В СССР cекcа не было. Зато были бесплатная медицина, бесплатное образование и бесплатные квартиры. Радостные новоселы тащили в новое жилье свой пыльный скарб, детей, кошек, бабушек и дедушек. А также, свои дурные привычки.
Были дома, которые, после сдачи объекта в эксплуатацию, заселялись целыми улицами из близлежащего гетто. Дремучие новоселы, ошалевшие от свалившихся на них благ цивилизации, принимались срочно эти блага ломать и портить: разрисовывать стены, поджигать почтовые ящики, снимать рамы из окон подъезда и засорять унитазы.
После пары лет варварства, новенький дом автоматически превращался в новое гетто, чему жильцы были только рады. Наконец-то, они вернулись в привычную среду обитания. После наступления эпохи капитализма подобные дома были атакованы ордами «черных» риэлторов. Кто хорошо помнит «святые 90-е» наверняка, с замиранием сердца, читал об этом в новых российских СМИ, падких на «чернуху».
А вот если в новый дом заселялись работники, например, сферы образования, то в подъездах царила чистота, цветы на подоконниках, целехонькие почтовые ящики были полны газет и журналов, а жильцы сердечно здоровались друг с другом. Вечерами во дворах собирались дружные компании шахматистов, а культурные тётеньки, преподавательницы школ и ВУЗов, чинно обсуждали на лавочке не «Светку – проститутку из третьего подъезда», а цены на муку, французские наряды Эдиты Пьехи и последние рекомендации из журнала «Здоровье».
В такой дом и вселилась, вместе с родителями, девочка Лена. Папа Лены трудился на заводе в столярном цехе и каким-то сложным путем получил ордер на двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. Кажется, это изначально был вариант размена. Но Леночка в это не вникала.
Дому было от роду около двадцати лет, он был красивым, с высокими потолками, большими окнами, широкими лестницами и парадным подъездом, которым, впрочем, никто не пользовался. Вход с улицы был закрыт на засов, а жильцы ходили через «черный», со двора. Поди не баре в парадный стучаться....
В доме было всего четыре подъезда и по две квартиры на этаже, поэтому жильцы отлично знали друг друга. Многие из них даже работали вместе. Будучи пролетарием до мозга костей папа, в кругу семьи, посмеивался над чопорными соседями, вечерними посиделками «училок» и «малахольными» интеллигентами с шахматами.
Пролетарии всех стран, опохмеляйтесь!
Одним из пятничных вечеров папа пришёл с корпоратива их ремонтно-строительного цеха на серьезных «бровях». Он гордо нёс себя по двору дома, выписывая ногами замысловатые кренделя. Лавочка с преподавательницами напряглась. Это был, с их точки зрения, возмутительный моветон для дома высокой культуры и быта.
Но папа Леночки не обращал внимания на косые взгляды «училок». Он, качаясь, проследовал к столу, за которым сидели шахматисты. Те, увлеченные игрой, поначалу не заметили Леночкиного папу, но тот явно горел желанием обозначиться:
— Ну, чё, мужики, конь ходит буквой «гэ»?! Ха-ха-ха... культурно начал разговор папа, наваливаясь на спинку лавочки и опираясь локтем на спину интеллигентнейшего Якова Давидовича. Яков Давидович взвизгнул. Острый локоть папы проткнул ему позвоночник и уперся в какой-то особо чувствительный нерв:
— Что Вы себе позволяете, милейший?! – вскричал он, пытаясь вывернуться и встать.
— Прости, сосед, утомился я после трудового дня, я ж строитель, плотник – пояснил папа и другим локтем уперся в плечо Алексея Генриховича, профессора математики.
Профессор страдальчески поморщился, но промолчал. Ошеломленная образованная публика незаметно переглядывалась между собой, не зная, как себя вести.
