Тихо-тихо сидят снегири на снегу
меж стеблей прошлогодней крапивы;
я тебе до конца описать не смогу,
как они и бедны и красивы!
Николай Асеев
Комбинат — очень удобный и ёмкий образ для автора. Все, что оказывается внутри птицекомбината, будь то конвейер, отсеки для цыплят или даже Цехе №1, как бы встраивается в действительность птичьей фабрики смерти, становится неотъемлемой частью этого. Уходя от социума и даже очутившись на Стене Мира, Шестипалый фактически остается внутри тюремного двора, которым является территория комбината.
Но не стоит забывать, что герои повести не столько заключенные, отбывающие своё пожизненное заключение, сколько фрагмент технологической цепочки, которая находит своё завершение в разделочном цеху. Да, для Затворника и его ученика — мир может казаться тюрьмой, но для их незримых хозяев всё выглядит несколько иначе. Даже бегство Затворника и Шестипалого, коль такое вообще возможно представить — для них не побег, а случайность, которая впредь едва ли повторится.
Очевидно, что с точки зрения Затворника нет никакой разницы между богиней-уборщицей и директором комбината, хотя мы прекрасно понимаем, что во власти одного остановить конвейер, а потому для героев повести он будет более могущественным и значимым богом, чем прочие. Затворник видит всех людей-богов приблизительно одинаково, они — зодчие птичьего мироздания, архитекторы бройлерной реальности, они полностью ответственны за все происходящее.
Глупо рассчитывать на их помощь и поддержку. Но что же тогда остается главным героям? Изматывающий бег с барьерами, мучительное преодоление полосы препятствий, за последней, финишной отметкой которого обнаруживается тупик, всё та же глухая стена птицекомбината, окна, затянутые проволочной сеткой, отчаяние и смерть. Мы видим, что автор всё-таки находит выход для своих героев, а потому история как будто бы имеет благополучное завершение, но это не совсем так. Да, героев ждут новые приключения, но там, за стенами птицекомбината, их поджидает и выход на новые уровни жестокой борьбы за существование. Говоря иначе, их война не заканчивается, она только начинается. В этом смысле, птицекомбинат — образ, отзеркаливающий хищную вселенную дона Хуана. Тем не менее, даже эта вселенная с точки зрения учителя Кастанеды — была создана, сотворена. Это также находит свое отражение в «Затворнике». Правда, люди-боги — совсем разные. На глаза желторотым искателям истины попадаются рядовые сотрудники комбината, который Затворник характеризует как туповатых, недалеких богов, но мы легко можем представить себе главного виновника происходящего. То есть того, кто в чьей власти — быть или не быть птицекомбинату. Он может остановить конвейер, а может добавить ещё пару-тройку линий. У повести могли быть и другие варианты хорошей концовки. Например, на территорию комбината попадает маленькая девочка, дочь кого-либо из сотрудников и там, замечает такого вот продвинутого бройлерного цыпленка, которого решает спасти и забирает с собой. Есть и другие, не менее фантастические и чудесные возможности спасения, но все они — как и случайное бегство героев повести — имеют единичный в своей неповторимости характер. Важно, что человек-бог и мог бы помочь, но далеко не каждый. Ещё важнее в разрезе всей этой истории, невозможность для Шестипалого умолить такого бога. Это настолько нелепо, глупо или даже безумно, что Затворник даже не заикается об этом. Пропасть между одними и другими существами настолько глубока, что попросту непреодолима. Это также находит свои корни в учении ДХ, который не отрицает существование высшей силы, источника всего сущего, но подчеркивает ничтожность человеческого перед архитектором вселенной. Последний отстоит от первого ещё дальше, чем Шестипалый от директора сети птицекомбинатов.
Он — всемогущий, но не совсем всеведущий. Он — сила и ярость, но едва ли любовь. Для желторотых главным богом, куриным богом становится собирательный образ человека, как такового и в этом есть своя правда, хотя бы потому, что венец творения каким-то непостижимым для таких вот шестипалых образом узурпировал власть над всей землёй и существами, что её населяют. Да, для животных и птиц, человек может быть другим, хорошим и любящим, но это скорее исключение из правил. И это исключение, едва ли распространяется на тех, кто прорывается к свободе под грохот и лязг конвейера, качая крылья ржавыми гайками, в красноватом свете дежурного освещения производственного цеха. Именно поэтому идея бога любящего и спасающего, в границах замкнутой вселенной имени Пелевина даже не обсуждается. Это абсурд, нонсенс, нечто противоречащее существующему, глубоко укорененному во времени положению вещей, а потому вводя в повествование цыплят верующих или устами одного из главных героев упоминая имя Божие всуе, автор получает возможность выставить такую идею, и прежде всего её носителей в самом неприглядном виде и невыгодном свете.
Именно поэтому на территории комбината действует правило: спасайся, кто может — спасайся, кто как может. Но о людях-богах забывать не стоит! Это также опасно, как пренебрегать правилами безопасности в ходе спрыгивания с конвейера. Человека можно заклинать и даже проклинать, но что от этого изменится? Ни хула, ни благоговейно молитвенный трепет ничего не меняют. Представители высшей силы занимаются своими делами; они, к счастью для героев повести не выказывают враждебности и даже, по-своему, заботятся о своей пастве, но им лучше не попадаться на глаза.
