Розена Лариса
©Розена Лариса Вениаминовна
Посвящается Б.М.
ИЗ КНИГИ "ВРАЗУМЛЕНИЕ ГОСПОДНЕ" НА КНИГУ ДАНО БЛАГОСЛОВЕНИЕ ПАТРИАРХА АЛЕКСИЯ 2,
КНИГА ОТНЕСЕНА К ЛУЧШИМ. © РОЗЕНА Л.В. 2001 ВОРОНЕЖ, Ц.Ч.К.И.; ©РОЗЕНА 2002 ВОРОНЕЖ,Ц.Ч.К.И.; ©РОЗЕНА 2008 Н. НОВГОРОД; ИЗДАТЕЛЬСТВО РИДЕРО, ЕКАТЕРИНБУРГ, 2021
620027, Россия, г. Екатеринбург,ул. Малышева, стр. 51, этаж 29 офис 29/02.
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero; Проза.ру https://proza.ru/2023/12/04/962
ВРАЗУМЛЕНИЕ ГОСПОДНЕ
– Ало, Лида, ты? – послышались радостные нотки подруги.
– Да, Надя, это – я, здравствуй! – вяло всколыхнулось в ответ, – ну что там, как ты?
– Лидуш, тебе не надоело дома одной сидеть?
– Да вроде нет.
– Ну, если хочешь, пошли со мной сегодня в театр на Дубровку, на мюзикл "Норд-ост". Есть желание? Что себя хоронить раньше времени? – старалась Надежда на все лады. – После зашли бы ко мне, попили чай с тортиком... Хорошо?
– Наденька, ты прекрасно знаешь, что в последнее время я не веселюсь.
– Миленькая, послушай. Я ведь тоже верующая и тоже православная, но это уж слишком! Фанатизм какой-то... Как же ты хочешь изменить свою жизнь? Думаешь, кто-то придет, постучит и скажет: "Я – принц и пришел сделать Вам предложение!" Под лежачий камень вода не течет...
– Надюша, ты понимаешь, что не пойду, зачем эти уговоры?
– А билет, который я взяла и на тебя, что с ним прикажешь делать?
– Продай...
Надежда стала нервничать:
– Я для этого брала, чтоб продавать потом, спасибо на добром слове...
Уловив досадные нотки, на другом конце провода ответили:
– Не продашь, так я заплачу стоимость билета. А вообще-то ты знала, что я не посещаю увеселения...
– О, такой средневековый взгляд на жизнь даже смешон... Ты просто неудачница и синий чулок. Ну, все, мне некогда!
Настроение было безвозвратно испорчено. Желание идти стало исчезать. Но уж два билета если пропадут, это будет слишком. Нет, нечего хандрить. Одеваться!
Чтоб поднять настроение, включила магнитофон. В такт льющимся звукам, стала поводить плечами, махать и покачивать головой. Вот именно, назло этим ханжам. Ну и пусть не идет, а ей весело и будет еще веселее, она не будет скучать. Плавно приблизилась к шифоньеру, открыла дверцы, вынула целый ворох платьев и стала мерить, бросая неподходящее на диван. Склоняя голову то вправо, то влево, критически осматривала себя. Вот, вот оно! Вот это платье она и наденет! А сюда – косыночку, поясочек, брошечку. Хорошо! Теперь заколки в волосы. Ну, все, кра-со-та! И никто ей в сотоварищи и спутники не нужен. Сейчас театр, а потом придет, расслабится, посмотрит журналы... Ну, там видно будет. Бегом, бегом, уже некогда задерживаться.
Села быстренько на подлетевшую маршрутку, и уже – в фойе театра. Придирчиво осматривает себя, вроде все неплохо. Причесаться, расправить помявшееся платье. Сколько народу! Поеживается, смущаясь. Нет, она не стесняется. А почему она должна теряться и чувствовать себя не в своей тарелке? И одета она не хуже, и собой неплохая. Все нормально! Она медленно входит в зал. И вновь теряется. Нет, просто трудно найти место. Нашла, тянется через весь ряд к концу. Садится. Конечно, ничего хорошего нет в том, чтобы ходить одной. Неловко все-таки подчеркивать, что ты никому не нужна и строить из себя независимую и загадочную. Ах, Лида! И что придумала – нельзя ходить в театр. Ну да и пусть теперь дома сидит, после пожалеет.
