Сначала буквально пара слов о том, почему вдруг тут у меня, в царстве мужской классической одежды, появились эти гигиенические процедуры.
Все дело в Джордже Браммелле, создателе современного костюма, легендарном диктаторе моды и, конечно, денди. А дендизм сыграл важную роль в становлении в 19 веке новой телесности, в том числе и гигиены. Ну а где денди, там и джентльмены, а значит и заложенные их кодексами принципы, как надо себя вести и как одеваться, если уважаешь себя и других.
В прошлом посте мы остановились на том, что Браммелл считал аристократов и придворную тусовку в их завшивленных париках «грязными». Интересно, что век спустя его в этом мнении поддержала великая мадемуазель Коко Шанель. Она не стеснялась публично проходиться по светским дамам «с птичьими перьями, в накладных волосах, с платьями, волочащимися по земле и собирающими грязь».
Антиподами знатных дам Коко Шанель считала… кокоток.
«Я любила кокоток. Они были чистые… Я вовсе не считала их, этих кокоток, такими безобразными. Я находила их очень красивыми в этих шляпах, более широких, чем плечи, огромными глазами, ярким макияжем. Они были роскошны. Я восхищалась ими гораздо больше, чем светскими дамами. Они были чистыми и выхоленными; те, другие, были грязные».
Именно кокотки конца XIX века были первыми потребительницами новейших усовершенствований в области гигиены. Они унаследовали традиции денди и отличались аккуратностью, желая нравиться мужчинам. Отмеченная Шанель «выхоленность» проистекала из того, что они реально тратили немалые средства на приобретение гигиенических средств и установку в доме ванн последней конструкции.
Бальзак пишет о своей героине Эстер:
«Она принимала ванну, потом тщательно совершала обряд туалета, незнакомый большинству парижских женщин, ибо он требует чересчур много времени и соблюдается лишь куртизанками, лоретками или знатными дамами, проводящими свой век в праздности. Едва Эстер успевала окончить туалет, как являлся Люсьен, и она встречала его свежая, как только что распустившийся цветок».
Вот я не возражаю против таких обрядов.
А вот другой пример из классики. Нана, куртизанка из романа Эмиля Золя, презирает буржуазных дам за неаккуратность. Она сидит у камина вместе со своим любовником, полностью обнаженная, и рассуждает:
«Да они неряхи, ваши порядочные женщины! Да, да, неряхи! Кто из ваших порядочных женщин осмелится показаться вот так, как я сейчас? Найди-ка такую!»
Нана нередко принимает гостей сразу после ванной, а в ее роскошном особняке центральное место - туалетная комната: «Сквозь никогда не запиравшиеся двери виднелась туалетная комната, вся в мраморе и зеркалах, с белой ванной, с серебряными тазами и кувшинами, с целым набором туалетных принадлежностей из хрусталя и слоновой кости».
Но на протяжении всего 19 века обычай принимать ванну ежедневно так и не стал общей нормой. Считалось, что ванна расслабляет, снижает тонус и работоспособность. Бальзак, чистоплотный денди в повседневности, переставал принимать ванны в период активного «писательства», опасаясь утратить творческий настрой.
А вот рекомендация воспитателей тех времен:
«Не следует принимать ванну чаще чем раз в месяц. Долгое сидение в ванне развивает праздность и расслабленность, не подобающие молодой девушке».
В медицинских трактатах 1840-х годов советовали избегать мыла и мыться водой комнатной температуры, исключая мытье головы.
«Мытье волос часто является причиной головной и зубной боли», - предупреждали медики, которые были во власти старинной максимы «saepe manus, raro pedes, nunquam caput». То есть мыть «руки часто, ноги редко, голову никогда».
Уход за волосами выглядел так: хорошо расчесать волосы частым свинцовым гребнем, смазать жиром, посыпать крахмальной пудрой и уложить. Теперь вы по-другому посмотрите на жирный блеск причесок европейских красавиц 19 века на портретах.
Другим аспектом недоверия к мытью были соображения, что оставлять молодого человека наедине с самим собой в ванне означало подвергнуть его добродетель серьезному испытанию. Для пуританской морали - страшный грех. Поэтому в школах мальчиков водили купаться в реку под надзором воспитателей, теплые ванны разрешались больным и опять же в присутствии воспитателя. Девочкам вообще предписывалось мыться в сорочках. С мытьем детородных органов вообще была проблема. Особо рьяные блюстители морали рекомендовали проделывать это с закрытыми глазами. Для молодых людей, «страдающих тайными пороками», выпускали специальные ортопедические бандажи. Чтобы не потрогали, не дай бог.
Это мракобесие стало рассеиваться благодаря научным открытиям. Пастер открыл микробов и вирусы, опроверг теорию самозарождения микроорганизмов и разработал методы асептики и антисептики. Но общество восприняло это как руководство для мытья лишь к концу 19 века. Тогда же дезинфицировали церкви, библиотеки, общественные фонтаны с питьевой водой. Замеряли количество микробов на теле до принятия ванны и после него.
