Этнические стереотипы в зонах межкультурных и межэтнических контактов играют решающую роль в построении портрета «чужого» (соседа) и - посредством определения чужого - в самовосприятии и самоописании. Понимая под стереотипом «вербальное выражение убеждения, направленного на социальные группы или отдельных представителей этих групп, убеждения, принимающего логическую форму суждения и приписывающего некоторому классу лиц определенные свойства или способы поведения (или же отрицающего их), имеющего тенденцию к эмоциональной оценке и выражаемого в безапелляционной, упрощенной
и обобщенной форме» [Quasthoff 1989, 38], можем утверждать, что этнический (или даже этноконфессиональный) стереотип еврея в западной части восточнославянского этнокультурного ареала обладает значительной устойчивостью и функционально нагружен. Исследования этнических стереотипов, проведенные принстонскими психологами в 1933 г. [Katz, Braly 1933], 1951 г. [Gilbert 1951] и 1969 г. [Karlins, Coffman, Walters 1969] - «принстонская трилогия», - показали устойчивость этнических стереотипов и их способность изменяться под воздействием культурной среды и вне зависимости от личного опыта. Студентам было предложено выбрать из перечисленных характеристик те, которые соответствуют, по их мнению, тем или иным особенностям разных народов, выбор совпал у множества студентов, причем был обусловлен не столько личным опытом межэтнических контактов, сколько культурным фоном, включающим также средства массовой информации. Коллектив ученых, предпринявших исследование по тому же принципу, но с большим количеством предлагаемых для выбора характеристик [Madon et al. 2001], пришел к выводу о заметной изменчивости этих стереотипов, на которую оказывает влияние изменение структуры коммуникации между этническими группами, а также ряд других факторов, таких как образование или фактор личного восприятия (точность в восприятии) [Madon et al. 2001, 1007]. На изменение этнических стереотипов оказывают влияние кризисные явления в отношениях между этническими группами (например, война) [Hosokawa 1980, 16].
Для славянского населения так называемой черты оседлости один из наиболее распространенных и устойчивых этнических стереотипов -стереотип еврея. Постоянное соседство и множество ярких отличий по целому ряду основополагающих для выстраивания собственной идентичности характеристик: вере, обрядам, одежде, пище, занятиям - не без участия христианской церкви - способствовало формированию и высокой устойчивости стереотипа еврея, который складывался из ряда важных характеристик, отмеченных в работе Ольги Беловой: евреи
• рождаются слепыми;
• рождаются необычным образом после аномально протекающей беременности;
• у них нет души;
• выделяются особенностями внешности (в т. ч. зооморфными признаками - хвост, рожки);
• обладают специфическим запахом;
• их жизнь сопровождается «неправильными» (или нелепыми), с точки зрения славян, обрядами: женятся на мусорной куче;
• умирают не своей смертью, их хоронят сидя;
• они связаны с нечистыми животными (ср. легенду о превращении еврейской женщины в свинью);
• знаются с нечистой силой (евреев похищает демон «хапун», их облик принимают различные демонические персонажи);
• обладают сверхъестественными свойствами, проявляют способности к магии и ведовству;
• употребляют кровь в обрядовой и ритуальной практике;
• могут выступать как податели благополучия и богатства (символика встречи с евреем, символика сновидений) [Белова 2005, 10-11].
Стереотип еврея сосуществовал с индивидуальным опытом и часто ему противоречил [Мороз 2015, 35-36], но оставался устойчивым и неизменным (да, евреи добавляют в мацу кровь; мацой угощали нас (христиан) - она вкусная; возможно, это другая маца), что подтверждает суждение о слабой зависимости стереотипа от личного опыта [Madon et а1. 2001, 997]. Тем не менее стереотип может дополняться и развиваться в зависимости от внешних культурных, социальных, бытовых и прочих условий. Так, ситуация, когда вследствие катастрофы в регионе радикально изменилось соотношение этнических групп, когда этническое соседство оказалось фактически уничтоженным, а полиэтнический и поликультурный регион стал моноэтническим и монокультурным, не могла не отразиться на устойчивости стереотипа «чужого» и на его составляющих. Полевые исследования, проводимые в последнее время в бывшей черте оседлости, показывают, что стереотип еврея в целом сохранил свою структуру и оказался весьма устойчивым, однако в отсутствие соседей редуцировался, перестал выполнять регулирующую функцию и превратился постепенно в тематику нарративов - меморатов и фабулатов.
