Найти тему
смотри/учи

Гадкий Утёнок vs Шестипалый

Что если "Затворник и Шестипалый" - это всего лишь повзрослевшая версия сказки Андерсена? На первый взгляд между этими историями немало общего. Начать с того, что Шестипалый такой же изгой, отвергнутый агрессивным птичьим социумом, нетерпимым к разного рода дефектам и отклонениям. Есть у Пелевина и подобие птичьего двора, и необходимость поверить в себя, найти смысл жизни, в том чтобы стать свободным, научиться летать.

Первый  кого увидел - мама. Хорошо, что не один из Двадцати Ближайших...!
Первый кого увидел - мама. Хорошо, что не один из Двадцати Ближайших...!

Да, героям Пелевина гораздо сложнее. Утёнок Андерсена не только умееть летать (по умолчанию), но и видит куда лететь. Видит солнце, знает про небо.

Скажем так, что за двести лет, минувших с момента сочинения "Утёнка", условия содержания птицы несколько ужесточились. На это можно сделать скидку, ведь если с птичьего двора ещё можно убежать, то куда денешься с закрытой территории птицекомбината?

Сможет ли такой как Шестипалый однажды взлететь, обрести стаю, спастись? Как и наоборот, Затворник с Шестипалым, оказавшись на птичьем дворе Андерсена, быть может и не посмотрели бы в сторону забора. Жили бы себе, не тужили. Но в том-то и дело, что персонажи сказки Андерсена не мыслят философскими категориями, не читают стихов, не пытаются изучать "язык богов", а потому остаются обитателями птичьего двора. Что же касается бройлерной реальности, изображенной Пелевиным, то в ней обнаруживается слишком много человеческого, узнаваемого, отчасти даже родного. К примеру, последнее проявляет себя в том случае, когда Затворник говорит о Двадцати Ближайших, что для более взрослого читателя, рожденного в СССР представляет собой аллюзию на руководство коммунистической партии.

По Пелевину: есть цыплята ближние к кормушке, а есть Ближайшие.
По Пелевину: есть цыплята ближние к кормушке, а есть Ближайшие.

Соглашусь, что в сказке Андерсена тоже были свои узнаваемые аллюзии. Например, индийский петух, вообразивший себя императором или знатная утка, с красным лоскутком. Но тем не менее, человеческое и сказочное в "Гадком Утёнке" уравновешивается, несмотря на то, что последний разговаривает, мыслит, ищет свободы. Что касается Шестипалого, то в его образе человеческое входит в конфликт с фантастическим, вытесняя последнее на второй план. В какой-то момент бройлерность Шестипалого становится эфемерным наслоением, полупрозрачной маской условного допущения, будто это всё ещё бройлерный цыпленок, пытающийся научиться летать.

Наверное, тот же Затворник перестает быть цыпленком уже тогда, когда принимается говорить на не совсем птичьем языке, уверенно оперируя такими понятиями, как социум, политика, эпицикл...

Хорошо смеется тот, кто встретил своего Морфеуса.
Хорошо смеется тот, кто встретил своего Морфеуса.

Соблазн провести прямую аналогию, подчас может быть неодолим. Вспомним анимационный мультфильм Бардина, вышедший на экраны несколько лет назад. Гадкий Утёнок был представлен там в роли чуть ли не диссидента, инакомыслящего. И то, что он не вписывается в общую картину, не умеет ходить строем, и так далее, лишь выгодно подчеркивало это. Но что дальше? Провести аналогию, значит довести её до конца, привести однажды начатое к своему логическому завершению. А значит желательно найти реальное соответствие тому миру, который «гадкий утенок» открывает для себя за стенами птичьего двора. И здесь возникает больше вопросов, чем ответов. Что олицетворяет собой «свободный, первозданный мир», что означает умение «летать», да и кто такие свободные и прекрасные птицы?

Если знакомый мир - птичий двор на холме (где поют гимн и ходят строем), то что же тогда снаружи? Заграница? (Кадр из анимационного мультфильма Г.Бардина "Гадкий утёнок")
Если знакомый мир - птичий двор на холме (где поют гимн и ходят строем), то что же тогда снаружи? Заграница? (Кадр из анимационного мультфильма Г.Бардина "Гадкий утёнок")

Что ж, на этот счёт высказывается приблизительно следующая мысль: безобразное, ложное, ужасное – здесь, а прекрасное, свободное, настоящее – там.

Но вернёмся к сказке Андерсена. Сталкиваясь с человеком, несущим смерть, в лице охотников, Гадкий утёнок видит в них просто людей, а потому не возникает соблазна обозначить их "богами". Ко всему прочему, у Пелевина есть разделение (пусть условное) на миры, отделённые один от другого. И если социум - это один мир, пусть даже мирок, то комбинат - вселенная.
Постепенно начинает складываться впечатление, будто ученик вместе с учителем начинает путешествовать между все более чудовищными мирами, вложенными друг друга словно в какую-то бесконечную жуткую матрешку.

И напротив, персонаж сказки Андерсена ищет своё место в одном большом и бескрайнем мире. В сказке датского писателя попросту нет жёстких границ вроде Стены Мира. Говоря же о Двадцати Ближайших, социуме или кормушке, автор словно предлагает нам соотнести отсек для цыплят, например, с планетой, конвейер со временем, а Цех №1 приравнять к смерти, как трагическому неизбежному финалу для всех, кто так и не сумел выбраться из своего отсека и уж тем более покинуть ленту конвейера. Но так как герои повести могут погибнуть где-нибудь в другом месте, то комбинат-вселенная может и должна рассматриваться как царство смерти.

