К Дню матери вспоминаем о судьбах российских женщин трех-, двух- и столетней давности. Говорим спасибо каждой из них — за то, что не падают духом, делают по десять дел одновременно и неустанно ищут себя, не забывая о своих ближних.
Сцена 1. Раньше в поле рожали / Мама XVIII века
Если верить книге рекордов Гиннеса, самой плодовитой женщиной в России была крестьянка из уездного города Шуя, Ивановской области. Имени ее история не сохранила, как это часто бывает с женщинами. В некоторых источниках, впрочем, она фигурирует как Валентина. Тринадцати лет от роду она вышла замуж за местного крестьянина Фёдора Васильева (1707-1782) и незамедлительно познала счастье материнства. Впоследствие Валентине пришлось пройти через беременность без малого 27 раз. Самое поразительное в том, что шестнадцать раз на свет появлялась двойня, семь — тройня, четыре раза — четверня. Складываем — получаем 69 детей.
Уже третий век ученые возвращаются к этому рекорду, пытаясь понять, возможно ли это с физиологической точки зрения. Как зачать столько детей, как их выносить, как родить, как выкормить — на каждом этапе от женского организма требуются колоссальные ресурсы, как физические, так и моральные. Возможно ли в течение среднего для женщин фертильного возраста столько раз не просто забеременеть (а мы понимаем, что с годами яйцеклеток больше не становится), но и неоднократно иметь многоплодную беременность? Не говоря уже о том, что в случае с двойнями и более дети чаще всего появляются на свет недоношенными, что сказывается на их здоровье. В XVIII веке младенческая смертность была на высоком уровне даже в результате одноплодной беременности, единицы доживали хотя бы года. Однако, как гласила записка, направленная в 1782 году в Москву из Никольского монастыря, который располагался неподалеку от места событий и фиксировал все смерти и рождения, только двое из детей четы Васильевых умерли во младенчестве.
Но всему когда-нибудь приходит конец, кроме, видимо, фертильности Фёдора Васильева. После того, как Валентина вышла из репродуктивного возраста, он взял в жены другую женщину, помоложе, и в союзе с ней на свет появилось еще 18 детей. Феномен многоплодия дал о себе знать и в этом союзе: шесть раз у них родилась двойня, два раза — тройня. Таким образом, к своим 75 годам Фёдор Васильев не только мог похвастаться богатырским здоровьем, но и имел 82 ребенка.
За выдающиеся заслуги перед Отечеством он (отметим — он, а не его героические жёны) был представлен двору ее величества и лично императрице Екатерине II. Молва о плодовитом отце пошла дальше — один английский купец-экспат, проживавший в ту пору в Санкт-Петербурге, рассказал об этой истории своим британским родственниками, после чего семьей Васильевых заинтересовались европейские академики. В ходе развития науки и медицины находилось все больше опровержений, нежели подтверждений этому кейсу, но легенда о многодетной русской Валентине жива.
Всех долгие годы занимал скорее физиологический аспект, но с сегодняшних позиций не менее интересно было бы узнать, как матери-героине вообще жилось в бесконечной череде токсикозов, вынашивания и кормления оравы детей. Как был организован ее быт? Помогали ли ей какие-то деревенские кормилицы — ведь одновременно накормить молоком четыре голодных рта невозможно. Участвовали ли как-то односельчане в воспитании детей рекордсменов, ведь взаимопомощь в крестьянской среде была нормой, иначе попросту не выживешь? В английском языке неспроста бытует поговорка «it takes a village to raise a child» (дословно: «чтобы вырастить ребенка, нужна целая деревня») — о чем некоторые явно забывают, когда критикуют очередную маму в социальных сетях, которая якобы не справляется.
Случай семьи Васильевых не вполне типичен для русской деревни XVIII-XIХ веков и по другой причине — Валентина, находясь в положении 24/7, скорее всего не работала. И тут кто-то скажет: ну так ведь издревле так было, что женщина сидела с детьми, а мужик в поле работал и хлеб добывал. Все же это не совсем так.
Исследования мира русской деревни показывают, что женщины были вполне себе заняты в регулярном труде: сажали огороды, ухаживали за скотом, ткали, пряли, ходили в лес собирать бересту на продажу. Деревенский житель из Калужского уезда рассказывал, что четкого разграничения между мужскими и женскими работами у них не было. Скажем, косьба лугов и хлебов была мужской работой, но часто исполнялась и женщинами — например, если мужчина уходил в город на заработки на какой-то период. Тогда в списке дел деревенской барышни появлялись и такие пункты как пахота, бороньба, жатва (серпом), вязка скошенных хлебов, дерганье льна и конопли, посадка картофеля, переворачивание сена, навивка навоза.
