Рассказ
Я сидела в церкви на грубо сколоченной деревянной скамье и смотрела на иконы.
О чём я молилась в глубине души? Сама не знаю - там было муторно и грустно. Прошло полгода с тех пор, как ушёл из жизни Кирилл - мой муж, а я всё никак не могла погасить в себе растущую боль и пустоту в области сердца.
В отличие от многих, кто в это смутное время конца 90-х голодал, сидел без работы и находился на грани выживания, я жила неплохо - муж оставил мне в наследство свой прибыльный бизнес, дом за городом и просторную "трёшку" в центре. Бизнес - это не про меня, я все полномочия передала в руки надёжного друга семьи, и получала от него лишь дивиденды.
В общем, на жизнь мне хватало. Но эта беззаботное, вольготное существование мне совсем не нравилось, казалось, я тону в этой вязкой, жидкой скуке и повседневности.
Детей у нас с Кириллом не было - ещё в юности мне поставили диагноз "бесплодие", а брать ребёнка из детского дома муж не хотел - боялся плохой наследственности. Так мы и жили - друг для друга, родственников у нас не было, друзей - один-два самых проверенных, поэтому, когда муж умер от сердечного приступа, я осталась в одиночестве.
Погрузившись в свои мысли, не сразу услышала позади себя не то шёпот, не то бормотание. Повернулась. На скамеечке сидела маленькая девочка, лет шести, в сером платочке на голове, с острым, худеньким лицом и большими серыми глазами.
Сложив ручки перед собой, она шептала, глядя на иконы: "Боженька, прошу тебя, верни мне Мишку. Верни Мишку, Боженька. Я могу отдать за это свою старую куклу или набор посуды, который подарила мне тётя..."
Её молитва была настолько искренне-чистой и по-детски непосредственной, что у меня на глаза навернулись слёзы. Я достала из сумки шоколадку, подошла к девочке и протянула ей гостинец.
-Это очень вкусный шоколад, возьми! - произнесла я, улыбаясь.
Она посмотрела на меня, потом на шоколадку, неуверенно, но видно было, что ей очень хотелось её взять.
-Мама не разрешает мне ничего брать у чужих - решительно сказала она.
Я усмехнулась, присела рядом с ней:
-Твоя мама молодец, она хорошо воспитывает тебя. Но я не сделаю тебе ничего плохого. Просто я услышала, как ты просила Боженьку вернуть тебе кого-то, и даже предлагала взамен куклу или набор посуды. Мне стало интересно, кто такой Мишка, и я решила подойти к тебе.
-Мишка, мой щенок - сказала девочка - его мне тётя подарила, мамина сестра. Он пропал недавно, и я нигде не могу его найти. Даже объявления развесила. Сама написала.
-Ты бери шоколад - произнесла я - и ничего не бойся. Сколько лет тебе? Как твоё имя? Меня вот Ирина зовут.
Девочку звали Олеся. Ей действительно было шесть лет, и жила она прямо напротив церкви, в доме со старыми, покосившимися воротами. В детский сад она не ходила, потому что у мамы и отчима не было денег на то, чтобы собрать девочку туда. Целыми днями Олеся играла во дворе или с собакой, пока Мишка не пропал, бегала на речку, которая находилась недалеко от церкви, или водилась с младшими братьями, которых было двое.
Отца своего девочка не знала, но по разговорам матери поняла, что та по непонятным причинам очень плохо к нему относится. Отчим же не обращал на девочку никакого внимания, так как у него были, как он любил говорить, "мужики" - наследники. Да и что ему до чужого ребёнка...
Мать Олеси не работала, сидела дома с малышами, а отчим трудился грузчиком на заводе, иногда выпивал, и всегда был груб и угрюм. По словам ребёнка, мать не могла себе позволить баловать её и братьев разными вкусностями-сладостями - денег в семье всегда не хватало. Она выложила мне всё это с какой-то детской открытой непосредственностью, а я была рада, что завоевала её доверие. Олеся была взрослой не по годам, со взглядом не ребёнка, а уже глубоко пожившей и много перенёсшей женщины.
Увидев, как девочка положила шоколадку в карман старенького, поношенного платья, я вопросительно посмотрела на неё.
-Отнесу братьям - решительно произнесла Олеся.
На глаза у меня навернулись слёзы, к горлу подкатил комок. Господи, я ведь никогда ничем не жертвовала! А эта девочка, совсем ещё ребёнок, для которой недоступны такие вот мизерные радости, уже знает, что это такое - положить свою жизнь на алтарь самых близких людей!