— Василий Петрович, может быть присоединитесь к нашей игре? – вкрадчиво спросил Алексей Генрихович папу. Папа покачался, разглядывая шахматную доску и смутно молвил:
— Не…шашки не рюмашки, не люблю. «Козла» бы забить…
Шахматисты в священном ужасе уставились на Василия Петровича.
Тут к папе подбежала Леночка. Её отправила мама, которая с вечера сидела у окна и поджидала папу. Мама была замужем за папой уже 11 лет и прекрасно изучила его повадки.
— Папа, пойдем домой! – крикнула Леночка, дергая папу за подол пыльного и мятого пиджака. Папа оторвался от созерцания шахматной доски и перевел взгляд на Леночку:
— Дочааа…Домой, говоришь? Ну, пойдем. Мамка поди заждалась! Хе-хе-хе.
Сопровождаемый осуждающими взорами двора папа скрылся в недрах подъезда.
Беды вшивой интеллигенции
Примерно через пару месяцев, по утру, мама Леночки встретила в подъезде Розу Львовну, жену Якова Давидовича. И обратилась Роза Львовна к маме, поправляя на груди жабо с камеей:
— Милейшая Наталия Викторовна! Хотела бы с Вами переговорить насчет вызывающего поведения вашего супруга Василия Петровича.
Наталья Викторовна часто заморгала глазами, не смея даже дышать в присутствии такой величественной дамы. Роза Львовна продолжила:
— Ничего не имею против досуга, но Ваш муж проводит его…хм…своеобразно. Каждую пятницу и даже субботу весь двор тревожно наблюдает за его эскападами. А ведь во дворе дети!
Мама Леночки беспомощно уставилась на Розу Львовну:
— Чево?
Роза Львовна с фальшивым участием взглянула на Леночкину маму и взяла ту под руку:
— Не переживайте, Наталия Викторовна! Мы, дворовая общественность, стоим на страже семьи! Готовы помочь Василию Петровичу победить его пагубное пристрастие. Возможно, даже ценой обращения в лечебно-трудовой профилакторий!
Наталья Викторовна знала аббревиатуру ЛТП, но не знала, как она расшифровывается. Уловив в голосе соседки сочувствие мама Леночки всплеснула руками:
— Ой, и не говорите! Вася работает, работает! Всё для семьи! У него ведь руки золотые! А в профилакторий от завода ездиет бригадир Михалыч! Где справедливость? А Васеньке очень надо отдохнуть.
Роза Львовна ковала железо, пока горячо:
— Да, дорогая, как я Вас понимаю. Вы уж поговорите с Василием Петровичем о недопустимости появляться во дворе под Бахусом!
Ленина мама опять в недоумении уставилась на соседку:
— Нет, Вася домой никого не приводит! Пусть с дружками своими в пивнушке трётся! А меня дома дочка!
Роза Львовна закивала головой:
— Всё верно! На это смотрят дети! А ведь мы растим новое поколение, которое будет жить при коммунизме!
Наталья Викторовна горячо поддержала соседку, и они обе, довольные друг другом, вышли из гулкого подъезда по своим делам. Леночкина мама поехала на работу, а Роза Львовна степенно отправилась в ближайшую булочную, прикупить для Якова Давидовича свежей выпечки.
На следующий день Наталья Викторовна дождалась, пока вся семья поужинает. Отпустила дочку погулять, выпроводила свёкра из кухни и сказала мужу:
— Вася! Не уходи. Вчера со мной Роза Львовна разговаривала…
Василий Петрович, направившийся было в комнату посмотреть вместе с батей футбол по телевизору, притормозил, повернулся и с хитрым прищуром поглядел на жену:
— И чего она тебе наплела?
Наталья Викторовна нервно поправила кухонный фартук, вздохнула и, глядя на мужа виноватыми глазами, жалобно сказала:
— Она сказала, что ты во дворе какие-то «капады» делаешь. Просила прекратить. Вася, это она про что?
