В журнале «Русская история» (№ 4 за 2023 г.) опубликована статья о нашей землячке – Елизавете Кузьминой-Караваевой (в девичестве Пиленко). Много рассказано об этой выдающейся анапчанке с интересной, удивительной и трагической судьбой и, казалось бы, все подробности жизни Елизаветы Юрьевны нам известны. Оказалось, что нет – в журнальной статье мы нашли новые интересные подробности. Новые сведения о жизни знаменитой анапчанки обнаружились и в повести Е. Арсеньевой «Берег очарованный». Спешим поделиться ими с анапчанами…
Елизавета Юрьевна Пиленко родилась 8 (20) декабря 1891 года. Семья Пиленко перебралась в Анапу из Риги в 1895 году, когда отец Лизы Юрий получил здесь в наследство имение с виноградниками. Ей тогда было 4 года. Бабушка Лизы дружила с обер-прокурором Синода Константином Победоносцевым. Подружилась с ним и внучка. Она вспоминала: «В минуты всяческих детских неприятностей и огорчений я садилась писать Константину Петровичу. Он быстро и аккуратно отвечал на мои письма». Но в 1905 году Россию всколыхнули революционные события. Борьба, риск, конспирация – все это захватило Лизу. А Победоносцев относился к революции резко отрицательно. Дружба закончилась. А вскоре Константин Петрович умер.
Отец Лизы, Юрий Пиленко, увлекся реформаторскими идеями Петра Столыпина. Ему хотелось продвигать аграрную реформу. Но планы не сбылись – Юрий Дмитриевич скончался от болезни почек. А семья вскоре перебирается из Анапы в Петербург, где Лиза закончила гимназию и поступила на Бестужевские курсы, вскоре выйдя замуж за Дмитрия Кузьмина-Караваева, завсегдатая столичных литературных салонов. Лиза знакомится с представителями богемы – Вячеславом Ивановым, Николаем Гумилевым, Александром Блоком…
Но богемная жизнь не устраивала деятельную Лизу и в 1915 г. она уезжает в Анапу, оставив мужа. А вскоре у нее рождается дочь Гаяна, крестным отцом которой стал Алексей Толстой. Кстати, Елизавета Юрьевна станет прототипом Елизаветы Расторгуевой в его романе «Хождение по мукам». Февральскую революцию Кузьмина-Караваева встретила восторженно. Свое имение она безвозмездно передала в пользование анапским казакам, а сама вступила в партию эсеров. Революция 1917 года на некоторое время оживила ее душу. Наконец-то, казалось Елизавете, настало время и ей послужить народу. Она вступила в партию социалистов-революционеров. К концу февраля 1918 года ее избрали заместителем городского головы Анапы. Впрочем, сам голова почти сразу подал в отставку, и Елизавета стала его преемницей. Главных обязанностей было две: решение неизбежных хозяйственных задач — и спасение людей от массовых расстрелов и… «морских ванн» (понятно, что это значило!).
Впрочем, когда председателем местного большевистского Совета стал товарищ Протапов, у них установились вполне хорошие отношения. Самое смешное, объяснялось это тем, что «голова» — женщина. Хотя, конечно, баба — не человек, это общеизвестно, однако в самом факте существования городского головы — женщины было нечто столь явно революционное, такое противоречие привычкам старого режима, что «товарищи», одурманенные мыслью, что у них, в Анапе, все прям-таки как в столице (там товарищ Коллонтай, у нас товарищ Кузьмина-Караваева!), даже не вникали в явную «контрреволюционность» некоторых выступлений «товарища головы». Голова был (вернее, была!), так сказать, порождением революции — и потому с ней надо было считаться. Кроме того, смелости ей было не занимать стать. Если Елизавета в результате какого-нибудь спора с Советом чувствовала, что дело идет плохо, она дерзко заявляла:
— Я добьюсь, что вы меня арестуете!
Горячий и романтический большевик Протапов — простая, впрочем, душа! — на такие чисто женские штучки очень сильно, говоря современным языком, велся и тут же пылко кричал:
— Нет, никогда! Это означало бы, что мы вас боимся!
Да, в ее смелости нельзя было сомневаться, особенно когда она противостояла матросам-анархистам («делегатам» Черноморского флота), которые прибыли в Анапу с требованием контрибуции в двадцать тысяч рублей. На митинге, специально созванном Протаповым, Елизавета потребовала слова. Когда она шла к трибуне, Протапов шепнул:
— Вы полегче. Это вам не мы — они не постесняются…
Впрочем, Елизавета чувствовала: при той опереточной активности, которой охвачены большевики, все же есть способ разговаривать с ними с позиции силы. В зале при ее появлении воцарилась тишина. Это ее подбодрило. Подошла к кафедре и ударила кулаком по столу:
— Я хозяин города, и ни копейки вы не получите!
В зале стало еще тише. Протапов опустил голову… Тут один из матросов протянул:
— Ишь, баба!..
Елизавета опять стукнула кулаком:
— Я вам не баба, а городской голова.
Тот же матрос уже несколько иным тоном воскликнул:
— Ишь, амазонка!
Может, половина зала и не знала, что это за птица такая, та амазонка, однако то ли слово, то ли сама Елизавета матросам понравилась. Она почувствовала, что победа на ее стороне. И быстренько предложила поставить свое предложение на голосование. Митинг почти единогласно согласился: контрибуции анархистам не давать! Чтобы отвлечь главарей анархистов от страсти к эксцессам, Елизавета увлекла их на прогулку, которая длилась до самого рассвета. Тот самый матрос, который назвал ее сначала бабой, а потом амазонкой (он был в этой банде чем-то вроде политического комиссара), всю ночь убеждал ее, что она самая красивая баба и амазонка на свете. Убеждал, убеждал, убеждал… Видимо, убедил, потому что, по ее собственным воспоминаниям, вернулась она домой сияющая, тем более что ей дали слово никого не убивать.
