Защитник «Ак Барса» об опыте в Словакии, «отмене» в НХЛ, рассказах о Казани и любимом блюде
«Ак Барс» объявил о подписании контракта с 21-летним американским защитником Митчеллом Миллером. Эксперты видят в нем перспективу стать ведущим атакующим защитником казанского клуба и КХЛ. Игрок перешел из словацкого «Липтовски-Микулаша», где он набрал 29 (6 плюс 23) очков в 19 матчах и куда попал после «отмены» в американских лигах. У него были варианты заиграть в «Аризоне» и «Бостоне», но каждый раз ему мешала скандальная ситуация. В 2016 году 14-летний Миллер попал под суд за жестокое обращение над своим одноклассником Айзаей Мейером-Кротерсом. В интервью «БИЗНЕС Online» новичок казанцев впервые подробно рассказал о своей карьере, скандальной истории и поделился ожиданиями от столицы РТ.
«У нас в команде есть пара россиян, и они рассказали мне об интересе «Ак Барса» даже раньше, чем мой агент»
— Митчелл, как на вас вышел «Ак Барс»?
— Знаете, что интересно? У нас в команде была пара россиян, и они рассказали мне об интересе «Ак Барса» даже раньше, чем мой агент. Я поспрашивал, и все говорят, что это топ-клуб, команда далеко заходит в плей-офф, есть все условия для работы. Потом посмотрел фотографии дворца, раздевалки, города — выглядит очень круто.
— Ваш бывший одноклубник Алексей Красиков (вратарь ранее играл в «Сибири», «Сочи» и «Спартаке») недавно хорошо о вас отзывался.
— Наверное, потому что мы с ним ближе всех общаемся. Как-то сразу нашли общий язык, когда сели рядом в раздевалке. У нас отличные отношения, много времени проводим вместе.
— Он вас рекламировал для КХЛ?
— Ха, не знаю, но, когда пошли первые публикации в России, он начал присылать мне кучу скринов на русском от болельщиков и журналистов. А я же не понимаю ничего! Он почему-то каждый раз забывает, что я не умею читать по-русски. Говорит, что надо учить, подсказывает слова. Но теперь точно стоит выучить — контракт с «Ак Барсом» длинный.
— Вам уже объяснили, чего от вас ожидают в Казани?
— Насколько я понял, в «Ак Барсе» заинтересованы в моих атакующих навыках. Надеюсь, что смогу набирать очки и помогать команде побеждать. А еще это отличный шанс улучшить игру в обороне, чтобы быть по-настоящему двусторонним защитником. Задача — пройти как можно дальше в плей-офф. Плюс я готов и в России помогать людям, насколько могу.
И, конечно, для меня это большой шанс перезапустить карьеру на высоком уровне. Я очень благодарен клубу «Липтовски-Микулаш» за шанс вернуться в хоккей, начать с чистого листа. И благодарен «Ак Барсу» за возможность выйти на новый уровень. Мне очень повезло, что я получил предложения от этих клубов.
«Мы очень плохо поступили с парнем. Совсем не задумывались, насколько ему тяжело»
— В 14 лет вы попали под суд, якобы потому что с друзьями запугивали и били своего чернокожего одноклассника-инвалида. Из-за этого у вас случились большие проблемы в НХЛ — сразу два клуба отказались от вас. Можете подробнее вспомнить ту историю?
— Этот парень на самом деле был одним из моих друзей в классе. У нас была общая компания, с которой мы проводили много времени. Мы вместе играли в футбол, проводили много времени вместе с самого детства. Все случилось на баскетбольном матче в школе. Мы очень плохо поступили с парнем, задевали его, издевались, о чем я сожалею до сих пор. Тогда мы не задумывались, насколько это жестоко, неправильно и глупо. Всего в ситуации было три человека, до суда дошли двое.
Потом писали, что на суде я выглядел равнодушным. Но в 14 лет оказаться в суде после всех этих разбирательств тоже тяжело. Наверное, тогда я даже не понимал, что происходит. Стоял там и не знал, что сказать, просто застыл. Очень тяжелый момент и для меня, и для всей семьи. Сестра и брат учились в той же школе, им тоже еще долго напоминали об этом.