И это нечто настолько незыблемое, что находит отражение в монументальности комбината как места, что существовало задолго до их рождения, что будет существовать ещё очень и очень долго.

И будет ли под силу Шестипалому изменить существующий порядок вещей? Это даже не обсуждается. В этой связи важно отметить следующие моменты: во-первых, судьба Шестипалого определяется не столько отношением к нему других бройлерных цыплят, в том числе и наделенных властью, сколько хозяевами птицекомбината, то есть людьми; во-вторых, Шестипалый и его сородичи оказались в положении обреченных не по своей глупости, а в силу обстоятельств непреодолимой силы; в-третьих, центральная проблема повести - отношения цыплят и людей, олицетворяющих высшую силу.

С точки зрения рядового Шестипалого - это выражение имеет сугубо отрицательное значение.
С точки зрения рядового Шестипалого - это выражение имеет сугубо отрицательное значение.

Говоря проще, отношения человека и Бога.

У Андерсена мы видим нечто иное. И это проблема самоопределения, отношения к самому себе. Конечно, в сказке про "Гадкого Утёнка" тоже встречаются люди, но они не представлены как хозяева всего и вся. Они - равноценная часть окружающего мира. Да, пожалуй, по-своему опасная, но это не проявлено таким образом, как в "Затворнике", где люди построили птицекомбинат, причем сделали это с одной-единственной целью: убивать, чтобы есть. Гадкий утенок сосуществует с людьми в одном большом мире, тогда как Шестипалый рождается в мире, людьми созданном. Нетрудно представить, чтобы стало со сказкой Андерсена, если бы в ней специфика отношений человека и домашней птицы вышла на первый план, ведь в таком случае проблема самоопределения Гадкого утенка утратила бы свою актуальность. И действительно, какая разница, кто ты - бройлерный цыпленок или дикая, вольная птица, если человек остаётся самим собой, то есть разумным хищником?

И конечно "Затворник" это история не совсем про цыплят. Или, скажем так, не совсем про них, но и не без этого. Всё-таки не следует забывать, где оказались герои этой повести. Мы видим, что Шестипалый все-таки научился летать, правда пробиваясь к свободе, так сказать, с черного хода.

Пока Гадкий утенок, сам того не подозревая, терпеливо дожидался своего звездного часа, Затворник и Шестипалый качали крылья ржавыми гайками.

Мы видим, что автор "Затворника" смягчает сюжет, избавляя своих героев от необходимости сражаться с полчищами крыс, рискуя собой добывать пропитание, избегать смертельных ловушек, расставленных человеком. Но разве им от этого легче? Гадкий утенок - другой, и если для Шестипалого способность летать является чем-то абстрактным, почти недостижимым шансом получить шанс, то для маленького лебедя - это всего лишь вопрос времени. Кстати, именно тут сказка Андерсена обретает парадоксальную для неё правдоподобность, тогда как повесть о Шестипалом принимает характер более свойственный произведениям жанра фэнтези, то есть историям, изобилующим фантастическими допущениями, логическими неувязками, и так далее. Например, именно так воспринимается чудесное избавление Затворника и Шестипалого от неминуемой смерти: брошенный огнетушитель разбивает окно, снаружи светит теплое летнее солнце, а юг, ближе, чем зима.

Кто-то скажет, что спасение Гадкого Утёнка выглядит не менее сказочно, чем полёт бройлерных цыплят над комбинатом. И действительно, совершая побег с территории птичьего двора, Гадкий утенок рискует быть застрелен охотниками, съеден лисой или собакой. Он может погибнуть от голодной смерти или замерзнуть. И все это чуть было не происходит, но его спасает – Человек! Может ли Шестипалый надеяться на подобную милость со стороны сотрудников комбината? Вряд ли. Человек Шестипалого - это один из аспектов жестокой и страшной высшей силы, который олицетворяет собой творца хищной вселенной имени Луначарского.

Человек Шестипалого и Бог Затворника – это высокоразвитый хищник, забравшийся на вершину пищевой цепочки, вдвойне опасный и трижды ужасный потому, что обладает волей и разумом.

Близость человека является статусом-кво для любой птичьей реальности. Человек может погубить , но может и спасти. Человек решает: стать ли ему вегетарианцем или построить сеть птицекомбинатов. От человека зависит судьба миллионов цыплят, которым не повезло встретить своего Затворника. Человек - прямой виновник происходящего с Шестипалым, а тот не умеет летать лишь потому, что для человека его умение является лишним, я бы даже сказал побочным эффектом. Да, в этом есть своя правда, если отвлечься от иллюзорности, ложности финального спасения главных героев. Правда, заключающаяся в том, что всякая живая тварь, населяющая эту планету целиком и полностью зависит от Человека, от избранной им деятельности, от того, насколько осмотрительным и благоразумным будет отношение последнего к природе. Перенося эту проблему на другой уровень, мы могли бы сказать, что судьба человека также зависит от сил высшего порядка, перед которыми он - тварь дрожащая, но нам хочется верить и надеяться, что мы более свободны, чем обитатели птицекомбината, что мы куда более свободно делаем собственный выбор и определяем свою судьбу.