Иногда слова песни «Я девчонка-хулиганка и другой быть не хочу» приходят на ум, когда думаешь о Людмиле Гурченко. Сравнение, конечно, натянутое и подходит лишь к отдельным ее ролям. Но уж слишком необычно всё, что с Люсей Гурченко случалось.
В 1957 году – уже после сделавшей ей славу «Карнавальной ночи» – она попала в фельетон В. Панкина и И. Шатуновского, напечатанный в газете «Комсомольская правда».
1 «Чечётка налево»
Реплика назвалась «Чечётка налево» и бичевала артистов (чечёточников братьев Подшиваловых и др.), «срубавших деньгу» на «левом» концерте в клубе шпульно-катушечной фабрики и других площадках. Куда – для привлечения зрителя, привлекали и молодую Гурченко, «делавшую зал».
В достаточно субъективном, на мой взгляд, фильме «Старые клячи» 50-летние подруги вкупе с Гурченко поют «Тум балалайку» в пустом зале с единственной слушательницей-старушкой – и их другу-генералу приходится поднимать по тревоге солдат из казарм, чтобы заполнить залу…
В 1957 году в фабричных клубах проблем со слушателями не было – народ валил в клубы «на Гурченко». Что вызвало сарказм двух бичевателей «левых заработков» и высокопробное морализаторство:
Очевидно, что ни В. Панкин, ни И. Шатуновский не шатались от голода в войну в оккупированном немцами Харькове и не воровали на базарах, и не пели в пивных ради того, чтобы прокормить маму…
Как у всех переживших голод и лишения, у Людмилы Гурченко до конца жизни был комплекс «заработать кусок хлеба»:
2. Война
Школу выживания, которую прошла Людмила Гурченкова (так ее настоящая фамилия) в оккупированном немцами Харькове (с 24 октября 1941 года по 23 августа 1943 года) даже просто жестокой не назовешь. Детей и взрослых немцы сгоняли на площадь смотреть на казни, где вешали «в поучение» горожанам людей в одном белье с дощечками на груди «Партизан», «Поджигатель», «Вор»…
Один раз шестилетнюю Люду, уткнувшуюся лицом в живот мамы, чтобы не видеть происходившего, обжег удар стека немецкого офицера: Смотреть! Запоминать!
В другой раз немцы с овчарками гнали их с мамой с попавшими в облаву людьми к закрытым черным машинам-«душегубкам» – увезенные на этих машинах не возвращались... И мама на бегу свалила Люсю наземь и закрыла телом. По них бежали и спотыкались гонимые овчарками люди, но мама шептала, что «главное опоздать», а укусы собак вытерпим.
И они с мамой опоздали в те черные машины – и остались живы.
С оккупацией в город пришла жизнь, про которую Людмила Гурченко потом напишет: «Смысл ранее непонятных слов "черный день" стал доходить до нас... Каждый день становился все чернее и чернее».
Кто бросит камень в то, что девочка с кастрюлькой в руках пела возле немецкого госпиталя вместе с голодными детьми, чтобы выпросить черпачок съестного? Что она в 1942-м пошла воровать на базаре для голодавшей мамы, как дерзкая и фартовая девчонка, принятая в шайку малолетних грабителей во главе с Толиком-«Мордой»?
На базаре, где шатались полуголодные и обозленные горожане, нужно было быть артисткой, чтобы жалостливой сценкой отвлечь на секунды торговку, глаз не спускавшую с главного товара – еды. А Люся-артистка могла! Однажды зимой их малолетняя банда «спёрла» на базаре бак самодельного мороженого на сахарине, вонявшего ванилью. Эту дрянь ели на голодный желудок вшестером в развалинах рынка – прямо голыми руками, на морозе – без всяких ангин!
Воровство ради прокорма стало болезнью, мама потом била Люсю по щекам, отучая. В воспоминаниях о военном детстве Людмила Гурченко писала:
В 1964 году в Москве, в театре «Современник», уже ставшую знаменитой артистку Людмилу Гурченко вызвали в проходную: там стоял незнакомый чернобородый мужчина. Помявшись, он ей ляпнул: «Мы с вами когда-то воровали».
3. Кураж
Это в Людмиле Гурченко от папы, которого она боготворила. Папа, Марк Гаврилович Гурченков, уроженец деревни Дунаевщина Смоленской области, был непотребно малограмотным и говорил на смачном «суржике» про свое «нерусское имя»:
Был он, бывший батрак и шахтер-забойщик рудника, огромного сердца самородком-музыкантом, недоучившимся в Харьковском музыкально-драматическом институте, но от души заливавшимся на баяне и певшим для окружающих: не только соседи и многочисленные дружки – даже нищие на улицах его обожали.
Дочку свою, Люду, непременную свидетельницу, участницу и певицу на его «концертах» он называл не иначе, как «артисточкой», и говорил:
Если мы вспомним в дальнейшем знаменитую актрису Людмилу Гурченко с ее ролями, песнями, бенефисом и яркой судьбой, то это папино «выделись» было для нее путеводной звездой.
4. Пивная
С войны, куда он ушел добровольцем в 1941 году, Марк Гаврилович привез дочке выменянное им в Берлине за сахар «исключительно артистическое платьице», с бисером и пришитыми камешками. И угодил Люде, все детство мечтавшей о нарядах и костюмах для танцев и песен, примерявшей у соседки бантики, мечтавшей петь и выглядеть, как в кино Любовь Орлова, Карла Доннер, любимые киноактрисы…
Только в голодном 1946-м работы не было и нечем было кормить семью («Голод из голодов — так говорили про этот послевоенный год», писала Гурченко). Продали и это нарядное «павлинистое платье», и мамин лисий воротник, и подобранный и починенный велосипед, и всё, что можно продать.
