Без благ цивилизации и без ропота живут в заброшенной деревне последние ее коренные жители.
В 15 километрах от райцентра Идринское находится деревенька, в которой осталось всего 26 человек.
Ее даже деревней трудно назвать. Одна проездная улица, на которой, кажется, вообще никто не живет. Покосившиеся штакетники, осевшие от времени фундаменты домов, заколоченные ставни, выбитые окна. Еще полгода назад, проезжая мимо Большой Идры, хотелось спросить у деревенских: «Что случилось-то, кто на вас напал?»
Но тогда никого из местных жителей мы не встретили, лишь сделали снимки удручающих деревенских пейзажей.
И мог бы из этих снимков родиться фоторепортаж, так сказать, «без комментариев», но очень уж захотелось узнать, почему вроде бы не столь отдаленный от цивилизации населенный пункт последние несколько десятилетий о той самой цивилизации даже не грезит. И мы вновь поехали в Большую Идру – в надежде встретить хоть кого-то, кто знает историю этих мест.
Зачем нам скорая помощь, мы же не болеем!
А места здесь живописные! Средь густых березняков и богатых лугов заселялись эти земли более ста лет назад. Разве думали люди, что привлекательная с точки зрения земледелия и скотоводства местность превратится в умирающий «островок» на карте Идринского района...
Современному городскому человеку сегодня трудно представить себя без сотового телефона, компьютера, интернета. Без магазинов, без медицинских учреждений, без досуговых центров. Да что там, некоторые уже и в магазины разучились ходить. Зачем, если можно в несколько кликов через телефон заказать на дом еду, продукты, вещи, оплатить услуги связи, коммуналку, да что угодно.
В Большой Идре таких «забав» нет, но зато и за связь платить не надо, потому как ее тоже нет. Один стационарный телефон на всю улицу. На всякий неотложный случай: вызвать скорую помощь, полицию, спасателей. Впрочем, и скорая помощь поспевает не всегда так скоро, как хотелось бы.
– Раз понадобилась мне помощь медиков, часа два ждала, думала, задохнусь. А они мне: «Езжайте в больницу, записывайтесь к врачам», – рассказывает коренная жительница Любовь Михайловна, которую мы встретили на улице. – Какая мне больница, у меня хозяйство, коровы, собаки, кошки. Так что не болеем мы тут, здоровые все. У меня два сына в СВО служат, мне об их здоровье думать и молиться впору. Мы-то тут всё стерпим, лишь бы ребятишки вернулись домой.
Любовь Михайловна не скрывает слез. Чувствуется материнская тревога. Младший сын ушел защищать Родину по частичной мобилизации, три месяца, как числится пропавшим без вести. Старший решил пойти добровольцем. «Мам, кто если не мы?» – сказал он перед поездкой в краевой военкомат.
– Всё жалуемся, что жизнь тяжелая, всего-то нам не хватает, – сетует Любовь Михайловна. – А ведь кров есть, скотина кормит, земля дает урожай. Разве мало, чтобы не стенать понапрасну? На что они нам, эти телефоны, всю жизнь без них прожили, уж точно не пропадем. Ей-богу, даже если одна останусь во всей деревне, как Агафья Лыкова буду жить отшельницей. Томлюсь я в городе, воздуха не хватает. Приеду в центр, а душа сию минуту домой просится. Зов родины, так это в народе называется?
Что нажили, то и заслужили
Приехать в райцентр на общественном транспорте можно только два раза в неделю. Автобус ходит по понедельникам и пятницам. В остальные дни здесь работает только взаимовыручка. Те, у кого транспорт свой (их не так много среди 11 семей), собирают заказы на продукты первой необходимости, лекарства, спички, свечки, словом, на всё, что требуется в домашнем хозяйстве. Ну а если уж одежды прикупить или другого чего, то только в начале или в конце недели. И к этому привыкли. «Нет настроения, пойду себя шопингом побалую», – эта прививка от скуки и уныния здесь не работает. Да, в общем, и скучать некогда. Скотина ухода требует, все лето мужики сено для коров готовят. Женщины с телятами и молоком управляются. Коровы в деревне – главные кормилицы для людей. Птицу здесь не держат, хорьков шибко много развелось в подтаежной зоне. Всех кур передавили. Местные говорят, что эти зверьки хуже крыс.
– Спасу от них нет, – говорит местный житель Николай. – Раньше за популяцией диких животных следили работники лесхоза, а сейчас зверю здесь полная свобода предоставлена. Лисы часто в наши места заходят, зайцы, косули. Живем одной командой, иначе никак.
В зиму главная забота у мужчин – топливом запастись. Дешевле, конечно, углем печи топить, но и его на одну пенсию не хватает. Государство выделяет бесплатные деляны для заготовки дров далеко от деревни. Не накатаешься. Одна машина дров обходится примерно в 15 тысяч рублей. Плюс пару тысяч на раскол придется отдать. А в зимний сезон как минимум две машины истопить надо, чтобы не замерзнуть. Пенсии, понятное дело, минимальные. Люди здешние в основном в хозяйствах работали, надбавок у них нет.