Василий Петрович почесал в затылке и задумчиво уставился на жену. На его челе отразилась усиленная работа мозга. Потом он развел руками и растерянно ответил:
— Натаха, ты меня знаешь, я во дворе никогда не буду отливать! Там же дети! Ленка наша! Я ж свою меру знаю!
Наталья Викторовна облегченно выдохнула:
— Ну и хорошо! Видать, Роза Львовна чего напутала…
В дверном проеме кухни показался любопытный дед Петя, отец Василия Петровича, участник Финской и ветеран Великой Отечественной войны. Он возмущенно воскликнул:
— Ну Розка, старая калоша! На Ваську моего наговаривает!
— Ой, Петр Савельевич – отмахнулась от него Наталья Викторовна – только Вас тут не хватало!
— Чего еще эта калоша удумала? ....не унимался дед Петя.
— Вот Вы все «калоша, калоша», Петр Савельевич – начала заводиться Ленина мама – а Роза Львовна сказала, что поможет Васеньке съездить в профилакторий! От всех жильцов дома! Соседи у нас - святые люди! Не смотрят, что они профессора, а мы – простые рабочие.
Отец и сын недоверчиво переглянулись. Дед Петя присел на стул и уставился на Наталью Викторовну:
— Брешешь ты, Наташка, что твой Барбос. С чего бы Розке за Ваську хлопотать?
Наталья Викторовна с вызовом уставилась на свёкра:
— Потому что они - культурные люди. В отличие от Вас!
— Ну-ка цыц! – прикрикнул на сноху дед Петя.
— Батя! – защищая жену, возмутился Василий Петрович.
Вся троица замолчала. Наталья Викторовна отвернулась к мойке и с вызовом принялась греметь посудой. Её спина выражала немой укор недоверчивой и чёрствой родне. Василий Петрович и дед Петя снова переглянулись.
— А чего там Розка…ладно, Роза Львовна говорила про профилакторий? Какой именно? От Васькиного завода? Или от института Яшкиного? – примирительно обратился Петр Савельевич к снохе. Та бросила мыть тарелки и повернулась к домочадцам:
— Точно не помню. Вроде бы какой-то лечебный... или трудовой…
— Чего?! В ЛТП меня хотят засунуть соседушки?!
Наталья Викторовна охнула и машинально присела на стул. Вся троица растерянно переглядывалась. Дед Петя, багровея, потряс кулаком:
— Я ей покажу профилакторий! Да я ветеран войны! Не позволю позорить сына! Удумала тоже!
Василий Петрович насупился и исподлобья глянул на растерянное лицо жены:
— Пойду поговорю с Яковом, пусть свою Розу приструнит, чтоб не совала нос в чужую семью! Выставила меня пугалом каким-то… «Капады» я какие-то делаю… Сама она капада.
Он повернулся и хотел было выйти из кухни, но Наталья Викторовна резво кинулась ему наперерез, растопырила обе руки, закрывая дверной проем и заголосила:
— Вася! Не надо! Вспомни, как ты на старой квартире сломал нос Кольке Попову! Тебя ж в милицию отвезли! Судить хотели!
Дед Петя тоже поднялся со стула и примкнул в заграждение к снохе:
— Васька, не вздумай! Не для того я пороги обивал, орденами тряс, чтобы нам из наших халуп съехаться в эту квартиру!
Василий Петрович упрямо нагнул голову и попытался с силой прорваться сквозь семейные узы. Однако, дед Петя недаром был ветераном войны. Он быстро повис на руке сына, на второй руке повисла Наталья Викторовна и в таком виде они выкатили в большой просторный коридор, крича и ругаясь.
Неожиданно входная дверь отворилась и на пороге возникла Леночка, которой надоело гулять, и она решила вернуться домой. Увидев клубок родственников Леночка испугалась и жалобно заканючила:
— Папа, деда, мама…Вы что, дерётесь?!