Сцена 2. Бизнесвумен во дворянстве / Мама XIX века
Современная консервативно настроенная общественность негодует: «Мать-кукушка, детей нянькам бросила и ушла карьеру строить, фу. Не то, что раньше: матери занимались детьми пока муж деньги зарабатывал, с французом воевал или общественно-государственные вопросики обкашливал». Что ж, давайте посмотрим, как всё было устроено двести лет назад в дворянской среде.
Если взглянуть на мемуары середины XIX века, мы увидим немало свидетельств сдержанной материнской любви. «Красивая и нарядная мама редко заглядывала в детскую», — вспоминает Софья Ковалевская, первая в мире женщина — профессор математики. В действительности матери в дворянском сословии редко сильно эмоционально вовлекались в жизни своих детей. Вспомните, с кем делилась самым сокровенным Татьяна Ларина? Да что там, в сердце Пушкина няня Арина Родионовна явно занимала не меньшее место, чем родная мать. Задача матери состояла скорее в создании инфраструктуры заботы: подобрать хорошую няню, затем гувернантку или учебное заведение: мальчика — в гимназию, девочку — в Смольный, например. Нередко дети с 7 лет уезжали жить в пансион и видели родителей только на каникулах.
«Отношения родителей к детям были определены довольно точно: они подходили к ручке родителей поутру, когда те здоровались с ними, благодарили за обед и ужин и прощались с ними перед сном», — фиксирует в своих воспоминаниях Екатерина Водовозова, писательница и деятельница движения за женские права. Всего в семье было 16 детей — рожали в те времена и в среде крестьян, и в среде дворян обильно, по принципу «сколько Бог даст». Замужней женщине не позволялось ограничивать беременность, поэтому иметь 10-15 отпрысков было нормой.
В 1860-е на волне общественного запроса на либеральные реформы, среди которых важнейшее место заняла, конечно, отмена крепостного права в стране началась модернизация. Изменения коснулись и семейных иерархий. Нерушимый авторитет и холодная отстраненность родителей сменилась большими вольностями. При плохом сценарии, когда родители не принимали эмансипированные взгляды детей, это приводило к разладам. Молодые девушки, впитавшие идеи Чернышевского со страниц эпатажного романа «Что делать?», стремились теперь вступать в брак, основанный на идейной и душевной близости. Самые смелые решались на побег из отчего дома и даже на фиктивный брак, который давал доступ к высшему образованию. Образование, получаемое на высших женских курсах, открывало дорогу к профессиональной деятельности в областях вроде медицины и педагогики.
После смерти отца мать Екатерины Водовозовой взвалила на себя все хозяйственные заботы и спасла семью от разорения, да так преуспела, что к ней стали захаживать соседи-помещики — на поклон и за советом. Если в 1869 году среди московских предпринимательниц было 77% вдов, 16% замужних и 7% незамужних девиц, то через пару десятилетий купеческие свидетельства получили процент замужних и одиноких вырос до 35% и 15% соответственно. Со временем женщины стали смелее принимать решения о начале своего дела, открывали фирмы, например, в сфере шитья, издательского или гостиничного бизнеса. Но этим дело не ограничивалось. Петербургская фабрикантка Дарья Ивановна Бёрд, например, управляла деятельностью механического, железопрокатного, литейного и водопроводного заводов, а также мореходной компанией. «Анна Белоусова с сыновьями», «Попова и Ко», «Фрада Вайль и сын» — 18 из 168 московских торговых домов купцов 1-й гильдии имели в названиях имена женщин-владелиц к 1895 году.
По воспоминаниями писательницы Екатерины Андреевой-Бальмонт, ее мать-купчиха каждый день проводила за работой, либо в особняке, либо на даче в Петровском парке. Она «сидела на балконе, погруженная в счета и писание; в этот час через балкон никто не проходил, чтобы ей не мешать, и она не двигалась с места». Вечерами к ней приходили с отчётами заведующий конторой торгового дома, юрист и нотариус. Она лично проверяла, как обстоят дела на производстве её обувного предприятия. Часто она брала детей с собой с целью показать, что миллионы берутся не из воздуха, а из ежедневного труда и неустанного контроля процессов.
