5.
Чернила ночи выкрасили округу в оттенки синего. Шырыш сидел на старинном кладбище, окруженный каменными лицами, они как обычно молчали, поглядывая недобро на порождение гнилого озера.
Прозрачную, покрытую слизью кожу холодил ветерок, она ссыхалась и стягивалась. Что же, видимо и сегодня ничего ему не скажут дядюшки, пора домой.
Неожиданно по степи разнёсся полный боли и страдания хриплый женский крик. То кричала Албасты, обыкновенно не повышавшая голоса вне охоты. Крик всполошил ночных животных, и встревоженный Шырыш вскочив припустил к Башану.
Албасты сидела на берегу и выла-выла раскачиваясь из стороны в сторону. Склизкий её воспитанник облепленный засохшим камышом выбежал к берегу озера, приблизился к мавке и вопросительно заурчал.
Албасты указала пальцем на всплывшую кверху брюхом, похожую на небольшого кита раздувшуюся Кийертык. Водяница была мертва. У водных существ не принято хоронить сородичей, с коими в обычных условиях идёт непримиримая борьба, однако прожившие в Башане столетия водяница и мавка стали поневоле сёстрами и бросить дорогую родственницу на съедение падальщикам Албасты не могла. С Шырышем оттянула она подругу к западному берегу озера и прикопала илом.
*.
Боль пришла в один миг. Словно кто-то тумблер переключил. Подкладная переполнилась и кровь заструилась по ногам, перепачкав дефицитные нейлоновые колготки. Алия рухнула на пол булочной, перевернув ведро с грязной водой. Дальше обрывки воспоминаний: студент – медик со скорой, каталка, «Подайте зажим», «Давление шестьдесят на сорок», «Тц-тц-тц, такая молодая», кап-кап в пластиковой инфузионной системе.
Когда девушка наконец-то пришла в себя, сероглазый усатый хирург объяснил ей, что детей у Алии никогда не будет. Потом приходил милиционер. Он допытывался где студентка делала подпольный аборт, кто искромсал ей матку и даже проткнул её насквозь в двух местах. Алия молчала, заявление писать отказалась, и плакала-плакала – плакала.
Вернувшись в университет через два месяца Алия то и дело ловила на себе презрительные или жалостливые взгляды. Осмотры проводила та самая Ирина Валентиновна, которая трезвонила о несчастье девушки на каждом углу. Маринка избегала Алию, а та вовсе не винила распутницу, она рискнула и проиграла. Во всех отношениях. Несколько раз студентка порывалась прийти к дому изуродовавшей её ведьмы, которую посещать молодые девчата судя по всему так и не перестали. Однажды всё-таки пришла, но сил подняться в себе не сыскала.
*.
Албасты стала чахнуть. Она сидела на берегу и чесала свои золотые волосы, которые при каждом движении гребня выпадали из и без того заплешивившей головы. Она урчала, словно бы напевая колыбельные своей почившей подруге, копыта потрескались, побледнели и стали отслаиваться, показывая на свет оголённые нервы и кровеносные сосуды. Она ещё бодрилась, рассказывала Шырышу сказки, пока они вместе навещали могильный холмик, но вскоре не смогла ходить и сидела на дне Башана, высунув из тухлой воды лишь лицо. На охоту больше не ходила, со временем фламинго перестали её бояться и даже начали таскать волосы Албасты для собственных нужд. Шырыш сидел с ней рядом слушая как всё медленнее и медленнее стучит мавкино сердце.
Свернувшись у ног Албасты калачиком Шырыш задремал, видя во сне дивные картины старой их совместной охоты. Но вот что-то навалилось сверху, придавав дитя Башана ко дну. Он открыл свои прозрачные веки и увидел, что Албасты умерла.
*.
Процессия из неравнодушных к судьбе Башана двигалась по глинистой части степи. Все были обуты в сапоги-болотники и непромокаемые куртки, в руках несли плакаты. Кто-то из активистов прознал, что Башан всё-таки решили засыпать, под покровом ночи заехав с непроходимого его края - перешейка между им и Талдыколем.
Полная женщина, как координатор шла конечно впереди. Страшный вой разнёсся по степи, шествие остановилось, люди зашептались:
– Волки? Волки?
Когда всё утихло, колонна двинулась дальше. Башан был похож на огромную зловонную лужу, чёрную при свете звёзд. На берегу его тут и там белели куски предметов гигиены, которые не разлагаются в почве по три сотни лет. Обогнув озеро по более или менее твёрдой земле, активисты добрались до перешейка. Техники видно не было. Внезапно вой раздался совсем рядом с людьми, он исходил из Башана. Грязная, гнилая вода пучилась посередине озера, и выла-выла, так, что кровь стыла в жилах. К тому же холодный ночной воздух стал нестерпимо смраден, многие активисты закашлялись и спрятали лица в куртках.