Родня тут же быстро расцепила руки и, с невинным видом, принялись убеждать девочку, что это просто шутка, и папа с мамой и дедом разучивает номер для заводской самодеятельности. Леночкины глаза, полные слез, моментально просохли. Девочку уложили спать и возобновили взаимные претензии на кухне, плотно закрыв дверь. Свистящий шепот родни еще долго нарушал покой двухкомнатной квартиры. Ничего не решив, семейка завалилась спать, решив, что продолжат утром.
Утром никто не заикался о вчерашнем, Наталья Викторовна, кормя своих мужчин завтраком, не увидела на лицах Василия и деда Пети никаких кровожадных намерений, поэтому с облегчением ушла на работу. Дед Петя проводил своих домочадцев, заглянул в комнату спящей Леночки и вернулся на кухню, читать «Правду».
Но вчерашний разговор про ЛТП не давал ему сосредоточиться. «Вот ведь Розка, калоша старая...» - с досадой думал дед Петя, негодуя. Сын был его гордостью, «золотые руки», плотник от Бога. Мысленно дед часто разговаривал с покойной женой и рассказывал ей, как Васю ценят на заводе, уважают, какой он у них с женой получился работящий да добрый.
Потом дед Петя задремал прямо за кухонным столом, и снилась ему родная деревня, бескрайняя тайга за околицей, гуси, бредущие с пруда и жена, молодая и красивая…
Однако, Василий Петрович затаил обиду на соседей. В прежней квартире, в бараке на отшибе города, Васю уважали и ценили. Никто не приписывал ему антисоциальное поведение и не грозил ЛТП или вытрезвителем. А тут… Вася прекратил подходить к шахматистам во дворе и хмуро шествовал прямо домой, буркая в ответ на приветствия соседей: «Здрасти…».
Примерно через месяц, возвращаясь с работы, Наталья Викторовна снова встретила Розу Львовну в подъезде. Мама Лены хотела прошмыгнуть мимо, отделавшись скромным приветствием, но вид соседки её удивил. Обычно, спокойная, по-царски осанистая Роза Львовна, являла собой эталон элегантности: прическа волосок к волоску, тщательно отутюженная одежда, прекрасно подобранные украшения.
Однако, в этот день на лице Розы Львовны лежала тень озабоченности, кружевное жабо съехало набок, из прически торчали шпильки, а сумочка была подобрана не в тон к одежде. И глаза… В них была вся скорбь еврейского народа! Сердобольная Наталья Викторовна притормозила и обратилась к соседке:
— Здрасти, Розочка Львовна! Что это с Вами?
Соседка рассеяно посмотрела на Леночкину маму и печально ответила:
— А это Вы, Наталия Викторовна… Со мной всё хорошо.
— Я же вижу, что Вы расстроенная, что-то с Яковом Давидовичем?
Неожиданно Роза Львовна разразилась рыданиями. Наталья Викторовна испугалась. Такое поведение никак не вязалось с обликом интеллигентной соседки. Хватая Розу Львовну за рукав, Наталья Викторовна скомандовала:
— А ну-ка, пойдем ко мне!
Затащив рыдающую соседку на кухню и усадив ту за стол, Леночкина мама метнулась за стаканом воды. Зубы Розы Львовны выбивали чечетку о стеклянный край. Наталья Викторовна притулилась напротив, сочувственно глядя на неожиданную гостью.
— Я просто на краю! – патетично воскликнула Роза Львовна, ставя трясущимися руками на кухонный стол пустой стакан.
— Да что случилось-то?! Что-то я Яковом Давидовичем?
— Да!
Театрально вскричала Роза Львовна и начала путанно рассказывать, что её Яшенька является незаменимым специалистом международного значения, членом всячески неизвестных Наталье Викторовне организаций, а регалии уважаемого Якова Давидовича не умещаются в ящиках письменного стола. Месяц назад Яшенька начал писать эпичный труд, который просто-напросто перевернет всю историческую науку.
— И Вы понимаете, Наталия Викторовна, он не может сосредоточиться!
— Захворал, что ли? – предположила Леночкина мама, краем глаза заметив подозрительное движение в коридоре перед кухней.