Сцена 3. Охматмлад / Мама XX века
В начале XX века активистка Александра Коллонтай взяла на вооружение опыт предшественниц из движения за женское равноправие XIX века, приправила тезисами из труда Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и сформулировала новую программу политики в области охраны материнства и младенчества (сокращенно — «Охматмлад»). По её мнению, если бы женщина могла переложить заботы по воспитанию подрастающего поколения на государство, она бы высвободила ресурсы для участия в трудовой и общественной деятельности, что положительно сказалось бы на экономике.
Отчасти ее программа была реализована после Октябрьской Революции, а Александра Коллонтай возглавила Женотделы. Деятельность женотделов сказалась на разработке законов, способствующих защите интересов женщин, издании журналов («Делегатка», «Работница» и т.п.). Их стараниями были легализованы разводы и прерывание беременности, запустились первые проекты по освобождению женщин от «кухонного рабства» и по коммунальной помощи по уходу за детьми. Коллонтай предлагала давать молодым матерям пособия и бесплатное молоко, а также открыть сеть яслей и школ, установить короткий рабочий день, перерыв для кормящих матерей, оградить женщин от работы на вредном производстве. Но каждая женщина по задумке была обязана родить ребенка для государства (а не для мужа, как раньше).
Буржуазная семья воспринималась советской властью как своеобразная форма частной собственности, которую безнадежно испортили товарно-денежные отношения. Семья казалась отмирающим социальным институтом, на смену которой вот-вот придет вездесущий Коллектив. Коллонтай предсказывала появление всемирной трудовой семьи «на месте эгоистической замкнутой семейной ячейки». Коммунисты допускали даже возможность полигамии, если подобная организация семьи коммуниста не противоречила интересам Советского государства.
1920-е были временем дерзких экспериментов как в городской жилищной политике, так и в этических нормах частной жизни. В Москве, столице молодого советского государства, появляются первые дома-коммуны, фабрики-кухни, ясли, допускаются свободные отношения. Уничтожена традиция церковного брака — на его место пришли так называемые «красные свадьбы» светского образца. Бракоразводный процесс был сильно упрощен, что не способствовало росту сознательности граждан — более трети молодоженов не проживали вместе и трёх месяцев. В тексте редактора газеты «Известия» читалось недоумение: «Мы собирались создать новые гармоничные, красивые и коммунистические формы брака. Но что в итоге вышло? Женщины оказались прикованы к разрушенному семейному очагу, а мужчины, весело насвистывая, ушли, оставив женщин с детьми». Во имя освобождения женщины от домашней работы и включения ее в производство наравне с мужчинами по всей стране появлялись ясли, но не с той скоростью, с какой это требовалось.
Но уже к 1926 года заметно снизилась рождаемость, поэтому к концу десятилетия НЭПа деторождение и воспитание снова стали неотъемлемой обязанностью женщин. Процедура развода усложнилась, появились законы об алиментах и наказание за их неуплату. Уже к 1930 году женотделы были закрыты, а женский вопрос объявлен окончательно решенным.
Сцена 4. Будущие мамы, хвастайте делами
Наши мамы, бабушки и прапрабабушки за эти три века повидали многое. Женщины проделали большой путь, отвоевали себе место в офисе и на производстве. Сегодня они могут работать писательницами, гендиректорами больших бизнесов и даже шкиперами.
Баланс между карьерой и материнством все еще едва достижим, но женщины не цирковые артисты, чтобы поражать зрителей (от мужа до бабушек у подъезда) своей эквилибристикой. Кажется, главное, выстроить комфортные для себя соотношения. Получается сейчас делегировать заботу о ребенке-дошкольнике бабушке на три дня в неделю и в это время ходить на йогу? Прекрасно. Не получается, все заболели, надо посидеть дома и взять три дня отгулов на работе? Окей, случается (надеемся, ваше начальство относится к этому с пониманием). Есть желание и возможность пару лет не работать и вложиться по полной программе в своего младенца? Очень хорошо. Хваленая женская многозадачность из мемов — итог многих веков совмещения труда и неоплачиваемой работы по дому. Материнский инстинкт — мифический конструкт и не включается по щелчку пальцев, а быть родителем можно научиться лишь в процессе жизни в социуме.
Спасибо, что пришли на нашу дискуссию. С праздником!