Тем не менее нельзя не заметить в этом стереотипе и новые компоненты, возникшие под влиянием исторических событий и развивающие стереотип с использованием характерных для этнокультурной традиции объяснительных моделей.
Трагедия, постигшая еврейское население Восточной Европы во время Второй мировой войны, оставила отпечаток в памяти их соседей-неевреев. Память эта в известной мере фольклоризовалась, рассказы о массовом уничтожении евреев передаются теперь уже теми, кто не был свидетелем трагедии, и, независимо от места записи, повторяют одни и те же устойчивые черты и детали. Так, в белорусской и украинской традиции распространены рассказы о том, что евреи, идущие на уничтожение, предрекают своим односельчанам-славянам аналогичную судьбу. Прорицание это часто облекается в метафорическую форму «нами разведут, а вами замесят» (отсылка к изготовлению хлебного теста); непротивление евреев малочисленным конвоирам объясняется словами раввина, призывавшего к покорности [Белова 2014]. Тексты о расстрелах евреев продолжают рассказывать, а память о прежних еврейских местечках жива настолько, что их нынешние жители, даже родившиеся после
войны, могут указать на бывшие еврейские кварталы, дома, магазины и т. п., жители окрестных деревень вспоминают про евреев-торговцев, заготовителей, про еврейские праздники [Амосова, Андреева, Иванов 2013; Базаревич 2015; Белова 2017; Мороз 2014; Мороз 2015].
В этой статье речь пойдет о том, как сейчас в местечках и соседних деревнях объясняют причины Холокоста, в чем видят корень этой трагедии и как на формирование этих объяснений влияет старый этнокультурный стереотип иноэтнического и иноконфессионального соседа - не вполне «своего», но и не вовсе «чужого». В работе анализируются полевые материалы из ряда регионов, преимущественно белорусских (Витебская, Могилевская, Гродненская обл.), а также российских (Смоленская обл.), польских (Подкарпатское, бывш. Пшемышльское воеводство) и латвийских (Латгалия). Наиболее ранние записи сделаны в 1984 г. (опубликованы в [Cala 2005]), остальные - в 2009-2017 гг. Таким образом, большинство информантов или не были свидетелями интересующих нас событий вовсе, или застали их в раннем детстве и едва ли могли рефлектировать на эту тему «по горячим следам». Соответственно, их точка зрения может быть или позднейшей рефлексией, или трансляцией традиционного знания, или пересказом недавно увиденного/услышанного/прочитанного. Разговор о причинах, приведших к массовому уничтожению евреев, как правило, не заходил сам по себе. В ходе обсуждения самих обстоятельств, связанных с расстрелами евреев, деталей уничтожения, захоронения и мемориализации их интервьюер обычно задавал вопрос, почему Гитлер/ немцы не любили евреев. В большинстве случаев на заданный вопрос предлагался ответ или в виде утверждения, основанного на твердой убежденности, или в виде не вполне твердого предположения. В любом случае устойчивость и повторяемость мотиваций, высказываемых информантами в различных регионах, указывает на существование традиции восприятия причин Холокоста в русскоязычной нееврейской среде. Всего в нашем распоряжении имеется 49 текстов, причем в шести из них содержится сразу несколько мотивировок одного и того же события, итого общее количество мотивировок - 55.
Информанты, от которых записаны тексты о Гитлере-еврее, обычно не видят противоречия и не пытаются объяснить, зачем нужно было уничтожать собственный народ - достаточным оказывается соотнесение двух фактов. Однако в двух случаях это оговаривается. Они, по-видимому, представляют собой индивидуальные попытки установить логические связи и не повторяются:
(Соб.: Почему Гитлер евреев не любил?) А потому что он сам гад такой, и себе подобных не любил [смеется]. Ну так а что тут такого? Это же... это ж Гитлер, ну, а что? Это уже прошло, это уже давно это... Это даже и вспоминать не хочется, потому что так нельзя было делать, как он делал [АЦС; Сошнев В. А., 1951 г.р. Бешенковичи Витебской обл., Белоруссия].
В этом примере, вероятно, можно усмотреть антисемитское высказывание, хотя в целом ни этот информант, ни остальные не высказывали ни малейшей враждебности к евреям, за исключением повтора устойчивых стереотипов, о которых речь пойдет ниже. Поэтому себе подобный скорее следует понимать не как 'гад', а именно как 'еврей'.