И слово анархисты сдержали… почти. Двоих — начальника милиции и учителя — они все же увезли с собой и прописали им «для укрепления здоровья» «морские ванны». Больше их, понятное дело, никто и никогда не видел. Бесследно пропали из Анапы и матросы-анархисты. Елизавета была потрясена таким вероломством с их стороны, она считала себя ответственной за смерть этих двоих и решила сложить с себя полномочия, оставить неблагодарную работу. К тому же вскоре был убит Протапов, а без него относительное спокойствие, которое царило в Анапе, оказалось под угрозой. В конце апреля 1918 года Елизавета уехала в Москву, где присоединилась к эсерам, которые пытались бороться с большевиками. Полгода ей пришлось находиться на нелегальном положении, рисковать и конспирироваться.
Когда она вернулась в октябре, Анапа уже находилась во власти белогвардейцев. Ими командовал генерал Покровский, и эсеровские «игры» Елизаветы, ее почти дружбу с товарищем Потаповым ей мгновенно припомнили. Все это казалось почти что отъявленным большевизмом, поэтому Елизавету немедленно арестовали. Вообще-то она была недалека от того, чтобы угодить под расстрел, и вывернуться удалось только благодаря председателю Екатеринодарского военно-окружного суда. Звали его Даниил Ермолаевич Скобцов. К тому же письмо в ее защиту подписали Алесей Толстой, Максимилиан Волошин, Вера Инбер. В марте 1919 года суд приговорил ее всего лишь к двум неделям ареста на гауптвахте. Что интересно – председательствовал на этом суде видный кубанский казачий деятель Даниил Скобцов. Все эти две недели заключения председатель суда ее навещал. Выйдя на свободу, Елизавета вышла за него замуж. Спустя год у них родилась дочь Надя, а еще спустя два года они всей семьей пустились странствовать тернистыми эмигрантскими путями. Белое движение на Кубани потерпело окончательный крах. Кузмина-Караваева покинула Россию: Грузия-Константинополь-Сербия-Париж. В Грузии у нее родился сын Юрий, в Сербии – дочь Настя.
Во Франции Елизавета Юрьевна и ее близкие страшно нуждались. Она делала куклы, расписывала ткани, а иногда даже ходила по квартирам и … выводила клопов и тараканов. Положение семье немного улучшилось, когда муж стал работать шофером такси. Казалось, жизнь налаживается. Но внезапно умерла от менингита младшая дочь Настя. Это отдалило Елизавету от мужа. Она полностью отдалась новому делу – работе разъездного секретаря Русского студенческого христианского движения. Она писала статьи о жизни иммигрантов, ездила по Франции с лекциями. А вскоре Елизавета принимает монашеский постриг. Церковь заполучила инокиню Марию, а Даниил Скобцов потерял жену, но продолжал ей помогать. Мать Мария создала в Париже Русский дом – общежитие для бедных эмигрантов из России. Здесь нашел пристанище и некогда гремевший на всю Россию, а теперь нищий поэт Константин Бальмонт. А мать Мария трудилась, обеспечивая Русский дом провиантом, порой сама чинила мебель и делала уборку. Вместе с матерью помогали в столовой и церкви и дети – Гаяна и Юрий. Но в 1935 году крестный Гаяны увез девушку, грезившую коммунизмом, в Советский Союз, где она вышла замуж и вскоре, через год, умерла… Матери на ее похоронах не было, ей оставалось только молиться за душу дочери…
Пришел 1940-й год. Париж оккупировали немцы. Русский дом на улице Лурмель стал прибежищем для евреев и участников Сопротивления, затем для бежавших из лагерей советских военнопленных. Их укрывали, а потом переправляли в безопасные места. Но в феврале 1943 года гестапо совершило налет на Русский дом и арестовало Юру Скобцева – последнего ребенка Елизаветы. Мать Мария была в отъезде и не попалась, но ей поставили условие – она сдается гестапо и сына выпускают. Обманули: мать пришла обменять себя на Юру, но и его не освободили. Вместе с другими заключенными монахиню Марию отправили в концлагерь Равенсбрюк в Германию. Там она провела два года – в тяжелейшем труде, голоде и болезнях. Но духом не падала. Женевьева да Голль-Антоньоз, племянница будущего президента Франции Шарля де Голля, вспоминала, что вечерами мать Мария рассказывала о России и о своей жизни, читала отрывки из священных книг…
В конце марта заключенные все чаще слышали канонаду – Красная армия была все ближе. Стремясь уничтожить как можно больше свидетелей своих зверств, фашисты перевели крематории лагеря на круглосуточный режим, сжигая в них тех, кто уже не мог работать. И мать Мария добровольно пожертвовала собой и в этот раз, заменив в списке на уничтожение молодую женщину, надев платье с ее номером. 30 марта 1945 года Елизавета Пиленко умерла в газовой камере, спасая жизнь другого человека… Ее сын Юрий погиб в Бухенвальде.
К слову сказать, Д. Кузьмин-Караваев шел путем, сходным с путем своей бывшей жены. В 192.2 году он был выслан из России, принял католичество, постригся, служил священником русского католического храма в Берлине, преподавал в колледже Св. Георгия под Парижем. Закончил свои дни в 1959 году в Ватикане, где был главным хранителем библиотеки.
В 2014 г. Константинопольский патриархат причислил монахиню Марию к лику святых. А еще раньше, в 1985 году, Верховный Совет СССР наградил ее орденом Отечественной войны II степени. Посмертно.