Марш, марш вперед, чтоб
кровью их был след наш напоен.
Национальный гимн Франции.
Проходная завода «Хобот» не отличалась чистотой. Охранник, худой, усатый,
пятидесятилетний мужик, на бирке которого была надпись «Андрей Никодимович Дягтерев, секьюрити», ласково прищуриваясь и держа руки за спиной, спрашивал Ва-Ва :
- А вы чем занимаетесь?
- РТИ.
- Производите?
- Помогаем… таким предприятиям, как ваше, реализовывать свою продукцию.
По тому, как менялось выражение лица у секьюрити, Ник понял, что лучше бы Ва-Ва согласился, что он производит. Впрочем, у Дегтярева был отходчивый характер. В его темных, чуть навыкате глазах снова поселилось презрительно-благодушное настроение: «Спекулянты… мать вашу», но все это было как-то по доброму, беззлобно, что Нику вдруг захотелось согласиться с ним, похлопать его по плечу и выкурить трубку мира. Но на вахте зазвонил телефон, охранник повернулся и, оставляя смачные, черные, елочные отпечатки на только что протертом полу пошел на его звук. Вместе с ним, старательно наступая на следы секьюрити, ушло желание Ника. Он поудобнее устроился на стуле и уже собрался задать Ва-Ва интересующий его вопрос, как… Андрей Никодимович уже стоял перед ними. Покачиваясь с пяток на носки и обратно, он был явно не против продолжить беседу. Руки его переместились из-за спины и приняли защитную позицию внизу живота. Правая рука была в сине-желтой перчатке и Ник мог прочитать две желтые буквы П и Р, две другие прятались между волосатыми пальцами левой. «Непростой дядя»- подумал Ник.
- У нас здесь простых нет. У нас тут все непростые.
Ник опешил. Он не сразу понял, что охранник отвечал Ва-Ва, а не читал его мысли.
Послышался цокот каблучков. Вслед за ним появилась девушка, черноволосая, с немного вздернутым носиком. Чуть улыбаясь, она спросила:
- Вы «Пилиром»?
- Да, это мы.
- Тогда прошу за мной.
Ник и Ва-Ва встали, достали магические карты, выполненные в виде маленьких хоботков и совершив тайный обряд проникновения сквозь турникет, оказались рядом с девушкой. «Прошу за мной», - вновь повторила она. Захватив на свои подошвы черных порошковых чернил, они поднялись на третий этаж и, пройдя по коридору, оказались в приемной директора, чьей секретаршей и была Катерина, девушка-гид. В приемной сидело две женщины. Одна из них, бальзаковского возраста, с высокой прической сразу показалось Нику знакомой. После того как она произнесла несколько слов, он ее узнал. Это была Татьяна Доронина. Ее томный, с придыханием голос можно было узнать из тысячи. Казалось, что она сейчас подопрет голову рукою и: «… Опустела без тебя земля…ой…как мне несколько часов прожить». «Вот тебе и три тополя на … хоботе», - Ник с интересом смотрел на актрису.
Катерина, поправив прическу, открыла дверь в кабинет Петрова. Разделилась на две части, оставив нижнюю в приемной, а верхнюю поместив в пространство кабинета. Опять соединилась, улыбнулась Ва-Ва, который ей определенно нравился, и в третий раз сказала: «Прошу».
Петров сидел за столом и говорил по телефону. Поздоровался, жестом пригласил садиться. Присев, Ник огляделся. Чего-то не хватало. «Гусеницы. Нет гусеницы. Наверное, отнесли в НТЦ. Не дают животному покоя» - подумал Ник. Напротив него опять сидел Ва-Ва. Его веселые, озорные глаза блестели. Охота продолжалась. Казалось, Петров чувствовал это, он боялся встречаться с Ва-Ва, даже говорить с ним по телефону и сейчас он мучительно соображал, как избавиться от этих людей, сидящих за его столом. На стене, напротив Петрова, висела картина с изображением зимнего леса, замершей речки, избушки с белой струйкой дыма и красным, призывным угольком в окошке. Когда Петрову срочно нужно было спрятаться от непрошеных гостей, или когда ему было грустно он, концентрируя свою волю и произнося заклинание, тонкой струйкой испарялся в стеклянную лунку воздуха и появлялся в этой избушке. Там ждала его красивая русская баба, в сарафане, пахнущая сушеными травами. Обнимала его, гладила по голове, жалела. В последнее время он все чаще и чаще оказывался там, спал на теплой печи, мечтая остаться насовсем. И, сейчас разговаривая с Ва-Ва, он украдкой посматривал на картину, думал о каравае, квашеной капусте, медовухе. Приближалось время обеда.
«А интересный у вас охранник» - решил поменять тему разговора Ва-Ва. Петров оживился, видно и ему он был интересен. « Жириновец. С тех пор как Вольфович пожал ему руку, носит на ней перчатку. Сколько раз ему говорил – сними, так он нет, ни в какую»…
- Ну как тебе, - спросил Ва-Ва, когда они вышли и дверь завода закрылась за ними.
- Грустно, - ответил Ник, но в глубине его левого глаза уже появилась та маленькая точка, по которой знающие люди могли определить приближение бури. Садясь в машину, он еще раз посмотрел на здание «Хобота»: «I`ll be back. И след мой….».