— Почему эту тяжелую историю никак не могут забыть даже после суда? Она вас словно преследует.
— Некоторые СМИ писали, что я не извинился, хотя извинялся несколько раз и в суде лично, и письменно. Если бы у меня была возможность вернуться назад и изменить ситуацию, конечно, я бы так и сделал. Через месяц мне 22, прошло 8 лет, и мне все еще тяжело, я все еще хочу все поменять.
— Для ваших родителей это наверняка было большим стрессом.
— Конечно, тяжело. Они до сих пор вспоминают, что не хотели отпускать меня на этот матч. Винят и себя в той ситуации, потому что у нас в школе много всякого случалось. Мама и папа старались оградить меня от негатива, чтобы это не мешало хоккею. Мне, конечно, стыдно, потому что они не воспитывали меня вот так.
— Насколько эта история была громкой в вашем городе?
— В школе-то все знали. Но широко это обсуждалось недели две-три. А когда я переехал, история забылась года на три, до самого драфта НХЛ. Тогда все снова всплыло.
— Что назначил суд?
— Приговорили к 25 часам общественных работ. Я должен был публично извиниться в суде. Из-за всей ситуации и состояния, наверное, слова не звучали так искренне. Мне пришлось читать с бумаги, чтобы не сбиться. Еще я отправил личное письмо с извинениями к ним домой. Не знаю, прочитали ли они его.
— Что именно нужно было делать на общественных работах?
— Нам дали несколько вариантов на выбор, искать место нужно было самому. У маминой подруги был свой детский сад, я был там воспитателем или вожатым, если мы куда-то водили детей. Еще катался с детскими командами, помогал тренерам вести занятия. Сейчас судимость погашена, но я до сих пор участвую в такой работе. И в Словакии тоже ходил на тренировки к нашим детским командам, показывал какие-то упражнения. Мне нравится кататься с детьми, потому что помню, как сам любил тренироваться с парнями постарше, смотреть за ними. Многие думают, что я плохой человек. Но на самом деле я сделал большую ошибку в восьмом классе.
«Многие думают, что мы издевались над человеком в коляске. Это не так»
— Судя по всем событиям и публикациям, семья пострадавшего парня так и не простила вас?
— Видимо, нет. Его мама с самого начала очень сильно повлияла на ситуацию. Когда начались переговоры с «Бостоном», я еще раз вышел на связь с Исайей, он сейчас живет отдельно. Нашел телефон, мы поговорили уже как взрослые люди, я объяснил, что хочу продолжить карьеру. Пару дней все было нормально, мы переписывались о друзьях, рассказывали друг другу о жизни. Но потом он пропал, потому что его мама узнала о наших разговорах. И тогда начались новые публикации.
— Она думает, что ваши сожаления неискренние?
— Я даже не знаю. Понимаете, это все сложно для всех сторон. Наверное, они думают, что я все делал намеренно, с ужасным умыслом обязательно причинить страдания ее сыну. Я признаю, что это было плохо и неправильно. Я хотел бы все изменить, но не могу. И хотел бы, чтобы меня простили. Если бы я мог повлиять на это как-то… Может, они думают, что я недостаточно раскаялся, но эта история навсегда засела у меня в голове, она повлияла на мою жизнь. Конечно, Исайя может сказать то же самое, и ему точно больнее, чем мне.
— А как он живет сейчас?
— С последнего разговора прошло два года. Но у него своя семья, есть ребенок, работа. Вроде бы все хорошо.
— То есть вы вместе играли в футбол, сейчас у него семья и работа. При этом его везде называют инвалидом.
— Ну да, моя мама этим летом нашла фотографии, где мы вместе в футбол играем. Понимаете, мы все с ним общались как с абсолютно обычным, нормальным одноклассником и другом. Многие думают, что мы издевались над человеком в инвалидной коляске. Может, нам тоже стоило чуть по-другому объяснять ту ситуацию людям. Но все предупреждали, что нам никто не поверит, будет только хуже.