– Это всего лишь болотные газы, - успокоила соратников координатор. – Разворачивайте плакаты!
Едва активисты принялись за дело, как вой повторился снова, прямо на берегу, люди повернулись к гнилому озеру и закричали все как один. На берег выполз лишенный кожи мужчина. Его мышцы, покрытые слизью краснели под луной, лучи фонариков, заплясавшие в руках неравнодушных выхватывали крупные тёмные глаза, лишенный губ рот, оголённые гениталии. Создавалось впечатление, что с мужчины содрали кожу и бросили в тухлую воду, желая мучительной и болезненной смерти. Он прикрылся от света рукой, потянул воздух двумя уродливыми щёлками на месте носа и шагнул к людям.
Кто-то достал телефон, чтобы снять человека на видео, кто-то охал, кто-то зашуршал, выискивая спасательную фольгу в рюкзаке.
В этот момент на перешейке вспыхнули прожекторы, засверкали синие и красные огоньки, зашумели громкоговорители на полицейских машинах, следом загрохотали бульдозеры, они покатили прямо на толпу. Омон побежал на активистов, все кричали, толкались, убегали, не желая попасть в обезьянник. Координаторшу сбили с ног, она с трудом встала, побежала вместе со всеми, но кто-то толкнул её у самой кромки воды, и толстушка угодила прямо в озеро.
Хищные тина и ил Башана вцепились в жертву намертво, притягивая её ко дну. Женщина забарахталась в тёплой воде, оцарапалась о спрятанную в липком грунте проволоку, грязное ядовитое озеро стало жадно вытягивать жизненный сок. Координаторша услышала всплеск, кто-то к ней стремительно приближался, расталкивая густую, словно сопли воду. Глаза выжигало отравленной плотью Башана. Кто-то ухватил её за поцарапанную руку, приложился губами-присосками к ране, не давая остальным обитателям гиблой воды причаститься к человеческой крови.
6.
Боль жгла Шырыша изнутри, мавка закатила глаза, вытянулась в вечном расслаблении и пустила изо рта последний пузырёк воздуха. Шырыш завыл. Надсадно, дико, выжимая весь потенциал из своих недоразвитых лёгких и голосовых связок. Мавка сползла с его липких рук, легла на дно и стала постепенно поглощаться илом. Шырыш было попытался отнять родительницу у хищного озера, но силы были не равны. Тогда он завыл ещё и ещё, поплыл к берегу, чтобы сообщить дядюшкам, о том, что отныне он сирота, последний обитатель Башана, но на берегу его ожидало сборище.
Они были похожими на него, завёрнутые в какие-то доспехи, но их кожа не была прозрачной и склизкой на вид. Шырыш принюхался. Они пахли Башаном, хотя и маскировали эту вонь какими-то душными запахами, от чего свербело в носу и кислило на языке. Один запах был особенным, знакомым, но забытым. Шырыш шагнул к существам на встречу, но вдруг всё засверкало, зашумело перепугав пришельцев и самого последнего обитателя.
Когда бочкообразная туша свалилась в Башан, Шырыш поспешил к ней, чтобы получше рассмотреть, попробовать на вкус. Тина и ил уже принялись за неё, Шырыш почувствовал в воде запах крови, приблизился и присосался к кровоточащей ранке, пока всё не присвоил Башан.
Едва кровь попала на язык, дитя Башана всё вспомнило:
Вот он видит перекошенное лицо старухи, которая силой вырывает его из материнского лона и бросает в таз. Вот та же старуха, брезгливо сморщившись выбрасывает его на холодный фаянс и спускает воду. Вереницы заржавевших труб, покрытых изнутри слизью, усыпанных глазами прилипших к металлу обитателей канализации, а вот сливное отверстие у которого очень кстати стояла ещё совсем не старая, живая Албасты.
Она поймала плод в свои нежные ладоши, такой крошечный и беззащитный, поглядела в чёрные, не оформившиеся ещё до конца глазные яблоки и унесла с собой в могучий ещё, но уже умирающий Башан.
Шырыш отнял рот от кровоточащего пореза. Лицевые нервы у него так и не развились, поэтому понять какую эмоцию в данный момент испытывает чудовище Алия не могла, к тому же через мутную чёрную воду почти ничего не видела. Дитя обняло женщину за расплывшуюся талию и унесло на глубину, к самому логову, где Кийертык залегала в спячку. Женщина уже не барахталась, глаза её остекленели, лёгкие заполнила плоть Башана.
Он уложил маму на мягкую подстилку из водорослей, таких же не живых, как и она сама. Лёг рядом и блаженно заснул.
Башан засыпали той же ночью. Никто из активистов больше не приходил к Талдыколю и его погибшему брату. Забытые могилы предков всё так же осуждающе взирали на теперь уже мёртвое… мёртвое озеро.