-Подождёшь меня тут? - спросила я малышку - я вернусь очень скоро. Не уходи, пожалуйста.
Девочка кивнула в знак согласия, и опять сложила худенькие, тёмные от загара ручки, для молитвы.
Я села в машину, доехала до ближайшего магазина, накупила два пакета сладостей и всякой вкусной еды, которой можно порадовать ребятню. Когда в церкви я отдавала эти пакеты девочке, глазки её стали такими большими, похожими на два лесных озерца. Казалось, внутри них вокруг орбит вращаются планеты и звёзды.
Сначала Олеся хотела отказаться от гостинцев, но я упорно настаивала, что хочу угостить её и братьев, поэтому она обязательно должна взять мои подарки. Я даже проводила девочку до ворот, передала ей там пакеты и услышала, как она, входя в дом, громко и восторженно крикнула: "Мама, посмотри, что у меня есть!"
Так же я пообещала Олесе, что помогу ей найти её Мишку.
Как же одинок был этот ребёнок! Родительская недолюбленность сквозила в каждом её взгляде, а то, как она мечтала найти своего верного друга, говорило как раз об одиночестве девочки.
В то же время было видно, что это очень добрый, чистый и открытый ребёнок с большим сердцем. Я то и дело вспоминала её худую фигурку с торчащими сквозь платье лопатками, тонкие загорелые ножки, обутые в стоптанные сандалики. Вспоминала, и мне становилось горько. Очень хотелось увидеть её мать, посмотреть на отчима, понять, кем они являются в жизни девочки -посторонними людьми или любящими родителями.
Проворочавшись всю ночь без сна, я на утро приняла решение.
Поехала в детские магазины в городе, накупила игрушек для Олеси и её братьев, одежду девочке, потом зашла в продовольственный и набрала продуктов.
Когда я несмело открыла ворота старого дома, в котором жила девочка, перед моими глазами предстал неубранный двор со сломанной песочницей посередине. Засохшие деревья, давно не крашенный палисад и крыльцо дома, разбросанные кругом непонятные запчасти, говорили о нерадивости хозяина. Видимо, этот человек не мог гордиться каким-либо знаниями и умениями, кроме как "состругать" двух "мужиков". Увидев эту разруху, я сразу прониклась к незнакомому мне отчиму Олеси каким-то отвращением и ненавистью.
Я дёрнула входную дверь, оказалась сначала на застеклённой веранде, а потом на кухне. И тут я смогла убедиться так же в нерадивости хозяйки этого жилища. Похоже, мать и отчим девочки стоили друг друга. Кругом стояла грязь, вонь, летали мухи. Окна точно давно не знали тряпки и воды - они были засижены насекомыми настолько, что через них с трудом проникали солнечные лучи. Кругом валялось какое-то тряпьё, полы замыты были так, что нельзя было распознать их первоначальный цвет, из открытой дверцы шифоньера вываливались вещи.
На продавленном старом диване сидела женщина с ребёнком на руках, второй носился по дому, наводя ещё больший бардак. Увидев меня, женщина встала, отпустила ребёнка на пол, и я заметила, что он хромает на одну ножку.
У женщины был нездоровый, серый цвет лица, волосы собраны в мышиный хвост, глаза выдавали усталость и безнадёгу. Я протянула ей руку и сказала:
-Здравствуйте! Я Ирина, знакомая вашей дочери.
Она подала мне свою, с грязными ногтями и тёмной кожей. Её звали редким именем Эмма.
После знакомства она засуетилась вокруг меня, усаживая на стул, предложила чаю (я не рискнула согласится), и начала благодарить за сладости, которые вчера принесла Олеся. Когда я осведомилась, где же девочка, Эмма сказала, что вероятно, она гуляет где-то на реке или опять пошла в церковь просить за своего Мишку. В голосе её не было слышно ничего, кроме равнодушия, и я вдруг поняла, что этой женщине наплевать на свою старшую дочь - она для неё всего лишь лишний рот и обуза. Она немного рассказала о себе, о том, что один из её сыновей родился с изъяном, и потому хромает, что все деньги, заработанные её муженьком, уходят на лечение, а когда я спросила, почему в доме так грязно, она лишь развела руками:
-Дак не успеваю я за ними... Только приберёшь - они опять всё раскидают! Так и живём.
На какое-то время я даже пожалела её - в её жизни не было ни счастья, ни любви, ни цели. Она считала достаточным того, что у неё, как у всех, есть муж и дети, но вряд ли она была счастлива со всем этим - она была слишком унылой и уставшей для того, чтобы быть счастливой.
