Константин любил жизнь и все в ней обитающее, вернее всех.
Местных бабулек приветствовал неизменной улыбкой или кивком головы, соседских карапузов сюсюкал если оказывался с ними на лестничной площадке или в лифте. Он не замечал напряженных взглядов мамаш этих малышей, хотя, если бы он взглянул в лифтовое зеркало, то увидел бы, что они коршуном взирают на странного соседа, который старается рассмешить дитя показывая «козу». В трамвае Константин всенепременно старался уступить место женщинам любого возраста, зачастую барышни оскорблялись и всем своим видом показывали, что они не пожилые гражданки, которым необходимо уступать место и им не сложно постоять. На работе Костя услужливо разносил коллегам угощения, купленные на собственные деньги, тем самым стараясь продемонстрировать свою щедрую душу, надеясь, что сотрудники когда-нибудь смогут перенять эту добрую традицию: угощать друг друга от чистого сердца. Но коллеги упорно демонстрировали потребительское отношение: угощались и все никак не хотели становиться угощающими. А наиболее прожженные менеджеры среднего звена даже поджидали Константина с утра в буфете с чашками кофе в руках, ожидая от коллеги вкусняшек к напитку. И Константин еще ни разу их не разочаровал.
«Добрый ты, Костя, душа на распашку, тяжело тебе придется в жизни!» - любила приговаривать мама мужчины, но тот только ухмылялся по-доброму, целовал мать в седую макушку и шел к себе в комнату мастерить скворечник или кормушку для белок. Константин искренне верил, что доброта спасет мир и часто спорил на эту тему с мамой, которая считала, что мир спасет только дисциплина и вера в Бога, поэтому она четко, каждое воскресенье посещала собрание баптистов, а по вторникам и четвергам принимала у себя дома братьев и сестёр, ровно в 18:00, чтобы помолиться да посплетничать по душам за чашкой чая, женщина называла это покаянием, а само сборище – ячейкой. Константин своей матери не перечил и отсиживался у себя в комнате, либо шел в парк кормить белок или голубей. Доброта, она то и к братьям нашим меньшим должна проявляться, так считал мужчина.
К своим сорока годам Константин не состоял в отношениях с противоположным полом, не был женат или заподозрен в порочных связях, по сути, вообще ни в каких связях заподозрен не был, хотя порой он был бы и не против быть опороченным, но женщины упорно обходили его стороной. Почему? Недоумевал мужчина, у него же удивительно добрая душа, «без камня за пазухой», как он сам себя характеризовал.
Однажды, после празднования светлого праздника Пасха, мама Константина вернулась из церкви в приподнятом настроении, блестящими глазами и легким запахом алкоголя. Вместо традиционного чаепития мужчину ожидал ритуал «причащения» початым кагором. Мама настаивала, а мужчина не смел ей перечить. После ритуала, весьма захмелевшая мать, решилась поговорить по душам и задала вопрос в лоб: «Когда, ж ты Костик, наконец женишься и внуков мне на шею посадишь?». Озадаченный такой постановкой вопроса, мужчина промямлил, что-то вроде: не нагулялся еще, не в детях счастье, девушки не про него, на что получил хмельной подзатыльник от матери: «Задолбал ты, Костик, со своей добротой да широкой душой! Вот тут ты уже у меня – женщина ребром руки указала на горло – поперёк горла уже! Кому ты уср@лся со своей вежливостью? Ходишь улыбаешься соседкам, те всем рассказывают, что ты уже с утра под мухой: ну не может трезвый мужик с утра быть в настроении и всем улыбаться, не по менталитету! А к детям чего лезешь? Не сюсюкайся с соседскими, я тебя умоляю, уже в домовом чате вопрос подняли, не любитель ли ты малолеток, не хватало тебе еще репутацию извращенца заиметь, тфу! – мать пьяно сплюнула и запила кагором. – На кой черт ты сладости в офис носишь? Приручил халявщиков, тебя кто угощал? Ну вот вспомни? А? А? Хрен кто с тобой даже хлебным мякишем поделился! Хотя, вот хреном то, как раз и поделился… Охошник ваш, Иваныч, презент от жены передал: баночку хрена консервированного, за то, что ты трубу остался с ним ремонтировать после работы. Помнишь? Ты еще за полночь домой приперся, весь в говне, потому что из подвала давлением все дерьмо из сточной трубы в туалете вытолкало. Вот он то баночкой хрена тебя и отблагодарил, чтоб ему… После этого хрена ты с прободной язвой потом месяц в больнице провалялся, а кто тебя навестил из коллег? А никто! Никто из тех, кого ты потчуешь каждый день!» - Константин сидел не шевелясь, пока мать отчитывала его, как в детстве.
«Сколько ты денег на это тратишь? И когда ж тебе это уже сторицей вернется, как ты любишь повторять. Можно, хоть приблизительно дату?» - мама Константина багровела на глазах. После очередной рюмки кагора глаза у нее осоловели.
«Мама, но ты же сама в церковь десятину носишь» - робко пытался возразить Костя, за что получил еще одну затрещину от маман.
«Десятина от пенсии – на дела Божьи – это не хмырей человеческих, неблагодарных кормить! Короче, Костик, завязывай уже! И найди себе женщину, наконец, и уматывай жить и строить ячейку общества. Внуков привозите, буду из них человека делать. Вообще женщины, ты знаешь, - мама неожиданно перешла на лирическую ноту – женщины не любят слюнтяев. Им нужен надежный тыл, чтоб и словом и делом мог за них постоять, а свои «пардоньте» засунь себе в жо… Оставь при себе короче.
Напричащавшись красненьким, хмельная мама встала из-за стола опрокинув стул, и поплелась к себе в комнату спать, оставив сыночка на кухне думать о своем поведении и делать выводы.