— Если бы! Якова Давидовича выводит из себя скрип деревянного пола! – трагично, не хуже артистки драматического театра, вскричала гостья.
Оказывается, ученый привык обдумывать свои труды, прохаживаясь взад-вперед по кабинету. Иначе ему не работалось. В это время Роза Львовна старалась вести себя, как мышь. Или вообще покидала квартиру.
Толстые стены «сталинки» не позволяли проникать в кабинет посторонним звукам, окна плотно закрывались и зашторивались, свет был приглушенным, атмосфера – творческой. И вот, в разгар обдумывания очередной главы научного труда, Яков Давидович был жестоко выдернут из плена своих исторических эмпирей в суровую реальность.
Под ногами противно скрипел пол. Ученый прошелся по кабинету и определил, что под ногами скрипит всего одна доска, правда, скрип был противный и громкий. Яков Давидович недовольно поморщился. Он решил игнорировать доску и стал снова ходить туда-сюда, держа в голове, что на конкретное место на полу наступать не рекомендуется.
Однако, при такой тактике научный труд никак не хотел обдумываться. Яков Давидович всю дорогу думал только о проклятой скрипучей доске!
Когда Роза Львовна вернулась домой, то её встретил злой и раздраженный муж. Он и раньше отличался холеричным характером и вспыльчивостью, но Роза Львовна считала эти качества спутниками необыкновенной гениальности драгоценного супруга. Гений чуть не плакал:
— Розочка! Проклятая доска меня доконает!
Яков Давидович упал на диван и затаился. Ничего не понимая, чуткая жена стала осторожно допрашивать мужа и, в итоге, выяснила природу раздраженности Якова Давидовича. Она лично прошлась по кабинету и вынужденно отметила, что половая доска-таки да, поскрипывает, если на неё наступать.
— Дорогой, но скрип такой тихий! – осторожно молвила жена.
-Тихий?! – взвился гений – да он громче иерихонских труб! Он отдается в моих ушах, словно пение сирен в волнах Эгейского моря!
Роза Львовна пораженно замолкла. Она снова прошлась по скрипучей доске. Супруг поморщился, словно от зубной боли и схватился за голову.
— Но, милый, ты же можешь просто не ходить по этой доске! Обходи её стороной! Научный мир с нетерпением ждет твой эпохальный труд!
Яков Давидович уставился на супругу остекленевшим взором. Потом взвизгнул:
— Я не могу!! Я не могу одновременно думать о великом, и о какой-то презренной, гнилой доске!
Довод супруга потряс Розу Львовну. Она жила не просто с гением, а человеком, который готов положить всего себя на алтарь науки.
На следующий день Роза Львовна вприпрыжку побежала в ЖЭК. Ворвавшись без очереди к главному инженеру, она путанно стала рассказывать о половой доске и иерихонской трубе. Невозмутимый ЖЭКовец, привыкший к чудаковатым обитателям «профессорского» дома, стал успокаивать бедную женщину:
— Не надо нервничать, гражданка, запишем вас на следующую неделю. Плотник освободится и зайдет, починит он ваш пол. А вы, если такая нервная, просто не ходите в этой комнате. Или просто не наступайте на конкретную доску…
Ошалело посмотрев на инженера Роза Львовна, неожиданно для себя, закричала:
— Что вы понимаете! Мой муж пишет гениальный научный труд, а вы тут шутить изволите?!
— Гражданочка, прошу не повышать голос, иначе выведу вас отсюда за шкирку!
Пораженная черствостью и суровостью начальника, Роза Львовна заплакала. Растерянный мужчина вскочил с места, торопливо налил в стакан из стеклянного графина воды и протянул его нервной посетительнице. Роза Львовна залпом, как заправский гусар, вылила в себя содержимое стакана и с размаху поставила его на стол.
— Значит, мастер не придет?! – зловеще спросила она инженера.