Регулярная гигиена была объявлена помощником здоровья и профилактикой болезней. Народ перестал смердеть, появились инструкции, как чистить зубы, чтобы куски пищи не оставались между зубов до полного сгнивания.
И произошла социальная гигиеническая революция. Чистыми стали богатые. А люди, занимающиеся физическим трудом, в тогдашней гигиенической пропаганде объявлялись источниками заразы. Грязные руки рабочих стали страхом и ужасом. Чистенькие буржуи даже заходить в рабочие районы городов стали бояться.
А теперь сменю тему.
Тогдашний способ мытья требовал много воды и ее затратного нагрева. Беднота, студенты, солдаты мылись в общественных банях, кто побогаче - грел ванны дома. Воды и тепла уходило много, поэтому надо было что-то делать.
И народ придумали мыть струйно.
Первые шаги предприняли во французской армии и в тюрьмах.
В 1857 году в 33-м марсельском полку впервые был опробован новый метод:
«Солдаты входят в помещение раздетые, по трое, каждый имеет при себе кусок мыла. За три минуты группа моется под вертикальной водяной струей, затем их сменяет следующая группа...»
Эксперимент оказался удачным, поскольку он соответствовал армейскому духу строевой дисциплины, хотя были и недостатки: при мытье за столь короткое время солдаты вынужденно толкали друг друга, чтобы успеть попасть под душ. Сурово, блин.
Дальнейшие усовершенствования шли в двух направлениях: установка рассеивателей струи, что способствовало более рациональному распределению воды, и организация душевых кабин, иногда поначалу заменяемых занавесками. Подача воды теперь регулировалась армейским офицером, стоящим сверху на лестнице и направляющим струю.
В окончательном виде система коллективного душа закрепилась позднее в тюрьмах. В 1876 году в руанской тюрьме заключенные мылись в восьми душевых отсеках, куда они заходили шеренгами и где подача воды контролировалась надзирателем. Этот способ явно устраивал тюремное начальство своей экономичностью:
«В течение часа моются от 96 до 120 заключенных, при этом расходуется от 1500 до 1800 литров воды, что соответствует 6-8 ваннам».
Возможность управлять струей воды обусловила специфический «репрессивный» характер душа. Направленная струя холодной воды также использовалась в психиатрических лечебницах, чтобы «вразумить» непокорных больных. Мишель Фуко, анализируя порядки в клинике для душевнобольных Пинеля, отмечал:
«У Пинеля душ используется в откровенно карательных, судебных целях; это обычное наказание, налагаемое постоянно заседающим в лечебнице общегражданским судом».
Сходные методы позднее практиковал в Сальпетриерской больнице известный психиатр Ж.М. Шарко.
В противовес коллективно-тоталитарному душу ванна стала считаться символом приватности и комфорта. Оттуда выгнали слуг, которые раньше помогали хозяевам на всех этапах личной гигиены. наличие отдельной ванны стало статусным атрибутом состоятельных буржуа. В рабочих семьях своя ванна была редкостью до конца 1920-х годов.
Поначалу дизайн ванной комнаты не отличался от остальных комнат. Это была обыкновенная комната с диваном, ковром, креслом и чайным столиком. Чугунную ванну обшивали по внешней стороне деревом благородных пород, так что она мало чем отличалась от предмета мебели. Ванная мыслилась как частный кабинет ил небольшая гостиная, пространство для уединенных мечтаний.
Роскошь неторопливого сибаритского времяпровождения в ванной, ранее бывшая привилегией кокоток, стал достоянием среднего класса.
Но новые представления о гигиене и дезинфекции все поменяли, резко приблизившись к современным нормам. Деревянную обшивку убрали, ванну подняли на ножки, чтобы протирать под ней, помещение стали обкладывать белым кафелем, убрали мебель, оставив только функциональные предметы - полочки, вешалки, подставки. Сами ванные начали оборудовать рядом с хозяйской спальней. «Это означало расширение частной сферы в буржуазном образе жизни».
Повсеместно в жилищах стали отказываться от тяжелых драпировок, массивных пологов над кроватью, чтобы избавиться от лишней пыли и обеспечить циркуляцию воздуха. Новая эстетика жилища изменилась от женских «округлостей» в формах мебели и посуды, повсеместных салфеточек, занавесочек, вазочек, скатерочек к мужской структурированности пространства. Контрастные тона, обнаженные поверхности мебели, острые линии, появление стекла и металла в интерьерах служили повышению функциональности, легкости уборки, доступу света и воздуха, прозрачности и просматриваемости помещений - всему, что так продвигал в своем конструктивизме Ле Корбюзье уже в начале 20 века.
Но это уже другая история.
А мы о том, что денди начала 19 века поменяли представление о грязном и чистом и подготовили нынешнее восприятие. Дендистская философия мужчины-чистюли была одним из факторов, изменивших жизнь и сделавшим ее такой, в которой мы и живем.
Использованы материалы из книги Ольги Вайнштейн «Денди. Мода. Литература. Стиль жизни».