– Телятницей трудилась, дояркой, сколь, думаете, мне положено? – говорит Любовь Михайловна. – А что есть, все мое. Что нажили, то и заслужили. Главное, не роптать. Пользы мало от пустой болтовни. Вы лучше подсобите культурного работника найти, а то наша-то на пенсию пошла, чай, и клуб скоро загнется.
Клуб – это одноэтажное здание, половина которого не эксплуатируется. До недавнего времени здесь располагался магазин. Теперь эта часть стоит без окон, без дверей. Даже хлебная лавка перестала ездить в деревню. Невыгодно, говорят деревенские. Кому хлеб оставить? А вдруг приедет машина, а в домах ни души. Вот и не берет никто на себя ответственность за сдобу. Лучше уж самим в центр съездить вскладчину да по разумной цене купить.
– Раньше у нас хоть праздники изредка проходили, а теперь клуб пустой стоит, – говорят сельчане. – Если заведующего не найдут, здание и вовсе развалится. А культурное заведение всё же объединяет народ. Хотя мы и так дружно живем... Мало нас, понимаете? Без взаимовыручки никак. Но и больших запросов к жизни не имеем. Все прекрасно понимают: не станет нас, не станет и Большой Идры.
А может, и хорошо, что далеки мы от цивилизации?
А когда-то на деревенских улицах звучал детский смех, на полях работала тяжелая техника, в клубе разучивали танцы и песни. Немного информации сегодня хранится в архивных документах идринского музея о деревне Большая Идра. Указано, что образовалась она в 1893 году. Первыми жителями были переселенцы из Вятской губернии, потому и деревню называли Вятской.
В период коллективизации здесь было раскулачено 63 хозяйства. Только у семьи Овчинниковых было восемь хозяйств. Они имели кожевенную мастерскую, маслобойный завод, сельскохозяйственные машины: жатку, сепаратор, косилку, шерсточесалку (это очень зажиточным хозяйством считалось по тем временам).
В 30-е годы в деревне проживало почти 900 жителей. Был организован первый колхоз «Сила стали», который позже получил название «Путь Октября», а позднее вошел в Идринский совхоз.
Наряду с колхозом в Большой Идре был Идринский мясомолочный совхоз. Он объединял несколько окрестных деревень.
А еще у сельчан была водяная мельница, своя хлебопекарня, построили школу для ребятишек, в которой к середине 30-х годов обучалось более 150 человек.
– Я родилась и выросла здесь, – рассказывает социальный работник Зоя Васильевна Коркина. – Когда возникла необходимость учить детей, пришлось уехать из деревни. Дети выросли, а мы вернулись на малую родину. Нигде нам не пожилось, все время тянуло в эти места. И сейчас жизни где-то вдали отсюда мы с мужем не представляем. Здесь близкие похоронены. Можно в любой день сходить на кладбище проведать родителей, и уже как-то на душе хорошо. Летом дети и внуки приезжают гостить. Всё у нас хорошо. Можно, конечно, начать прибедняться, жаловаться на плохие дороги, некошеные обочины, заросшие бурьяном поля. Но какой в том смысл! Посмотрите, сколько разрушенных и брошенных домов, люди сюда едва ли вернутся. Часть изб в собственности, но они никак не благоустраиваются. Понятно, что государство не будет вкладываться в бесперспективные села. А перспективными они уже едва ли станут.
У Зои Васильевны пять подопечных в деревне. Бабушки и дедушки, которым уже трудно самим передвигаться, топить печь и готовить еду. Каждый день женщина идет по единственной в деревне улице, чтобы навестить пенсионеров, рассказать им последние новости. Хотя спутниковое телевидение здесь есть, на каждом жилом доме своя тарелка, в каждой избе телевизор.
– Не такие уж мы и «темные», – смеется женщина. – Знаем, что происходит в стране и в мире. Иногда посмотришь и думаешь: а может, и хорошо, что далеки мы от всей этой цивилизации. В тайге спокойнее и тише. Выйдешь с утра с животными управляться – и понимаешь, как прекрасна жизнь в этом девственном существовании. Ни толкотни в автобусе, ни очередей в магазинах, ни распрей с соседями. А все эти современные блага... да нет их, и не надо.
P.S. Мне много приходится ездить по югу края. Практически в каждом районе есть такие деревни, которые время постепенно стирает с лица земли. Удивительно, но люди в этих деревнях не вызывают жалости. Нет у них тоски в глазах, уныния нет. Они с удовольствием рассказывают о своей жизни, шутят, радушно приглашают в свои скромные жилища, угощают чаем, вареньем, плюшками с медом. Могут и песню спеть, и выругаться крепко. Много в них какой-то русскости, той, о которой писали Шукшин, Распутин, Астафьев. Честности по отношению к этой жизни и ценностям, которые они в себе взрастили и не утратили. И в этом плане таких людей очень сложно назвать лишенными чего-то мирского, от чего мы с вами отказаться не можем. Они довольствуются тем, что есть, а если нет, то, как сказал в одном из своих интервью российский режиссер Никита Михалков: «Я вывел формулу русского человека. Вот она: русским человеком может быть только тот, у кого чего-нибудь нет, но не так нет, чтобы обязательно было, а нет – и хрен с ним».