5 декабря отмечается 220 лет со дня рождения Федора Ивановича Тютчева, русского поэта-мыслителя, лирика и публициста. Как Тютчев изобрел понятие «русофобия», зачем он писал стихи в те годы, когда поэзия вышла из моды, и почему всё-таки «Умом Россию не понять», рассказывает профессор Южного федерального университета.
«Есть много мелких, безымянных созвездий в горней вышине»
Федор Иванович Тютчев родился 23 ноября 1803 года — по новому стилю 5 декабря — в старинной дворянской семье. Его детство прошло в родовом имении Овстуг Брянского уезда Орловской губернии, которую он и считал своей истинной родиной, хотя Тютчевы несколько месяцев в году, обычно зимой, проводили в Москве.
Профессор кафедры отечественной и зарубежной литературы Института филологии, журналистики и международной литературы ЮФУ Анна Кузнецова рассказала, что Тютчев получил домашнее образование, пройдя под руководством поэта Семена Егоровича Раича полный курс гимназии.
«Неверно воспринимать домашнее образование, которое получали дворяне в XIXвеке, как образование ущербное, как будто его могли дать своим детям только в тех семьях, достаток которых не позволял отдать наследника в учебное заведение. Напротив, окончить полный курс гимназии с приглашенным преподавателем, которым стал для Тютчева педагог и поэт Семен Раич, один и лучших русских переводчиков и знатоков античной и итальянской поэзии, – это огромная удача, при этом такое обучение требует гораздо больших финансовых ресурсов, чем учеба в гимназии», — объяснила Анна Кузнецова.
Тютчев в 16 лет поступил сразу в Московский университет — таков был уровень его домашнего образования — а через два года уже окончил его экстерном со степенью кандидата, которая присуждалась только самым достойным выпускникам. Тютчев свободно говорил и читал на немецком, французском, итальянском языках, в совершенстве знал латинский и древнегреческий языки, но главная наука, которую он постигает, — это философия, она и определит характер его поэзии.
«Тютчев начинает интересоваться философией очень рано под влиянием античной литературы, а знание немецкого языка позволяет ему читать труды Фридриха Шеллинга. С Шеллингом Тютчев будет лично знаком и будет находиться под влиянием его харизматической личности, когда будет служить на дипломатическом поприще в Европе. Но нельзя говорить о прямом влиянии именно философских трудов Шеллинга на поэзию Тютчева», — рассказала Анна Кузнецова.
Шеллинг, входивший в круг йенских романтиков, повлиял на всю предромантическую и романтическую немецкую поэзию, а уже из нее опосредованно Тютчев обрел истоки своего космизма. Тютчев создает в своей поэзии некую условную модель бытия, в которой воссозданы на философском, универсальном уровне законы времени и пространства, жизнь стихий.
Не то, что мните вы, природа:
Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык.
«Тютчевская поэзия – отражение художественного, авторского мифа о Вселенной, поэтому правомерно рассуждать о поэтической космогонии Тютчева. Например, исследователи отмечают, что пейзажная лирика поэта представляет собой не только и не столько конкретно-чувственное восприятие природы и переживание ее разнообразных проявлений: образы здесь зачастую предстают как стихии бытия, и поэтому вода, гроза, огонь, ночь, день, солнце, звезды, ветер – это компоненты авторского мифа о Природе», — подчеркнула Анна Кузнецова.
Поэзию Тютчева высоко оценил религиозный мыслитель, мистик и поэт Владимир Соловьев, основатель философского течения «русский космизм», к которому принадлежали многие поэты рубежа XIX – XXвеков. Они в свою очередь вдохновили на совершенно фантастические научные изыскания в области космоса Константина Циолковского, инициировавшего научный прорыв космической мысли 20-х годов XX века.
Но именно Тютчев был первым русским человеком, привыкшим мыслить о мире в космических понятиях и вселенских масштабах, он зажег в русской интеллигенции огонь стремления к звездам, который спустя сто лет открыл человечеству возможность, преодолев земное притяжение, вырваться за пределы земной атмосферы и увидеть космос таким, как видел его Тютчев в своих фантазиях.
«Для Тютчева тема космоса – сосредоточение многообразия, что обусловливает и мотивы двойственности, борьбы, сопряжения противоборствующих начал, а значит, космос не может существовать вне и без хаоса. Поэтому и хаос, и мрак божественны, прекрасны и привлекательны: Тютчев именует их «родимый хаос», «святая ночь», а воля к смерти и воля к жизни одинаково привлекают его лирического героя. Основной в раскрытии темы хаоса становится мысль о том, что соприкосновение с этой стихией дает человеку возможность осознать всю глубину пропасти, которая отделяет хаос от космоса, и, только преодолев хаотическое, можно достичь гармонии в мире и в себе самом. Лирика Тютчева открывает чистую красоту космоса через хаос и гармонию, борьба которых – это и есть «злая жизнь с ее мятежным жаром», — добавила Анна Кузнецова.
«Теперь тебе не до стихов, о слово русское, родное!»
По окончании университета Тютчев был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел, и вскоре он получил назначение в русское посольство в Баварии. В 1822 году, в возрасте восемнадцати лет, Тютчев уезжает в Мюнхен, в 1826 году женится там на молодой вдове Элеоноре Петерсон, урожденной графине Ботлер. После ее смерти в 1838 году Тютчев заключает брак с баронессой Эрнестиной Дернберг. Жизнь Тютчева с 1839 по 1844 годы – это жизнь без определенного заработка при увеличивающейся семье: к 1844 году у него уже пять детей.
Сначала в Мюнхене, а затем в Турине у Тютчева практически нет необходимости в использовании русского языка: обе жены по-русски не говорили, языком дома, его круга общения, службы был французский, на французском Тютчев пишет как публицистику, так и частные письма. На русском создаются только стихи, которые поэт пишет в основном «в стол».
«Забывать русский язык даже в условиях иноязычной среды для русского дворянина было все же неприлично – напротив, надо было гордиться своим российским происхождением, в то время как владение французским языком было лишь неукоснительно соблюдаемым требованием сословия. Важной силой, которая всегда укрепляла Тютчева в его поэтической и политической деятельности, было православие, а Россия выступала опорой и условием существования православной веры. Этот феномен называется национальная идентичность! Кроме нравственного долга для Тютчева еще существовал и долг государственной службы: он ведь покинул Россию именно для того, чтобы служить ей на дипломатическом поприще», — рассказала Анна Кузнецова.
Поэт возвращается в Россию уже сорокалетним, в то время, когда поэзия в России практически не востребована: набирает силу «натуральная школа», ориентированная на создание физиологических очерков. Хотя поэты, конечно, тоже есть, но и они стараются трансформировать поэзию в соответствии с тем, чего требует этот жанр, – отражать общие социальные явления в единичных судьбах.
«Русская литература кардинально изменилась с приходом на литературную арену Николая Гоголя. Таковы были закономерности развития русского реализма: начавшись с поэтических произведений, он постепенно совершенствовался в прозаических жанрах, сначала оформившись в так называемую «натуральную школу», а затем став собственно критическим реализмом. И вот когда сорокалетний Тютчев возвращается из Европы в Россию в сентябре 1844 года, в литературе господствует жанр «физиологического очерка». Герой «физиологического очерка» обычно имеет единственный прототип – реально существующего человека. Поэтому философская, медитативная в своей сущности, поэзия Тютчева не пользуется широкой популярностью: она не отвечает интересам читающей публики», — объяснила Анна Кузнецова.
Анна Владимировна добавила, что и в XXI веке поэзия уступает в популярности другим формам литературы. Поэзия требует известных духовных и умственных усилий, эмоционального сопереживания, а сюжетное повествование, которое могло бы помочь в восприятии текста, в поэтических произведениях, как правило, отсутствует. Сейчас прозаический век, век прагматики, как и в 1850-е годы.
Однако именно этот период для Тютчева – это годы высшего творческого подъема, обусловленного в том числе и переживаемой им страстной любовью к Елене Денисьевой, возможно, наиболее значительной женщине в его жизни. Так называемый «денисьевский» цикл стихотворений обогащает русскую лирику тонкой передачей всех эмоциональных оттенков, связанных с переживанием любви и страсти. «Денисьевский» цикл глубоко эмоционален – все стихотворения проникнуты разнообразными чувствами, а ведущим среди них является, конечно, чувство вины, сопряженное с роковыми предчувствиями.
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепоте своей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..
«В тютчевской концепции любви подчеркивается изначальное неравенство влюбленных и понимание этого чувства не только как союза душ, но и как рокового поединка. Философское начало в концепции любви у Тютчева заметно и в том, как сама любовь соотнесена в размышлениях поэта со стихией хаоса: лирического героя влечет в любви «буйно-слепое» начало – «стенания» и «бунт крови», «угрюмый, тусклый огнь желанья», — прокомментировала Анна Кузнецова.
«Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя?»
Федор Иванович Тютчев – основоположник новаторского жанра для русской поэзии XIX века – фрагмента. Свои фрагменты Тютчев публиковал еще до отъезда за границу в журналах и альманахах, не имеющих большого влияния в издательской среде. Свои стихотворения поэт подписывает инициалами «Ф.Т.» или «Т-в», и лишь очень ограниченный круг знал, что под ними скрывается имя Федора Тютчева. В 1836 году 16 стихотворений никому не известного поэта Ф.Т. из Германии опубликовал в «Современнике» Александр Пушкин, но их стилистика была ему совсем не близка.
«Пушкин всегда был выше каких-либо личностных пристрастий в своей деятельности и как поэт и писатель, и как критик и публицист, и как редактор. Стихотворения Федора Тютчева сначала попали от князя Ивана Сергеевича Гагарина к Василию Андреевичу Жуковскому и Петру Андреевичу Вяземскому, и мы знаем об их восторженных отзывах о тютчевской поэзии. Их мнение повлияло, конечно, на выбор Пушкина для публикации их в журнале. Пушкин был довольно холоден в оценках стихотворений Тютчева, что обусловлено не их низким качеством, а различиями в мировосприятии Пушкина и Тютчева и разными философскими основаниями их творчества. Пушкину не был близок сам жанр, который развивает Тютчев, – жанр стихотворного фрагмента, стихотворения по поводу, некоего «внелитературного отрывка». Но то, что Пушкин как бы присматривается к тому направлению в развитии поэзии, к которому принадлежит Тютчев, неоспоримо», — рассказала Анна Кузнецова.
По словам Анны Владимировны, каждое тютчевское стихотворение – это целый поэтический мир, здесь важны не только проблематика и идея, но и то, к каким изобразительно-выразительным средствам обращается поэт при их выражении. Безусловно, в каждом стихотворении читатель сталкивается с поэтической философией Тютчева, требующей глубокого осмысления и «вчуствования», потому что и она не только глубоко рациональна, но и эмоциональна.
«Не стоит считать, что если текст стихотворения очень лаконичный по своему объему, то читателю не потребуется много времени, чтобы проникнуться настроением поэтического произведения, постичь поэтическую мысль и совершенство художественной формы тютчевских произведений. Разумеется, нет никакой определенной последовательности, в которой надо читать Тютчева. Но и читать сразу все подряд не следует, нужно постепенно погружаться в каждый фрагмент», — предупредила Анна Кузнецова.
Поэтическим манифестом Тютчева стало стихотворение «Silentium!» и его главная идея «Внимай их пенью и молчи». Поэт пишет о том, что язык никогда не сможет адекватно передать эмоции и мысли, а другой человек никогда не сможет почувствовать то же, размышлять в том же направлении, что и ты сам. При том, что собеседники говорят на одном национальном языке, оттенки значений, которые для каждого из участвующих в диалоге предпочтительны, не будут абсолютно совпадать.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум —
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи —
Внимай их пенью — и молчи!..
«Но пытаться донести свои мысли, пытаться их выразить с помощью языка все равно необходимо. «Мысль изреченная есть ложь» в том смысле, что как только мы называем какое-либо чувство, то мы сразу же теряем при этом большую и основную часть этой переживаемой эмоции. Тем не менее всегда есть надежда, в том числе и для Тютчева, хотя бы малую часть своего внутреннего мира передать другим. Иначе бы Тютчев и другие поэты просто оставили бы поэзию и литературу навсегда», — подчеркнула Анна Кузнецова.
«Кто душу положил за други и до конца все претерпел»
Однако Тютчев – не только проникновенный лирик, но и поэт-философ, отражающий в своих произведениях свою гражданскую и политическую позицию, вполне традиционную, основанную на принципах просвещенной монархии.
«За жизнь Тютчева в России сменилось три императора, но сам Федор Иванович служил не какому-то конкретному человеку, а России. Таков был идеал дворянского воспитания, а любые отклонения в сторону подобострастия и чинопочитания считались уделом лакеев. Эту же мысль выражает А.С. Грибоедов в комедии «Горе от ума»: «Служить бы рад, прислуживаться тошно». В 1848 году Тютчев был назначен старшим цензором при особой канцелярии министерства иностранных дел, через 10 лет – председателем «комитета цензуры иностранной», которым и оставался до конца жизни. Тютчев и на своей дипломатической службе уже имел репутацию политического мыслителя, служа интересам России и критикуя курс министра иностранных дел Карла Нессельроде, вредящий стране», — рассказала Анна Кузнецова.
В своей дипломатической почте и записке императору Тютчев призывает привести внешнюю политику России в соответствии с ее интересами и противостоять экспансии со стороны Запада, в том числе Римско-католической церкви. Тютчев был монархистом и консерватором, не представляющим себе Россию вне ее управления властью монарха при упрочении позиций православия.
Действительный статский советник Федор Тютчев в последние годы своей жизни напрямую влиял на внешнюю политику России через взаимодействие с министром иностранных дел и канцлером Российской империи Александром Горчаковым. Политика, геополитические интересы России глубоко волнуют Тютчева-дипломата, и свои мысли он развивает в целом ряде политических статей и незавершенном трактате «Россия и Запад». Именно Тютчев вводит новые термины, которые обогащают русскую и западную политическую мысль, и среди них особо следует выделить такие, как «панславизм» и «русофобия».
«Русофобия с XIXвека не изменилась в своих основных характеристиках: и тогда она была отчетливым выражением враждебности вообще ко всему русскому. Примечательно, что сам термин Тютчев употребил впервые в своем письме, написанном на французском, к дочери Анне, супруге Ивана Сергеевича Аксакова, одного из центральных деятелей славянофильства. Россия, как неоднократно подчеркивает Тютчев и в личной переписке, и в своей публицистике, – носительница стремления к воссоединению, она составляет полную противоположность Западу как олицетворению разделения. Только Россия способна восстановить нарушенное единство, в то время как Запад, опираясь на преобладание личностного начала, возводит самовластие Я в политическое и общественное право. Тютчев рассматривает русофобию как явление сугубо негативное, при этом многообразное, выделяя в ее составе «внешнюю» и «внутреннюю», —поделилась Анна Кузнецова.
«Внешней» русофобией Тютчев называет репрессивные меры, которые Запад пытается противопоставить растущему национальному самосознанию России. К «внешней» русофобии поэт причисляет и западную колонию образованных русских, которую именует «насмешкой эха» в отношении католической, революционной и других «пропаганд». Но куда страшнее для Тютчева действие «внутренней» русофобии, которое заметно в кругу не только либералов-западников, нигилистов-революционеров, «польской оппозиции», остзейского юнкерства, но и в самой структуре управления Российской Империей, в которой действовала, как писал Тютчев, «антирусская клика» с врожденной или привитой враждебностью ко всему русскому.
Идея панславизма возникает у Тютчева как возможность противостояния русофобии. Он излагает свою идею возвращения Константинополя, образования православной империи и соединения двух церквей, восточной и западной, и в своей лирике, и в публицистике. Наиболее емко и наглядно представление Тютчева о России как «вселенской Монархии» изложено в стихотворении «Русская география».
Москва, и град Петров, и Константинов град —
Вот царства русского заветные столицы…
Но где предел ему? и где его границы —
На север, на восток, на юг и на закат?
Грядущим временам их судьбы обличат…
«Знаменитые строки «Умом Россию не понять» — это не о «государственной машине». Это для поэта-философа, которым всегда был Федор Тютчев, было бы слишком мелко. Тютчев здесь о непостижимости русского национального характера, о широте мысли, о доброте, об отзывчивости русской души на все проблемы, все горести и беды мира. Вот это как раз и не будет никогда понятно Европе. В этом Федор Иванович оказался, как и во многом другом, прав. А поэтическое высказывание «В Россию можно только верить» – это откровение, которое сродни религиозному чувству: к религиозной вере невозможно применять рациональные методы мышления так же, как и к пониманию основ русской жизни. Так что Тютчев остался не только в истории литературы, но и в истории философской и политической мысли реалистом», —подытожила Анна Кузнецова.
Профессор ЮФУ добавила, что как дипломат и публицист Тютчев не мог не быть остроумным. Остроты и афоризмы составили его прижизненную славу.
«Стихи никогда не доказывали ничего другого, кроме большего или меньшего таланта их сочинителя».
«Самый умный немец, когда начнёт говорить о России, непременно окажется глупцом».
«Письменная беседа утомляет почти так же, как партия в шахматы по переписке».
Также Анна Кузнецова привела свои самые любимые строки из поэзии Тютчева. Это стихотворение было написано поэтом в 1870-м году.
Чему бы жизнь нас ни учила,
Но сердце верит в чудеса:
Есть нескудеющая сила,
Есть и нетленная краса.
И увядание земное
Цветов не тронет неземных,
И от полуденного зноя
Роса не высохнет на них.
И эта вера не обманет
Того, кто ею лишь живет,
Не все, что здесь цвело, увянет,
Не все, что было здесь, пройдет!
Но этой веры для немногих
Лишь тем доступна благодать,
Кто в искушеньях жизни строгих,
Как вы, умел, любя, страдать,
Чужие врачевать недуги
Своим страданием умел,
Кто душу положил за други
И до конца все претерпел.