Более мотивированным выглядит следующий текст, в котором подчеркивается, что Гитлер был крещеным евреем, и именно это обстоятельство (отступничество от веры) было причиной его ненависти к соплеменникам.
(Соб.: Говорят, немцы всех евреев, когда уничтожали, точно знали, кто еврей?) Он в четвертом поколении еврей. Не знали? Будете знать. Гитлер - у него дед был еврей. Ну вот, пишите, в четвертом там или в третьем поколении он еврей. Это точно на сто процентов.
(Соб.: Так, а почему он евреев уничтожал?) А как хто-то говорил (может, Ленин), что эти вот, которые, как их называть, перекрещенцы, которые стали русскими с евреем (оговорка: с евреев), вот как Вольфович (Жириновский), так, так они еще злее на них, на евреев. Вот как этот... Господи, как же его звать-то... Который вот в Украине, Ма... не Манахольный его фамилия, а... (вспоминает)у него такая длинная фамилия... ну, ладно. Так вот он тоже еврей, и... а как раз были случаи, када в Киеве обидели какого-то еврея. Там эти евреи его вычеркнули, но он считается украинцем, потому что... это тоже как вот... этот, Адольф Гитлер... не первого разлива. Вот. Коломой-ский! Его вы... евреи вычеркнули со своих там каких-то там определенных
групп. Вычеркнули [АЦС; Беляева К. Н., 1937 г.р. Лепель Витебской обл., Белоруссия]1.
Среди членов семьи Гитлера еврейкой считают также и его жену. При этом носители, как правило, не знают и не конкретизируют подробностей его брачной жизни.
Хто его знает, чё он навязался на евреев, хай хвороба на его. Хто его знает, что-то не полюбил. Да, не любил он евреев. У него ж жена тоже еврейка была вроде. Говорят. Ну, а всё равно он поубивал всех, и себя. [АЦС; Дегтярь Е. М., 1928 г.р., еврейка. Лепель Витебской обл., Белоруссия].
В чем заключалась хитрость евреев, оговаривается не всегда, но в ряде случаев она мотивирует еще одну важную черту, формирующую стереотип еврея у славян-соседей: евреи не любят работать. Важно отметить, что под работой наши информанты всегда подразумевают работу на земле, иногда горожане подбирают ей городской эквивалент. Остальные виды работы - преимущественно торговля, которой, как постоянно подчеркивается, занимались евреи, за работу не считаются:
Они не хотели работать. Простой работы никто не хотел. Всегда еврей где-то... где-то шахер-махер. Купил-продал - во такой вот был у них... они не любили работать, как наши простые люди, надо было работать. (Соб.: А торговля - это не работа?) Ну, раньше не считалася работа, это теперь у нас торгашов через двор.
(Соб.: А раньше это чем считалось?) Ну... как-то ремесло, видимо, да, потому что... и вот они ж... была у них эта... выделывали кожи, как вот татары. Вот эта, як она... как она называлась по-ихнему... выделка кожи [АЦС; Миха-левич Г. Ф., 1949 г.р. Глубокое Витебской обл., Белоруссия].
3 Поговорка, ставшая в польском националистическом дискурсе формулой, которая обычно приписывается евреям и выражает их отношение к полякам. См., например: www.klubinteligencjipolskiej.pl/2013/07/wasze-ulice-nasze-kamienice (дата обращения: 15.12.2021 г.).
(Соб.: Евреи жили только в Кричеве или по деревням тоже?) Их было много, а в войну их поистребили. Так ненавидели немцы жидов етих... Они язык ихний знали, я не знаю. Это так рассказывают... Говорят, к немецкому и жидовский подходит... (Соб.: То есть евреи могли понимать, как немцы разговаривают?) Да, да [ФА ВШЭ; Рубанова А. В., 1939 г.р. Ивановка Кричевского р-на Могилев-ской обл., Белоруссия].
Из изложенного материала видно, как в попытке обоснования трагического события, оставившего значительный след в культурной памяти местного населения, притягиваются все разработанные традицией механизмы осмысления окружающего мира. Этноконфессиональные стереотипы, сюжетные клише традиционной квазиисторической фольклорной прозы, объединенные с попытками индивидуальной интерпретации, дают достаточные средства, чтобы ужасающую трагедию, произошедшую на глазах предшествующего поколения, воспринимать в той логике хода истории, которая характерна для фольклорного сознания, перевести ее из личного опыта в опыт этнокультурного сообщества.