— Только ради вас попрошу его заглянуть к вам сегодня вечером, после работы… - заговорщически пообещал инженер, понимая, что эта истеричка не отвяжется.
— Очень буду ждать! – обрадовалась бедная женщина – оплату в соответствии со сверхурочными гарантирую!
Плотник пришел вечером, отладил что-то в полу и, получив заветный «трояк», быстро исчез с горизонта. Доска действительно перестала скрипеть. Яков Давидович пребывал в эйфории и снова начал творить. Роза Львовна тоже была счастлива. Мир и покой снова воцарились в её небольшом семействе.
Однако, радость была недолгой. Через несколько дней доска снова заскрипела. Роза Львовна, глотая на ходу капли валерьяны, опять побежала в ЖЭК. Но на этот раз у инженера был неприёмный день, а плотник ушел в запой.
Муки творчества и скрип половой доски стали спутниками несчастного Якова Давидовича. Через неделю плотник вышел-таки из запоя и снова появился в их квартире. Доска снова перестала раздражать всех своим ужасным скрипом, однако, снова прошло несколько дней и пол «запел» голосом самой мерзкой античной сирены.
В момент наивысшей драмы Розу Львовну и повстречала сердобольная Наталья Викторовна. Она с большим интересом и сочувствием слушала жалобы соседки, дивясь, на какие только мелочи не реагируют эти ученые люди…
Подумаешь, доска какая-то. В их бывшем жилье, бараке 30-х годов, не только пол скрипел, там всё рушилось на головы жильцов и ничего, никто не устраивал плачей и истерик. Жили дружно и весело.
Внезапно на кухне возник дед Петя. Он хитро улыбался и смотрел на Розу Львовну:
— Чего ревёшь, Розка? Делов-то! Сейчас придет мой сын, Васька, он тебе всё починит. Не посмотрит, что ты его кападой обозвала…
Наталья Викторовна шикнула на свёкра:
— Петр Савельевич, зачем вы подслушиваете?!
— Ничего я не подслушиваю. Это Розка тут ревет, как эта самая труба… ерихонская.
Роза Львовна вынырнула из пучин горя и уставилась на деда умоляющими глазами:
— Миленький! Спасите! Яков Давидович на грани!
Вечером в квартире у гениального ученого появился Василий Петрович. Сначала, он упорно не хотел слушать отца, идти помогать людям, которые обвиняли его в каких-то аморальных вещах и пообещали отправить в ЛТП, но дед Петя сказал, как отрезал:
— Васька, помощь соседу – дело святое!!!
Хмуро поздоровавшись с Розой Львовной Василий Петрович прошел в кабинет гения. Сам гений возлежал на кровати в спальне с компрессом на лбу. Василий привычно осмотрел фронт работ, усмехнулся и сказал:
— И чего вы переживаете? Тут делов-то на полчаса…
Он ловко вскрыл «выдергой» предмет пыток Якова Давидовича..
Авторитет
По окончании работы Роза Львовна начала судорожно совать плотнику смятую купюру. Василий Петрович гордо отвел в сторону руку Розы Львовны и ответил с пафосом:
— Русские после второй не закусывают…У соседей денег не беру!
Через неделю Василий Петрович устало шел с завода. Последнее время он перестал принимать много горячительного, так, пару-тройку пивка с друзьями по пятницам, дабы не опозориться в своем интеллигентном дворе. Когда Василий, нахмурясь, почти миновал толпу шахматистов, которые, по обыкновению, играли на столе посередине двора, до его ушей донесся крик:
— Василий Петрович, миленький, постойте, бога ради!
Василий остановился и развернулся. К нему резво бежал счастливый и розовощекий Яков Давидович.
— Чего? – неприветливо спросил Леночкин папа.
— Василий Петрович, я Вам так благодарен! Вы меня спасли!!! Доска! Представляете, она совершенно не скрипит!
Яков Давидович схватил Васину руку и стал горячо её трясти обеими руками:
— Вы – мой герой! Вы – мой спаситель!!
