульев, стоявших вдоль стены, и посадила Никиту к себе на колени.
- Знаете, у людей есть очень плохая привычка искать комфорт, а не создавать его вокруг себя, - начал директор. - Я не помню свой детсадовский возраст, но о школьных и студенческих годах могу рассказать многое. Каждый родитель хочет, чтобы у ребёнка жизнь была лучше, чем у него самого, и поэтому стремится дать больше, чем имел сам. А у меня не было родителей, они погибли. Меня воспитывали дед с бабкой. Я жил в деревне, где все друг друга знали, и постоянно слышал за спиной, что лучше бы меня отдали в детский дом. Школа там маленькая, у нас в классе всего девять человек было, и меня никто не обижал. А я дрался и всем делал гадости. Мне было завидно, что у других детей есть мама и папа, а у меня их нет. Дед постоянно твердил: «Костя, не дерись. Костя, ты же хороший мальчик», а я не хотел быть хорошим. Я хотел маму и папу. Грубил учителям, вёл себя по-свински. Бабушка рано ослепла, опека на деда была оформлена, поэтому в школу на разбор полётов именно он ходил. Возвращался потом домой, садился и плакал. Ни разу даже голос на меня не повысил. Говорил только, что если я и дальше буду так себя вести, то ничего, кроме интерната и колонии, меня в будущем не ждёт. И другие тоже так говорили. Учителя, соседи, родители других детей - все. Меня это ещё больше злило. Я до пятого класса был кошмаром для всех, у меня ни одного друга не было. В итоге меня всё-таки забрали в интернат почти на год, но деда опеки не лишили. Там я, естественно, по привычке драться продолжил, но сразу же нарвался на более сильного противника и получил отпор. Парень на год младше меня был, но крупнее.
- Зачем вы мне это рассказываете? - нахмурилась Люба.
- Хочу, чтобы вы поняли простую истину, - улыбнулся ей Константин Алексеевич. - Дети не смотрят в будущее и не умеют оценивать результат своих действий, пока не упрутся носом в последствия. Как вы учили своего сына не трогать горячий чайник или утюг? Не словами же, правильно? Он один раз потрогал, понял, что это больно, и его подсознание выработало нормальный рефлекс на слово «горячо». А потом вы наверняка объясните ему, что горячо только тогда, когда утюг включен в розетку, потому что в будущем мальчику придётся учиться этим утюгом пользоваться. Дети не всему сразу учатся, а постепенно. Всему своё время. Рано или поздно этот ваш забияка из садика тоже обожжётся на своём «горячо». Я не могу судить о причинах его поведения, потому что они у всех разные. Возможно, у него есть пример в семье, и поэтому он считает рукоприкладство нормой. Есть и другой вариант - ему просто не нравится в садике, и дискомфорт вызывает агрессию. Все дети разные. Семьи и воспитание тоже разное. В вашем случае воспитатели в детском саду, конечно, в корне не правы, но и вы поступаете неправильно по отношению к своему ребёнку. Вы лишаете его возможности адаптироваться к жизни в обществе, которое однозначно не собирается соответствовать вашим идеалам. Сегодня это детский сад, завтра будет школа, потом - институт. Вы уже сейчас закладываете в сознание своего ребёнка мысль о том, что общество - это горячо и больно, поэтому лучше держаться от него подальше. На собственном примере учите его убегать и прятаться в комфорте вместо преодоления трудностей. Я до двенадцати лет прятался за агрессией, потому что этот мир не нравился мне таким, какой он есть. Адаптироваться после этого было очень сложно, поверьте. Никита спрячется за вашу спину. А дальше что будет? Вы ведь не ребёнок, Люба. У вас есть возможность представить себе последствия. Общество не изменится. В нас из поколения в поколение воспитывают хищников, а мы воспитываем точно таких же детей. Состязание - это норма. Без сравнения результатов невозможно добиться успеха ни в чём. Больше, лучше, дальше, сильнее, эффективнее… А вы сейчас движетесь в обратном направлении и тащите за собой своего сына. На вашем месте я бы попросил отпуск, чтобы некоторое время побыть с ребёнком дома, и обратился бы с жалобой на сотрудников детского сада в управление образования. Если не поможет - в прокуратуру. Вы ведь даже не пытаетесь бороться, потому что это сложно, а бежите от проблемы. Не надо учить мальчика драться, он с возрастом этому сам научится. Научите отстаивать свою правоту. На своём примере научите.
- Чему научить? Жаловаться? - криво усмехнулась Люба. - Он это и так уже умеет. Подпишите заявление, пожалуйста.
Константин Алексеевич посмотрел на неё долгим взглядом, вздохнул, сокрушённо покачал головой и поставил на заявлении об увольнении свою подпись.
- Не жаловаться, а бороться, - уточнил он, возвращая ей документ. - Всего хорошего, Любовь Валерьевна, и вам, и вашему сыну.
* * *
Люба не умела бороться, потому что её никто этому не научил. Разве можно научить ребёнка тому, что не умеешь сам? Отец мог бы воспитать её так, как считал нужным, если бы она родилась мальчиком, а мать дала лишь то, что имела за душой сама.
Никите повезло. Иногда отношения между людьми возникают не из взаимных чувств, а из желания сильного хищника защитить тех, кто слаб. Изменить характер тридцатилетней женщины сложно, но Константин Алексеевич и не имел намерения что-то в Любе менять. Он просто предложил ей спину, за которой можно спрятаться от жестокой и несправедливой реальности. Не ради неё - ради Никиты. Кто-то же должен был научить этого мальчика идти по жизни с гордо поднятой головой и не бояться трудностей. Люба не смогла бы сделать это сама, хотя желала своему ребёнку всего только самого лучшего. Только ради сына она решилась выйти замуж второй раз - за мужчину, которого судьба Никиты беспокоила гораздо больше, чем его родного отца.
Ей не нужен был муж. Ему не нужна была жена. Поначалу. А когда Никитке исполнилось семь, у него появилась маленькая сестрёнка.
- Если тебя кто-нибудь обидит, я дам ему в глаз, - пообещал ей старший братик, заглядывая через бортик детской кроватки.
Люба уже не возражала - пусть даст. Этот мир всё равно никогда не станет другим, потому лучше пусть её дети растут хищниками, а не беспомощными кроликами, как их мать.