Началось представление. Не стоит больше думать ни о чем постороннем. Вот и первое действие закончилось. Встала, немного побродила, зашла в фойе, затем вновь вернулась на свое место. Началось второе действие. На сцене били чечетку летчики. Вдруг там же оказались люди в черных масках и стали стрелять над головами зрителей. Что это? Надежда перепугалась. А потом рассмеялась про себя. Совершенно отстала от жизни. Это же так задумано. Зал разразился громкими аплодисментами...
Но нет, то не было продолжением спектакля. Это была группа вооруженных террористов. Объявили о захвате заложников. Люди растерялись. Не верили в реальность происходящего. Всех со сцены вытолкали в зал... Но, может, все так и надо по ходу представления? Нет, что-то не то. Ну что же тогда? Что? Что? Видимо, правда – захват?
Террористы приказали всем не двигаться и потребовали связаться с родственниками по сотовым телефонам и передать их условия. Предупредив, что если те не выполнят требование, они взорвут здание. Когда сидящие в зале осознали серьезность положения, страх захлестнул их лавиной.
– Мама, мама, давай уйдем отсюда, – умолял взволнованный малыш.
– Успокойся, сынок, успокойся, – шептала та, непривычно заикаясь.
– Я есть хочу, домой хочу, – плаксиво бубнил ребенок.
– Но у меня ничего нет с собой, потерпи, сынулька, – со слезами в голосе уговаривала мама.
– Хорошо тебе говорить – потерпи. Ты же знаешь – я нетерпуньчик, – попытался пошутить сынок, понимая, что мама очень чего-то боится. И инстинктивно ребенок помогал, точно отвлекая от чего-то страшного, что угрожало ей...
И другие дети, как сговорившись, начали хныкать. Родители испугались за деток и просили их сидеть тихонько. Если они не так повернутся, их могут, как мошек, убить одним взмахом...
Некое томление от близости чего-то страшного заштормило в душах. На всю страну в рупор и по телевидению передали о всеобщем горе. Огромное количество людей в опасности. Несколько отщепенцев угрожают уничтожить сотни жизней, оказавшихся в той ловушке.
"О, как любит нечистая сила сводить людей разных национальностей и вер для того, чтобы всех перессорить, перемутить, сделать так, чтобы все боялись! Как старается, подделываясь под различие человеческих убеждений, посеять в душах людей вместо божественной любви – ненависть, страх, уничтожение", – думает с ужасом Надежда.
Страна с напряжением наблюдает, что же будет дальше. Им тревожно там, на воле. А каково тем, кто внутри?
Здесь – вроде живой могилы. Страх, страх, страх... Вот еще одна мама с девочкой на коленях. Ее взгляд, посылает дочери любовь, теплоту и трепетную нежность. Она не знает, сколько остается жить ее ребенку, и глаза ласкают и обнимают его на сотни лет вперед, чтобы удовлетворить ненасытную материнскую любовь: "Дочка, родная пташка, не спи, дыши, живи, расти за эти минуты, постигай".
"Что постигать? – спрашивают вяло глаза дочери. – Когда я, милая мамочка, успею что-то постигнуть?"
"И все равно, родная, наслаждайся теплом моих рук, ласками, которые я передаю тебе через них".
"Мама, этого мало, я хочу быть, слышишь, я еще хочу жить здесь, на земле..." Глаза устало смежались, девочка засыпала от слабости, испуга, от того, что мамочка была какой-то не живой, другой, далекой...
"Не спи, не спи, – требовали мысленно мамины глаза, – дыши, наслаждайся, живи!"
"Здесь нечем дышать, здесь нечем дышать от страха, ужаса, здесь запах смерти. Я задыхаюсь, родненькая".
"Нет, не спи, мы скоро можем все уснуть и навсегда, не спи, ну немножко поживи еще сознательно. Ну, скажи мне еще что-нибудь глазоньками..."
"Я хочу спать, спать, спать..."
"Рано, рано, рано..."
"Нет, мамочка, нет!.."
"Господи, помоги!" – взвивается жуткий материнский крик без слов и звука. Он летит к небу, бьется маленькой слепой испуганной ласточкой о престол Всевышнего. Еще немного и крик иссякнет... И ласточка умрет...