Я никогда вот так открыто не рассказывал о том, что произошло. В «Бостоне» я тоже давал большое интервью, казалось, что получится наконец объяснить всю суть. Но оно так и не вышло.
Этот случай не про издевательства над человеком с ограниченными возможностями, который не мог двигаться. Исайя был одним из наших друзей, точно таким же, как мы все. Я плохо поступил со своим другом и одноклассником, а не с инвалидом.
— Получается, что за этот проступок вас наказали уже 3 раза в жизни — сначала в суде, потом отменой на драфте, потом отменой в «Бостоне». Это как-то несправедливо.
— Я больше говорил на эту тему с представителями НХЛ, но, похоже, меня действительно отменили в американских лигах. Наверное, в 14 лет я действительно не до конца понимал, насколько гадкие вещи мы сделали. Никому этого не пожелаю. Но хочется, чтобы в какой-то момент наказания за это прекратились. Я хотел бы иметь возможность продолжать жизнь, в том числе помогая людям вокруг. Например, в «Бостоне» я бы делал столько общественной работы, сколько никогда в жизни, — благотворительные фонды, мероприятия и прочее. И это было бы хорошо и полезно для людей, я бы своим примером мог показать, как не стоит себя вести и что нужно делать на самом деле.
— Наверное, тяжело, когда уже в 21 год запрещено делать новые ошибки, если за старые еще не простили.
— Бывает тяжело, но нужно учиться дальше. Приносить больше пользы, чем вреда. Например, доносить молодым хоккеистам, что ваши детские ошибки могут повлиять на всю жизнь.
— Ваши родители хотя бы не отвернулись от вас?
— Им тоже тяжело. Они столько сил и денег потратили на мое хоккейное будущее. И ни один родитель не желает, чтобы его ребенок оказался замешан в такую историю. Все сожалели, но люди вокруг смогли поддержать нашу семью, нас не добивали. Многие понимали, что речь идет о детях.
«Благодарен за шанс вернуться в хоккей»
— В какой момент стало понятно, что вас выберут на драфте НХЛ? Нужно было готовиться специально?
— Я провел первый сезон в «Трай-Сити» из Небраски, по возрасту это был мой год драфта. Ту историю все знали и так, мы с семьей и агентом понимали, что она будет учитываться. Перед драфтом у меня был разговор почти со всеми командами, но пара отказалась. Я посчитал, что будет правильно объяснить весь ход событий, показать свое отношение, потому разослал письма по всем командам.
Никаких ожиданий от драфта не было, я понимал, что меня могут и не выбрать вообще. Но, когда мы дома услышали, что «Аризона» назвала мое имя, мы сильно обрадовались. Это был один из лучших дней в жизни.
— Но потом клуб отказался от прав на вас из-за давления общественности. Вроде бы семья потерпевшего обратилась в Лигу?
— После драфта у меня был разговор с «Аризоной» о том, как мне помогут, как нужно исправлять имидж. Обсуждали участие в общественной жизни, чтобы показать хороший пример. Через неделю получаю неожиданный звонок из клуба — до тренировочных лагерей-то далеко еще. Сказали, что клуб вынужден от меня отказаться. Я совершенно не ожидал, что мне скажут такое. Конечно, я сделал ошибку и должен был заплатить за это. Сейчас мне нужно двигаться дальше, быть лучшей версией себя, помогать людям вокруг.
— Чем вы занимались без хоккея?
— Много думал о будущем. Проводил время с семьей, помогал родителям и брату. Работал то тут, то там — у старшего брата есть друг, который занимается ландшафтным дизайном. Катался, конечно, работал в зале. Какое-то время я провел в Небраске и просто тренировался с командой, хотя не мог играть. А через год они все-таки вернули меня в состав полноценно. Очень благодарен своим тренерам по молодежке, которые пустили меня в команду, дали возможность работать.
— Через пару лет вас пытался подписать «Бостон».