В момент нашего разговора о Олесе, и о том, что девочке нужны любовь и внимание, появился отчим. Когда узнал, кто я такая, оскаблился: "Олеськина благодетельница". Я и не сомневалась, что большая половина продуктов, переданных девочке, досталась ему – нужно было изловчиться, чтобы прокормить такую тушу.
Выглядел он лучше, чем его супруга - следы былой красоты скользили в его лице и фигуре, он считал себя самодостаточным самцом только потому, что смог обеспечить себя наследниками, хотя я искренне не понимала, что тут было наследовать.
Увидев меня, прибежавшая Олеся кинулась мне на шею и радостно взвизгнула:
-Ты Мишку нашла, Ирина! - вот так непосредственно и просто она перешла со мной на «ты».
Услышав, что пока нет, девочка загрустила, но тут я принесла из машины пакеты с подарками, и она с интересом стала разглядывать куклу и красивую одежду. В ней усматривались черты невинного детского кокетства - она крутилась в нарядном платье перед грязным зеркалом и была бесконечно счастлива.
А я вспомнила "Козетту" Виктора Гюго и грустно улыбнулась, глядя на малышку. Мы долго проговорили потом с Олесей. Я спрашивала, о чём она мечтает, кем хочет стать, когда вырастет, и с удивлением узнала, что она очень хотела бы быть "Айболитом - врачом, который лечит зверей".
После этого я ещё несколько раз приезжала к девочке, водила её в кафе и зоопарк, и каждый раз она тревожно спрашивала меня про Мишку.
В один из дней я не обнаружила у неё большую куклу, которую подарила ей. Девочка грустно сказала, что отчим продал её, когда ему захотелось выпить, а денег не было.
Меня трясло от гнева так, что не передать словами. Кроме того, на лице у матери Олеси красовался большой синяк. Оказалось, что она пыталась всё-таки защитить игрушку дочери от продажи, за что и выхватила от муженька. Я уже было собралась пойти в гараж, где обитало это животное, но вовремя остановилась - отчим мог запретить мне приезжать к девочке и был бы абсолютно прав. С тех пор я стала думать, как мне вытащить Олесеньку из этого болота.
Однажды, когда мы с Эммой, матерью девочки, в очередной раз разговаривали у них дома, а Олеся водилась во дворе с братьями, я спросила у неё:
-Интересно, куда же всё-таки пропал Мишка?
Эмма, равнодушно взмахнув рукой в сторону гаража, где возился Алексей, её муж и отчим девочки, сказала:
-Да собаку Лёшка спьяну пнул. Пёс не любил пьяных и с лаем кинулся к нему под ноги. Сам виноват. Лёшка его в живот сапогом - он и издох. Тот его на речку отнёс и закопал там.
В это момент я подняла глаза и увидела в проёме входной двери Олесю. Девочка была белее полотна. Казалось, лицо у неё стало совсем худеньким, лишь острый носик торчал вперёд. Из обычно весёлых, смеющихся глаз текли ручейки слёз. В первый раз этот и без того обделённый, но добрый и славный человечек узнал, что такое терять лучшего друга. Не рановато ли, такая потеря в шесть лет?
-И ты...-произнесла она, глядя с ненавистью на мать - и ты мне не сказала? Ты...ты...Вы убийцы, ты и этот дядя Лёша!
И девочка бегом кинулась из дома.
Эмма так и осталась сидеть, где сидела, а я побежала следом за Олесей. Впереди меня светлело её платье, которое стремительно приближалось к реке. Я не могла дозваться малышку, в голове моей билась одна только мысль - успеть. Я еле-еле подоспела в тот момент, когда девчушка вскарабкалась на высокий белый бордюр, огораживающий тротуар для прогулок от пропасти, которая срывалась в беспокойные воды речки. Сдёрнув Олесю за платье, я крепко прижала её к себе, а она забилась в моих объятиях, как потревоженная птичка, рыдания разрывали её худенькое тело и сквозь всхлипы я слышала только её слова: "Я не хочу...Убийцы...Убийцы...".
В тот день я убедила Эмму отпустить Олесю ко мне ночевать, сказав, что всеми силами попытаюсь успокоить девочку. Она еле-еле успокоилась только у меня в квартире. С удивлением разглядывала чистые шторы на окнах, белоснежную постель, огромного мягкого медведя в кресле - подарок моего умершего мужа.
Потом долго рассматривала наши совместные фото на стене, но спрашивать ни о чём не стала.