А рядом находится влюбленная молодая парочка. Может, они не договорили еще множество простых, незамысловатых, но таких жизненно необходимых слов, без которых вянут цветы, падают в полете птицы, гаснет восходящее утреннее солнце? И эти слова необходимы не только им двоим, но и всему миру? Чтобы знали все о любви, если бы не сказали Ромео и Джульетта своего последнего слова? Капает, капает летний дождик, падает, падает мягкий зимний снежок... Кто расскажет нам об их красоте, если не будет влюбленных?
Она скользит по нему тихим взглядом, он ловит его и пьет глазами, как птенчик, которого поит мать. Его бьет озноб. "Ты заболел? Но успокойся. Для меня счастье рядом быть. Видеть, что любишь меня, что за каждое ласковое слово, жест, внимание – ты безмерно благодарен. Понимать тебя и быть понятой тобой, быть любимой широко и безоглядно – это ли не счастье? И мой взгляд, мои желания отражаются в тебе... За самые теплые отношения надо благодарить Всевышнего, что они есть. Не посылает Бог более высшего счастья простым смертным! И они теснее прижимаются друг к другу в агонии безнадежного отчаяния и страха... И вдруг оставляя все мысли, каждый начинает про себя молиться...
Надежда, сидящая поодаль, печально склонила на грудь голову. Ее никто не поддерживал, не успокаивал, да и она – тоже. О, безнадежное, разрывающее душу отчаяние одиночества! Сколько сердец высушило ты! Скольких погубило... Тех, кто жадно цеплялся за мирское счастье... Но скольких людей и возродило, если они дарили себя только Господу!
Но здесь обычная человеческая жизнь. Слабая невезучая женщина. Ее почти насмерть били горькие мысли: "Ну почему я всегда попадаю в такие ситуации? Ну почему? Да потому, что одна, некуда себя деть, не на кого истратить силы, любовь, внимание... Они совсем, можно сказать, не растрачены... Сидела бы сейчас дома, не посещала бы театры... Я – неразумна, никогда ничего не продумаю, делаю все не по-человечески, посменному, а потому и получаю... Почему-то ничего не выходит. Одни рождаются для счастья. Другие – побеждать и подчинять. А третьи – для того, чтобы страдать... Первые живут в холе и неге, вторые – у кормила власти. Все желания их ловят на лету. Третьи, чтобы быть серыми, блеклыми в глазах общества. Часто они более других заслуживают и счастья, и власти, и неги. Но они имеют нескладную судьбу... Робкие, чуткие, уступчивые, оказываются ни на что не способны в жизни. Только мучиться от боли, наносимой им первыми и вторыми. А умирают и первые, и вторые и третьи... Ох, Господи, хоть бы штурм начался, только бы не бездействовали наши защитники..."
Вдруг страшная волна ужаса нахлынула на заложников. Одной террористке показалось что-то подозрительным и она прокричала: "Давайте их взорвем!" После таких слов было понятно, что всех ожидает. Кто смог собраться с силами, начал писать записки на теле, если не было бумаги. При взрыве здания могут найти уцелевший кусочек. "Мама, папа, я вас люблю. Иванова Наташа," – выводила старательно одна девушка.
Но в здание все-таки пускали некоторых авторитетных людей, которых знали. Их посетил врач, работавший ранее в Чечне. Обращаясь к главной террористке, попросил освободить детей: "3ачем же с детьми воевать?" – убеждал он. Ему посчастливилось. С ним освободили восемь ребяток. Уходя, дети оборачивались в сторону родителей со слезами на глазах... Матери же боялись смотреть им вслед, чтоб не вернулись. Опускали глаза... Пусть живут, живут, живут!
У всех, кто находился на свободе, болела душа за оставшихся детей. Пришел в театр и известный русский певец. Он жалобно взывал: "Отдайте мне деток, деток отдайте!.." Отпустили вновь трех ребятишек. Измученные, они заспешили к нему. Но один малыш обернулся к маме. Та не выдержала. Сердце дернулось, рванулось за малышом. И он почувствовал ее смятение. Встал потерянно и заплакал: "Маму хочу, маму хочу!" Несчастная до боли кусала губы, чтоб не расслабиться, не застонать самой, не броситься тигрицей в защиту своего чада. Окружающие напряженно ждали, что же будет дальше? Что, что, что?
Заслуженный артист посмотрел в глаза смертнице и протянул, как самую свою заветную молитву: "Мамку-то отдай, отдай мамку-то!.."