Учитель Шестипалого подкупает своей прагматичностью. Мол, окей - Бог есть, но вот помощи и поддержки от него не дождешься. Практическая польза от наличия такого бога стремится к нулю. Даже хуже, ведь бог — тиран, бог — главный виновник происходящего, но в его всесильности есть пробелы, которые могут стать лазейками. Ими и надлежит воспользоваться. Пройти мимо такого бога, проскользнуть, найти проход, получить пропуск и даже бежать — вот краткий перечень возможностей, которые открываются перед тем, кто выйдет из-под влияния социума и сможет преодолеть свою первую Стену Мира.
Сказанное находит подтверждение ещё и в том, что на глаза Затворнику не попадается ни одного путного бога. Он снова и снова видит перед собой туповатых и медлительных, но в чём-то сходных с ним существ. Оказывается, что и боги — смертны, что и они такие же пленники замкнутой вселенной, что влачат безрадостное и унылое существование. Может, глядя на убожество богов, Затворник окончательно утверждается в мысли, что никакого Бога нет, а потому лучше не питать себя ложной надеждой на Его помощь и поддержку.
Что же касается сказки Андерсена, то там представлена несколько иная, я бы даже сказал противоположная ситуация. В «Гадком утенке» человек — это хозяин, но не бог. Люди — часть большого и разного мира. Как и всё, что встречается на его просторах, они могут быть как полезны, так и опасны. Есть тот, кто может помочь и спасти, но есть и охотник, разумный хищник. В «Затворнике» люди — строители комбината, а значит прямые виновники происходящего. В этом смысле, они злые, плохие боги для героев повести. Перед нами ситуация тотальной зависимости желторотых от людей-богов, но тут же — фатальной отчужденности их друг от друга. В таких условиях даже крыса может стать ближе, что подчеркивается на примере Одноглазки. Крыса может помочь, она же и оказывает эту помощь, тогда как Человек не помогает вообще, а вот помешать, стать вполне конкретным и серьёзным препятствием на пути к свободе — это легко, это всегда пожалуйста.
Но времена изменились… Снаружи птицекомбината расстилается бескрайний мир людей-богов. К сожалению, они не заканчиваются стенами птицефабрики, не исчерпываются унылой и жуткой действительностью одного такого места. В том-то и дело, что комбинатов неисчислимое множество, а вылет за стены одного, лишь означает переход на новый, в чём-то даже более опасный уровень игры. Если Затворнику не повезло родиться на обычном птичьем дворе, то тут ничего не поделаешь. Бройлерная карма, видимо, у него такая. Люди как отдельные лица, ипостаси Хищного и Прожорливого Человекобога будут продолжать преследовать героев повести, охотиться за ними где бы то ни было. И здесь мы понимаем, что главное преимущество того же Гадкого Утёнка перед Шестипалым заключалось в его способности однажды понравиться Человеку, произвести на него нужное впечатление и, тем самым, спастись.
Повесть о Затворнике глубоко антирелигиозна в своей основе. Неслучайно автор отправляет Шестипалого и его учителя в свой первый и последний полёт, ставя нужную точку в единственно возможном месте. А вот возвращение Шестипалого в один из отсеков, с целью найти последователей, спасти ещё кого-нибудь — отвергается автором, что, в общем-то, верно. Вариантов концовки не так-то много, но закрыть перед героями пути к отступлению, значит усугубить и без того мрачную, излучающую радиационную суицидальность безнадежность такого мира, такой чудовищной в своей богооставленности действительности.
И вообще, героев лучше как можно скорее убирать из такого мира, причем делая это раз и навсегда. Оставить Шестипалого на конвейере, значило бы приоткрыть финал этой истории. Но этот мир слишком плох и невыносим, чтобы там задерживаться.
Мир не просто тюрьма, из которой никто никогда не убегал — это тюрьма, из которой, в принципе, невозможно убежать. А хозяева, надзиратели и тюремщики этого заведения, производящего пищу богов — в сущности своей хищники, жадные ненасытные потребители, которые вряд ли откажутся от удовлетворения своих потребностей. Именно поэтому автор торопится как можно скорее свалить из такого мира вместе со своими героями, чтобы как можно скорее забыть мир, преисполненный зла и ужаса, мир, пропитанный кровью бесчисленных невинных жертв, мир, каждый атом которого критич от боли и ужаса.
Проблема ещё и в конвейере, птицекомбинате, как таковом. Так, если представить птичий двор, то зависимость птицы от хозяина носит там более естественный и адекватный характер. Хозяин кормит птицу, заботится о ней, а когда приходит срок — прерывает её существование.
Кстати, хорошая концовка связанная с помощью доброго человека-бога приведет к обнулению всех стараний героев. При таком раскладе все будет решать человек, пусть даже добрый и любящий. Для автора это плохо тем, что Затворник и Шестипалый свободны и предоставлены сами себе. Когда бог плох, то куда как легче выделиться из толпы, как-то духовно обособиться. Все эти тайные знания, ржавые гайки, прогулки с крысами, моментально теряют свое значение, когда оказывается, что бог может быть любовью и спасением для всех, кто этого захочет. Но все становится на свои места, если в образе директора сети птицекомбинатов воплощается иной, злой бог, который никого спасать не собирается и даже думать об этом не желает. Всё прочее выстраивается само собой.