— Да, мы три недели обсуждали все детали, я практически жил дома у генерального менеджера. Успел познакомиться с благотворительными организациями в городе, уже участвовал в волонтерской работе. Подписал контракт, приехал в «Провиденс», чтобы начать играть за фарм-клуб, но потом снова все сорвалось. Пришлось лететь домой.
— А прошлый сезон вы почему пропустили?
— История с «Бостоном» случилась в ноябре. В этот момент найти новую команду было практически невозможно. Хотя я не уверен, мог ли играть где-либо. В тот момент я просто вернулся домой и снова окунулся в дела. Я и этим летом не знал, буду ли играть, просто тренировался каждый день, а потом получил звонок из «Липтовски-Микулаша». Очень благодарен клубу за шанс вернуться в хоккей.
— А мысли уехать в Европу раньше не было?
— Я никогда не думал об этом. Когда растешь в Штатах, о Европе не думаешь.
— Но Даже Остон Мэттьюс уезжал в Швейцарию.
— Конечно, после ситуации с «Бостоном» мысли такие приходили. Я мало знал о Европе, лигах, но агент сказал, что будет искать варианты.
— А почему в итоге Словакия, а не Финляндия, Швеция или Швейцария?
— Многие клубы говорили агенту, что хотят сначала увидеть меня в деле, я же пропустил два сезона из трех. Вдруг я уже не могу играть. Только «Липтовски-Микулаш» рискнули и дали мне контракт, за что я очень благодарен.
— Как вам жилось в Словакии без языка?
— Поначалу было тяжело — я первый раз в жизни уехал так далеко. Здесь другой язык, еда, культура. Повезло, что один из наших тренеров говорит по-английски. Но через пару недель уже освоился, выучил пару слов. Россияне, кстати, почти все понимают и без перевода.
— Со скольких лет вы живете один?
— Наверное, с 14, уже 7-й год! Мне вполне нравится, приезжать домой на каникулы особенно приятно — больше ценишь родных, семью.
— Как с готовкой?
— Готовлю сам каждый день, причем мне нравится процесс, это большой плюс.
— Какое блюдо лучше всего выходит? Например, для свидания?
— Наверное, курица с овощами, но в последние три дня я готовил одно и то же — стейк со спаржей и кускусом. Очень люблю красное мясо! Кстати, до Словакии я даже не видел столько его видов.
— Вы же из Штатов, там любят стейки.
— Стейки — да, но мясо в Европе совсем другое. И так во многом. Например, до переезда я ни разу не видел рыбу целиком с головой. У нас просто не продают в таком виде, поэтому я узнавал специально, как готовится рыба.
«В 16 лет похудел на 17 килограммов»
— В юном возрасте вы переехали в специальную хоккейную школу в Мичигане. Что она из себя представляла?
— Да, это был первый или второй год экспериментальной программы. Полностью дистанционное обучение с контролем учителей, тренировками утром и вечером пять дней в неделю. По выходным либо проводили матчи, либо отдыхали. Для хоккейного развития было очень полезно, там меня подготовили к молодежному хоккею. Была работа с тренером по катанию, по обороне, по физподготовке. Каждый день мы делали что-то новое, задания никогда не повторялись. И все тренеры были хорошего уровня, некоторые сейчас работают в университетской лиге.
— Это частные школы? Дорогие, наверное?
— Там была мини-лига среди школ Мичигана, и некоторые из них действительно были довольно дорогими, их называли академиями. Цена обучения доходила до 30 тысяч долларов в год. Моя стоила примерно 13 тысяч. Потому что тогда она только запустилась, сейчас уже есть филиалы в других штатах.
— А где вы получили максимум хоккейных навыков?
— Наверное, в первый год в USHL, когда переехал в Айову. Я приехал пацаном, только ничего не понимал в жизни, с перевесом. В начале сезона весил 96 килограммов, через три месяца — 79. Так в 16 лет я похудел на 17 килограммов. Тренеры меня здорово гоняли, привели в лучшую форму, многому научили на льду. Наверное, в тот момент я понял, что пора взрослеть и менять свой подход к хоккею и карьере. Правильно проводить лето, не есть лишнее, тренироваться.