Та побледнела и боялась вздохнуть глубоко, дабы что-нибудь не испортить... Здесь могли пристрелить в одну минуту. В этом они успели убедиться. Жертвоприношения уже были принесены. Напряжение нарастало. "Да забирай и мамку!" – внезапно услышал певец, не веря себе.
Надежда широко распахнутыми глазами с грустью смотрела на удалявшихся людей... "Были бы у меня дети... – вновь заводит она старую песню, – отпустили бы..."
Но не одна она глядела с тоской вслед уходящим... "Когда возникают такие ситуации, все становится на место. Конечно же, это – вразумление Господне. И сейчас они все многое поняли и осознали. Очень многое. И если они по милости Божией останутся живы, то постараются пересмотреть каждый свою жизнь. Всю, всю..."
Эти размышления вновь прервались испугом и волнами страха. И снова у каждого сжималось сердце. Оно шумело, стучало, рвалось из груди, не смиряясь с действительностью... "А что же террористы? 3аблудшие. Сознание перевернуто. Самый великий дар Божий они не ставят ни во что... Неужели они забыли свое детство? Как летом в дождь мерили лужи голыми ножками, как набегавшись за день, устало и радостно целовали теплую мать, как назавтра, проснувшись вновь, улыбались солнцу, небу, траве, жизни... А первую любовь они тоже забыли? А там будет не рай, как ждут они, а Божий суд за загубленные человеческие жизни... свои и чужие. Ведь только Один Вершитель судеб – Бог может дарить и отбирать эту драгоценность... Горе нашего века! Забывая о Всевышнем, мним мы себя творцами..." – думала в отчаянии Надежда.
Она знала, чтобы Господь услышал, надо начинать с покаяния. И потихоньку мысленно стала взывать: "Господи, прости, Господи, прости. Я хочу, я буду исправляться! Господи, услышь и помилуй! Не оставь, только не оставь своей милостью!" Беззвучный хор других несчастных вторил ей. Душевный крик каждого сливался в общий стон-аккорд. И он летел ко Господу.
В то же время вся Церковь и Святейший Патриарх молились за несчастных. Он – ежедневный мученик Божий ради спасения полуверующих и совсем неверующих людей. Святейший молился ночи напролет за общую боль огромного числа людей. Наш Патриарх – добрый пастырь, истинный пастырь, любящий свою паству... И все, кто мог, читали акафисты Божией Матери. Встав на улице на колени, скорбно взывали к Богу. В храмах служились молебны. Несчастных не бросили! Они были не одни!
И произошло чудо. В день празднования памяти Иверской иконы Божией Матери заложников освободили.
Со Святейшим случился гипертонический криз. Он находился в реанимации. Нет, не от переутомления и бессонных ночей. Легла на его рамена большая ответственность за жизни человеческие... Трудной, голгофской поступью ночи напролет молитвенно устремлялся он ко Всевышнему, дабы услышал Бог соборную молитву о спасении плененных...
Когда Надежда выписалась из больницы, она, словно пьяная, слегка пошатываясь, нетвердо ступала по земле. Ей не захотелось обременять людей встречами, решила идти одна. Совершенно седые волосы выбивались из под модной шляпки и в беспорядке падали на глаза. Но ей было безразлично, как она выглядит. Пройдя несколько шагов, остановилась. Все смотрела и смотрела с изумлением на окружающее. Вон провода поют свою рабочую песню, там шумят машины, выплевывая дым и гарь из железных внутренностей. Здесь прохожие живой огромной массой спешат жить, грешить и повторять те ошибки, от которых она решила отказаться. Воздух не был таким уж свежим, но ей он казался пьянящим, нежным, чистым. Небо было затянуто темными тучами, а для нее оно сияло радостью, свежестью и любовью. Не могла она надышаться, нарадоваться. И губы тихо шептали: "Слава Тебе, Господи, слава Тебе!" Больше ни о чем не хотелось думать, ничего не хотелось просить. Сердце горело желанием благодарить, благодарить Отца небесного!..
Пройдя полквартала, остановилась. На встречу спешила встревоженная приятельница.
"Лидушка! Боже мой, какая я счастливая!"
И подруги, плача и смеясь одновременно, стали бережно обнимать друг друга...
© Copyright: Розена Лариса, 2023
Свидетельство о публикации №223120400962