Это платье Людмила Марковна потом вспоминала всю жизнь. А тогда, в тот трудный год, папа потихоньку шепнул ей, что есть работа на базаре в пивной – «только маме не звуку»…
После школы Люда бежала в пивную, где вовсю «наяривал на баяне» Марк Гаврилович, чтобы дочь пела для заходивших сюда фронтовиков и рабочих мужиков репертуар, что был общим для всей страны: «Синенький скромный платочек», «Вьется в тесной печурке огонь», «Шаланды полные кефали», «Соловьи», «Чубчик кучерявый».
За эти «х-х-ха!!!» в пивной, папе и дочке потом, правда, крепко влетело от всё пронюхавшей мамы.
Но вот так, с этими выступлениями то в пивной – то в деревне отца перед родней (когда папа объявлял: «исполняить актриса Людмила Гурченко! Аккомпанируить на баяне Марк Гаврилович!»), то в наших госпиталях и Дворце пионеров (куда устроились на работу мама и папа) – рождалась в девочке Люде с детской челкой та артистка, которая покорит зрителя в 1956 году дебютом в фильме «Карнавальная ночь».
5. «Пою громко. Так в войну жили»
Знакомый журналист рассказывал, что в молодости был в хулиганских компаниях – и став репортером газеты, долго себя чувствовал уличным парнем, затесавшимся в журналистику.
С годами газетной работы он стал ощущать себя журналистом, который когда-то был уличным хулиганом.
Такое же впечатление не покидает, когда смотришь некоторые роли Людмилы Гурченко.
Ее «хулиганки», типа Бабетты в короткой юбочке на ночной улице в «Бенефисе» 1978 года («а другой злодей Бабетту обнял и поцеловал»), настолько верно сыграны и не отличимы по куражу, ужимкам и характерному шарму от «золотой роты» улиц, что невольно закрадывается подозрение, что харьковский базар никогда не покидали актрису.
Своих «пираток» (как в «Бенефисе»), «шалав» и уличных девчонок «оторви и выбрось» актриса музыкально-танцевального жанра Гурченко играет с таким упоёнием, что невозможно не вспомнить ее слова в журнале «Стас» в 1996 году: «Везде, во всех ролях, есть частица меня».
Она, по менталитету базара, не могла пройти мимо уличной драки, чтобы – не боясь самой «получить леща» – посмотреть, кто кому «морду бьет» и за что, и кто как себя ведет на побоище.
Она и боль от обид, и физическую, переносит чисто по-пацански, без показа улице слёз, с куражом.
В 1976 году во время съемок на льду фильма-сказки «Мама» клоун Олег Попов упал ей на ногу: пришлось долгое время играть роль с гипсом под сапогом. В своей книге Людмила Гурченко пишет, как боялась снова повредить ногу, на лестнице подъезда рука так и тянулась опереться на стену… Но съемках к/ф «Сибириада», где ей нужно было изобразить любовь в лесу, Гурченко веселила съемочную группу репликами: не надо, мол, ломать мою ногу в гипсе, Олег Попов это уже сделал за вас.
Когда Людмила Гурченко, устав от повторов типажей Леночки Крыловой из «Карнавальной ночи» и «Девушки с гитарой», повела борьбу за свои серьезные драматические роли в кино, опыт выживания в оккупации стал их основой.
В фильме «Двадцать дней без войны» она подпоясывала себя ремешком так же, как подпоясывала пальто с оторванными пуговицами мама (ибо пуговиц-ниток-иголок в оккупации у женщин не было).
6. «Неудобная» актриса
Ее в определенных кругах и богеме ненавидели за прямоту и независимость – она не шла в мир кино «через постель», не кривила душой и не подлаживалась, отвергла попытку КГБ ее завербовать: улица детства презирала «стукачей».
Один чиновник спьяну ей сказал: «Никто на самом деле вас не любит… Кроме народа».
Возможно, он думал ее обидеть, но как медаль дал!
Возможно, ей – как женщине сильного характера – часто не везло с личной жизнью и мужьями: от того у нее так проникновенны женские образы в «Вокзале на двоих» или, скажем, в «Любимой женщине механика Гаврилова».
Возможно, она не смогла найти язык с единственной дочерью, о чем говорила прямо:
Мы знаем много ее замечательных ролей в кинокартинах «Карнавальная ночь», «Старые стены», «Соломенная шляпка», «Двадцать дней без войны», «Пять вечеров», «Вокзал для двоих», «Любовь и голуби» – да всех ролей не перечесть!
Каждый артист проникает в образ посредством пережитого опыта. Нам надо понимать те корни, что сделали Людмилу Марковну Гурченко одной из выдающихся киноактрис страны.
Они из детства.
ПОДПИСЫВАЙТЕСЬ НА МОЙ ТЕЛЕГРАМ
Друзья, я перешел на только что созданный Телеграм-канал, где вас уже ждет много интересного, а главное полезного. О тайнах мира и катастрофах, о безопасности и здоровье, о психологии выживания и выхода из трудных ситуаций. Поговорим, как не терять имущество и деньги – и что важней денег в век перемен. Смешное мы будем сочетать с эксклюзивными знаниями (иные только у нас и будут публиковаться впервые!). Вас ждет хорошее чтиво, «Школа антикриминала», детективные истории, советы по саморазвитию и самозащите. Подписывайтесь по ссылке: