Я родился и вырос не в городе. В большой деревне, типичной для советских шестидесятых.
Главным производственным предприятием моей родной деревни была довольно крупная ткацкая фабрика. Кроме того, деревня являлась центральной усадьбой, расположенного рядом совхоза. Поэтому в ней были своя школа, в которую ходили дети из пяти-шести соседних деревень, свой детский сад, даже своя поликлиника с небольшой аптекой, два магазина, продуктовый и промышленных товаров и наш любимец – клуб. Районный дом культуры, вольготно разместившийся в красивом двухэтажном особняке, доме бывшего фабриканта Абрамова. Силами фабрики, в деревне был открыт «Летний Сад» с тремя каруселями, «лодками», летним кинотеатром и открытой танцплощадкой. А вот совхоз, построил, вполне себе оборудованный, по тем временам, стадион. С трибунами, раздевалкой, хоккейной коробкой и стандартной полосой препятствий.
В детстве нам казалось, что мы живём, почти, в городских условиях.
Я помню себя лет с четырёх.
Детский сад находился через дорогу от моего дома. Я не помню, чтобы в сад меня водили родители. Мама с папой работали учителями, и на работу в школу, им было, не совсем через детский сад. Поэтому я добирался туда, вполне самостоятельно. Хорошо помню, как один раз, я поехал в детский сад на велосипеде. Велик, мне достался от старшего брата, и был, что называется «видавший виды». Несколько дней назад, у него переломилась, наверно от времени, рама, и папа носил его в фабрику «заваривать». После такой операции он выглядел очень «стрёмно», но функционировал, и это меня вполне устраивало. Устраивало до тех пор, пока я не приехал в садик. За «садишной» калиткой, около главного входа «нашей» группы, где, оставляли велики, пришедшие с ними, я увидел чей-то незнакомый велосипед. Новый! Он казался эталоном велосипедостроения. На толстых надувных колёсах. С мягким сиденьем. С ручкой переднего тормоза и блестящими щитками, закрывавшими колёса и даже цепь. Он выглядел высокомерной насмешкой над всеми нашими великами, типичными образчиками послевоенного производства. Тем более, над моим, ветераном велодвижения, с его обшарпанной жёсткой сидушкой, варёной рамой, изрядно прореженными спицами и, даже без намёка на щитки.
И я, вдруг, застеснялся. Не совсем осознавая это, пока незнакомое мне, чувство, я, всё-таки, принял решение отвезти своего «коня» домой. Пока отводил, четыре года всё-таки, пока вернулся, калитка в садик уже была заперта.
Я немного подумал, и… пошёл гулять по деревне. По тротуару вдаль садишного забора, к проходной, и поднялся в фабричную гору к промтоварному магазину. Помню, как меня обуревали незнакомые, но какие-то сильно волнующие чувства. Наверное, первый раз, я бродил по деревне один, без родителей и без старшего брата. Скорей всего это было ощущение свободы, воли, к которой человек так рвётся потом, всю свою взрослую жизнь.
Я зашёл в промтоварный магазин и сразу пошёл к прилавку с игрушками. Дождался продавца и попросил показать мне большой автокран, который я уже видел, заходя сюда с родителями, но, даже не смел, надеяться на такой подарок. Продавщица, назвав меня по имени (деревня всё-таки), дала заветную игрушку мне в руки! И... куда-то отошла. Я держал в руках, наверное, первую свою мечту и уже представлял себя с этим краном, участником грандиозной по масштабам стройки, на песочнице во дворе. Прямо в эту мечту и ворвалась, непонятно откуда взявшаяся мама.
Она, на удивление, не ругалась. Мягко приняла у меня из рук игрушку, поставила на прилавок и, взяв меня за руку, повела на улицу. Сначала, она непривычно молчала, и я, на всякий случай, заплакал. Она подхватила меня на руки и стала… не ругать, а успокаивать, гладя по голове и говоря какие-то странные вещи.
-напугался маленький?
- ну не плачь, не плачь. Мама с тобой…
-вот, я им, сейчас… - я не понимал, кому им и крепче прижимался к маме, обхватив руками её за шею…
***
Я не был здесь лет сорок. Не считая тех коротких наездов к родителям, когда дальше родительского дома, практически не выходишь.
Ещё на въезде в деревню, я заметил, что нет стадиона. Вернее – он есть. Есть поле. Но, нет забора вокруг. Нет красивых высоченных ворот, с надписью на верхней дуге «Совхоз Восток». А в моём детстве на футбол, даже продавали билеты. Нет раздевалки. Нет трибун. Осталась покосившаяся хоккейная коробка и, заросшая бурьяном полоса препятствий. Совхоза давно уже не было, а местной администрации такой объект, скорее всего, был не по карману.
Оставив машину у дома, в котором я вырос, я пошёл прогуляться пешком.
Деревянного моста перед нашим домом, через овраг, к остановке, давно не было. А он был не просто перекидным. Он был большой, с перилами. На деревянных сваях с перекрестьями между ними. В детстве мы играли под ним в войнушку. Теперь был мост насыпной, для автомобилей, и я пошел по нему, и дальше, через дорогу к садику.
Садика то же не было. Вернее оставался один из трёх корпусов, кирпичный, построенный позже всех. Но в нём, судя по вывеске, располагалась контора местного ЖКХ.
Бывший тротуар, слегка просвечивал асфальтовыми пятнами, сквозь буйно растущую траву.
Здесь, где, когда то заканчивался садишный забор, раньше стояла столовая. Большая каменная. Она «называлась» фабричной, но покушать в ней мог кто угодно. В неё нас водили на обед, даже из школы, с «продлёнки». Рядом с ней, тогда, стоял ларёк, в котором, зимой по выходным, а летом, каждый день, продавали пиво. Пиво продавали и в столовой. Там я впервые попробовал вкус этого напитка, с легкой руки соседа, дяди Бори, в восьмом классе. Не понравилось. Лимонад казался вкуснее.
Теперь здесь пустырь. Не видно даже следов от фундамента.
На походе к проходной фабрики, влево, через овраг, была тропинка к деревенской поликлинике. Фельдшерско-акушерскому пункту, если быть точным. Теперь тропинки нет. Как нет и ФАПа на этом месте.
Проходная на фабрику, то же другая. В детстве это была небольшое деревянное здание, с большими металлическими воротами рядом. В этом здании находилась дежурная пожарная часть и пункт внутренней фабричной связи. В детстве, мы подглядывали в небольшое окно, как девушка-телефонистка переставляет штепсели в гнёздах, и за чем-то кричали в открытую форточку: «Девушка! Смольный, пожалуйста!». Казалось, это очень смешно.
Старой проходной не было, как и ворот, когда то стоявших рядом с ней. Теперь, чуть дальше, была целая въездная группа из красного кирпича. С пропускным пунктом, пожарным гаражом и большими автоматическими воротами.
Поднявшись вверх, я, без удивления, обнаружил, что и деревянного промтоварного магазина больше нет. Не видно даже следов фундамента. На месте магазина разбит сквер с небольшой чуть возвышающейся площадкой посередине. Похоже, это эстрада для уличных концертов.
Стоя на центральной деревенской площади, перед памятником односельчанам, погибшим на воине, где, кстати, на одной из табличек, выбито имя и моего деда по отцу, я обратил внимание на стайку ребятишек идущих из школы. Одно лицо показалось до боли знакомым.
- Наташ! – непроизвольно окликнул я, и дети, остановившись, удивлённо повернулись в мою сторону.
-Наташ, - почти шёпотом повторил я. И, вдруг, понял, что я, скорей всего, «узнал»… внучку одной из своих одноклассниц…