— А вам не говорили на том уровне о росте? Что он маловат для хоккея?
— Прямым текстом не говорили, наверное, потому что я довольно хорошо двигался на льду даже для того веса. Но, конечно, когда приехал в команду с ребятами постарше — 19–20 лет (а мне 16), меня пару раз жестко приложили. Помогло, что тренер взял под крыло, объяснил, что нужно сделать. Когда я пришел в нормальную форму, стало намного проще и хоккей я показывал лучший в жизни.
— Тренер что-то увидел в вас?
— В хоккейной лиге США тоже есть драфт, а меня выбрали во втором раунде, это повлияло наверняка. Плюс я неплохо играл даже с весом и упорно работал. Мне объяснили, что надо каждый день крутить велосипед, держать диету. Конечно, я рад, что во мне разглядели больше потенциала, несмотря на такие особенности.
— Это были подростковые проблемы?
— Да в целом год странный вышел, только исполнилось 16, разных событий слишком много.
— А когда произошли события, из-за которых вам запретили играть в НХЛ?
— За два года до этого. К тому моменту я успел сыграть в Небраске и Северной Дакоте.
«Планирую окончить университет «дистантом»
— Почему вы решили заняться хоккеем?
— Я начал кататься в три года, отец тогда тренировал команду старшего брата, часто брал меня с собой на занятия и матчи. Сам папа не играл, вообще в семье только мы с братьями хоккеисты: со старшим у нас разница 15 лет, с младшим — два года. В общем, я рос на катке, а лет в 14 понял, что хочу идти именно в спорт, и переехал в хоккейную школу в Мичигане. Когда играл в юниорских командах в Айове и Небраске, уже шел к тому, чтобы сделать хоккей своей работой.
— Сразу стали защитником?
— Наверное, я лет в 16 переключился из нападения в оборону, когда попал в команду Университета Майами в Огайо — там филиал.
— Вы поступали в университет?
— Да, хотя по итогу меня приняли в Университет Северной Дакоты. Я числился там всего три месяца летом, а потом снова поднялась та старая история, пришлось сделать перерыв.
— Забрать документы?
— Ну я окончил первый курс дистанционно, потому что была пандемия. Учился на бизнес-управление. В следующие пару лет планирую так же удаленно окончить обучение уже в местном Университете Огайо, чтобы все-таки получить диплом во время карьеры.
— Кто был любимым игроком в детстве?
— Я американец, но все равно скажу, что Сидни Кросби. Когда стал защитником, начал следить за Крисом Летангом из «Питтсбурга» и Кэйлом Макаром из «Колорадо». Они невероятно катаются, Макар всегда идеально держит дистанцию, понимает, как играть клюшкой в средней зоне.
— Чем вас привлекает позиция защитника?
— Больше всего мне нравится ощущение контроля площадки, когда ты, как квотербек из американского футбола, делаешь первую передачу, разгоняешь атаку. Нравится самому подключаться к чужой зоне, меняться позициями с нападающими.
— В 21 год многому еще можно научиться. На что хотелось бы делать упор?
— Последние пару лет я много работал над игрой в своей зоне, но нужно еще многому учиться. А еще я бы хотел быстрее сокращать дистанцию с нападающим, когда идет атака из средней зоны. В целом в таком возрасте надо развивать вообще все элементы.
— Ваш отец — профессиональный тренер или просто помогал местной команде?
— Скорее волонтерил, брат играл только по школе. Младший, кстати, тоже играет только до конца учебы.
— А чем занимаются ваши родители?
— Мама — медсестра, а отец занимался продажей медицинского оборудования, они в больнице и познакомились. Старший брат сейчас тоже работает медбратом.
— У вас еще и сестра есть?
— Да, причем сестра-близнец, она сейчас учится в Университете Огайо. Мы двойняшки, не идентичные близнецы, хотя и похожи. Ей повезло — у нее лицо худое, а я пухлый, ха-ха.
Марсель Магизов