На ночь я прочитала ей сказку, хотя она уже сама умела читать - она была необычно одарённым человечком, просто таланты её не знали должного развития. А потом попросила её поговорить со мной про Мишку. Рассказать, какой он был, вспомнить его. Она молча встала, подошла к стулу, на котором висело её платьице и достала из кармашка нечёткое тёмное фото, которое сделала её тётя. Мишка на этом снимке был весёлым, рыжим и очень пушистым щенком. На ночь Олеся обняла меня, пожелала "Спокойной ночи" и сказала, что хотела бы остаться со мной навсегда. Так она и уснула, а я всю ночь не смыкала глаз и думала, думала.
А на утро я обнаружила у девочки жар - стресс, пережитый накануне, не прошёл для неё даром. Вызвала врача, представив Олесю своей племянницей, потом быстро съездила в аптеку, купила всё необходимое, и, глядя на спящую девочку - над губой у неё проступили болезненные бисеринки пота, вдруг поняла, что больше так нельзя.
Быстро связалась с адвокатом, который вёл дела мужа при его жизни и сейчас - дела фирмы, договорилась с ним о встрече. А на следующий день в его сопровождении отправилась к родителям Олеси. Без лишних "танцев из-за печки" я начала свою речь:
-Эмма, давай напрямую. Ты Лесе никудышная мать. Да и не только Лесе. А муж твой, Алексей, и вовсе представляет опасность для девочки, поскольку зол и неудержим, когда пьяный. Я могу здорово усложнить тебе жизнь - обратиться в опеку и добиться того, чтобы Лесю забрали. Поверь, связей у меня хватит. Она талантливый и необычный ребёнок, она очень добрый и светлый человек, а что можешь дать ей ты и твой Алексей?! Я предлагаю тебе отказаться от девочки, её определят в детдом, откуда я смогу удочерить её. Ты знаешь, детей у меня нет и никогда не будет, а Олесе я смогу дать всё, чего никогда не сможешь дать ты и твой муж. И не возражай мне - если я услышу хоть слово оскорбления в свой адрес, я буду действовать по первому озвученному мной варианту - просто обращусь в опеку.
Эмма могла сказать только одно:
-Я думала, что мы с тобой подруги…
-Подруги! – усмехнулась я – я приходила сюда только из-за Олеси.
-Мне надо посоветоваться с мужем. И подумать – ответила она.
Мы договорились встретиться на следующий день, опять же в присутствии адвоката. При встрече я услышала от Эммы:
-Я согласна. Но... Не пойми нас неправильно... Нам нужны деньги на лечение сына...
Я усмехнулась, помотала головой:
-Ты мне предлагаешь... Купить у тебя твоего ребёнка? О, даже не сомневаюсь, кто тебя надоумил. Впрочем, я не буду возражать...
Она назвала мне цену, которую я вполне могла заплатить за дочь. В течение пары месяцев шёл процесс отказа от ребёнка и впоследствии удочерения мною девочки. Это время Олеся провела в детском доме. С сотрудниками и вышестоящими инстанциями у меня уже была договорённость относительно девочки. Каждый день я навещала её и убеждала, что скоро мы будем вместе, все втроём.
Девочка удивлённо выспрашивала у меня, почему втроём, но я хранила интригу до последнего. В день, когда вся волокита закончилась, я привела Олесю домой и открыла дверь. На встречу ей, громко лая, выскочил забавный, рыжий, лохматый щенок с розовым языком и смешно торчащим пушистым хвостом. Он, не разбираясь, прыгнул на руки Лесе и облизал её мордашку.
-Мишка! - взвизгнула девочка.
Конечно, это был не её любимый пёс, но я была уверенна, что эти двое найдут общий язык и подружатся.
Когда все бумажные формальности были окончательно завершены, я продала всю недвижимость и бизнес моего мужа, и мы с Олесей переехали в более крупный город, где для девочки было больше перспектив, и где ничто не напоминало нам о той потерянной жизни, которую мы вели когда-то.
За всё это время Олеся ни разу не вспомнила своих родных родителей.
А я ни разу не заикнулась, как поступила её мать, прежде чем девочка стала моей семьёй. Я очень люблю свою дочь, и Олеся через некоторое время стала звать меня мамой. Вот такая вот грустная история с хорошим концом.
Свидетельство о публикации №224053101471
Друзья мои, я прошу Вас не судить меня строго, этот рассказ - один из первых моих рассказов. Он публиковался на старом моём канале и вызвал, насколько я тогда помню, много споров...