Он преданно и восхищенно смотрел в глаза Василия Петровича, непрерывно бормоча восторженные эпитеты в честь его плотницкого таланта.
— Друзья! – обратился Яков Давидович к шахматистам – перед вами гений! Я просто погибал от скрипа этой проклятой доски, и Василий меня спас буквально от смерти! Мой труд по истории Древнего Мира продолжается!
Шахматисты, которым Яков Давидович уже давно рассказал про перипитии с полом в его кабинете, с нескрываемым любопытством смотрели на Василия Петровича, в их глазах плескался восторг. Никто из этих ученых мужей никогда в жизни не держал в руках молотка, поэтому умение Василия справиться со стихией ремонта, вызывало у них удивление, любопытство и зависть.
С тех пор Василий Петрович стал пользоваться у обитателей двора «профессорского» дома необыкновенным авторитетом.
Примите с благодарностью Труд всей жизни
Примерно через полгода Яков Давидович, сияя, как медный самовар, явился в скромной квартире Василия Петровича. Сам Василий степенно принимал утренний субботний кофэ из цикория, читал «Футбол - хоккей» и визит гениального ученого польстил его самолюбию:
— Проходи, Давидыч, попей кофе со мной – пригласил хозяин широким жестом.
Яков Давидович повел носом, тревожно глянул в сторону кухонного стола и поспешно ответил:
— Нет, спасибо, вынужден отказаться. Буквально несколько минут назад завтракал. А вот это Вам! – гость сунул в руки оторопевшего Василия Петровича толстый научный журнал – благодаря Вашим «золотым» рукам я вовремя успел в издательство и вот! Моя научная работа опубликована! Страница 29, я тут закладочку положил с Вашего позволения.
Василий Петрович механически развернул журнал там, где показывал гость и с изумлением, медленно шевеля губами, прочел заголовок статьи:
«Классовая борьба и социальные отношения в Древнем Риме. Прогрессивное значение социальных революций. Борьба рабов. Влияние восстания рабов на основы народного хозяйства. Марксистское понимание древней истории. Гений В.И. Ленина. Признание идей коммунизма «через данные своей науки». ПСС В.И. Ленина (Т.42, стр.346.)»
— Почитайте, дорогой мой друг! – вскричал в ажитации Яков Давидович, пристально следя за мимикой Василия. Тот поднял на ученого ошалевший взгляд и только и смог вымолвить:
-Ну ты даешь, Давидыч…
***
Толстенный научный журнал еще долго лежал на видном месте в квартире плотника-универсала. Поначалу, собираясь на вечернее чаепитие, семья пыталась читать вслух творение Якова Давидовича. Однако, уже после одной страницы отборной тарабарщины, перемежающейся цитатами и ссылками, Леночка срочно просилась спать, дед Петя тихо матерился, восхищенно нахваливая ученого, Наталья Викторовна начинала клевать носом, а Василий бесконечно удивлялся уму и образованности Якова Давидовича, который смог осилить такую гигантскую научную работу, понимание которой абсолютно неподвластно простому рабочему человеку.
Когда дед Петя оставался один дома, он брал журнал в руки, листал его, крякая и выдавая короткие, ёмкие восклицания, полностью состоящие из обсценной лексики: «Ученые, ети их…». В глазах ветерана обитатели дома из простых преподавателей превращались в Олимпийских богов. Наталья Викторовна постоянно протирала журнал влажной тряпочкой, а потом вообще обернула газеткой, дабы драгоценное чтиво надолго оставалось в целости и сохранности.
***
Пожелтевший страницами научный журнал был незаметно выкинут в мусорный бак бунтарским сыном Леночки, когда две семьи: Василия Петровича и Леночки с её мужем решились на разъезд. Наталья Викторовна потом долго искала журнал среди мешков с барахлом, но так и не нашла:
— Да и черт с ним. Проклятые коммуняки...