С раннего детства мне были интересны познания чего-то нового. Может это явилось следствием моего окружения, может что-то природа подмешала в генах. Но оглядываясь назад, у меня от некоторых воспоминаний мурашки по всему телу бегают, а на голове появляется очередной седой волос. Мне сложно представить цвет моих волос и количество навсегда разрушенных нервных клеток, если бы мои дети прошли хотя бы четверть тех испытаний и «развлечений», которые в восьмидесятые годы, будучи совсем мальчишкой, я проходил со своими дворовыми друзьями.
Мы росли в такие интересные времена и в таких необычных, для нынешнего поколения, условиях, что мои дети до сих пор не верят, что такое вообще может быть. Честно признаться, сейчас я и сам с трудом верю в реальность прожитых мной времен и событий в восьмидесятых-девяностых годах.
А что собственно было необычного? Наверное, свет прольет то, что я далее вкратце опишу и скорее всего будет понятно только тем, кто родился до 90-х годов. Сейчас это выглядит нереально и, возможно, для кого-то покажется ужасным временем. Но тогда, мы дети, сами придумывали себе занятия, ведь у нас родители были были безвылазно с 8.00 до 17.00 на заводах. У нас практически не было ни телевидения, ни компьютеров, ни приставок, ни мобильных телефонов, ни всего остального. Хотя телевидение было, но состояло всего из двух каналов, Орбита-3 и Дубль -3, которые ежедневно прерывали свое вещание на профилактику с 12.00 до 15.00 часов. Раз в неделю мы получали газету, в которой была напечатана программа передач на следующую неделю и все члены семьи очень тщательно изучали предстоящую «эфирную сетку». Каждый находил для себя интересующую программу или фильм и аккуратно обводил ручкой время выхода. Это позволяло потом легко планировать свое свободное время. А чтобы каждому члену семьи было легче ориентироваться по интересам, каждый член семьи обводил время ручкой разных цветов. Кому не хватало цветного варианта в ход шли карандаши и разные типы линий. Фломастеры были в жутком дефиците и тратить их на такую «ерунду» было крайне нерационально.
Так газета становилась сначала источником всех новостей, потом неделю служила неким календарем событий и планов, а далее она получала вторую жизнь, становясь либо кульком для семечек, либо подстилкой для уличной обуви у порога, либо подложкой на стенах под обои, либо средством розжига печей/костров, либо частью стопки макулатуры, которую сдавали в пункты приема, а взамен получали талоны на покупку книг в книжном магазине. Мы, дети, заранее знали - когда и во сколько по телевизору будут показывать мультфильмы, детские фильмы, или фильмы для всей семьи. Кстати, большинство тех фильмов стали фильмами на все времена и до сих пор пользуются большой популярностью среди разных возрастов.
Свое детство я провел в многосемейном общежитии, комнату в котором выдали моему отцу на оборонном предприятии. Комната восемнадцать квадратных метров, в которой я жил с мамой и папой. Когда родился брат, отец каким-то невероятным образом получил ордер на комнату вдвое больше, которую переделали из игровой комнаты. Игровые комнаты были на каждом этаже нашего девятиэтажного дома и предназначались для организации досуга детей, родители которых большую часть времени находились на работе. Организация досуга - это конечно громко сказано. Во-первых, это была саморегулируемая самоорганизация разновозрастных детей. Не помню чем мы там занимались, поскольку большую часть времени, вне зависимости от погоды, мы проводили на улице. Так же в окружении детей нашего дома, в котором было по меньшей мере четыре сотни семей. Каждый дом - это отдельное сообщество, со своими правилами, традициями, активистами и комендантами. Дети, как правило тоже группировались домами и воспитывались улицей по «системе Монтессори». Старшие защищали, обучали и воспитывали младших. Я не припомню, чтобы кто-нибудь мог позволить себе или допустить какую-то дискриминацию или, как это повсеместно распространено сейчас, булинг. Единственное что могло произойти, так это удаление «мелких» с хоккейной коробки, когда начиналась игра взрослых ребят «дом на дом» или «двор на двор». И удаляли нас из соображения нашей же безопасности, чтобы в порыве игры мы не оказались случайно травмированы. Что интересно, улицы мгновенно опустошались за три минуты до начала передачи «Спокойной ночи, малыши», «В гостях у сказки» или до начала очередной серии «Семнадцати мгновений весны». Интересных фильмов было много. Для тех времен много. Думаю, я смогу назвать около тридцати-сорока различных картин, которые опустошали улицы не только от детворы, но и от взрослых. Телевизор был редкостью, а посему это был и инструмент мотивации, и инструмент объединения семей и друзей, и инструментом занятости.
В общаге единственным средством связи были ноги. Хочешь переговорить – беги в нужную комнату и говори. Хочешь собраться на улице с друзьями – беги за первым другом, потом по принципу финансовой пирамиды, каждый вышедший ведет за собой соседа, тот в свою очередь другого. Конечно выходили те, кто к этому времени был дома, был свободен от домашних дел, и не был наказан родителями. Кстати, высшими инструментами наказания для нас были – запрет просмотра телевизора, запрет выхода на улицу и нагрузка домашними делами, например, уборка комнаты, мойка полов или посуды. В общем нам буквально хватало тридцати минут, чтобы собраться всем домом, при этом не прибегая к использованию разного рода телефонов, чатов и sms-рассылок. Попробуйте сейчас, со всеми современными средствами связи, собрать за тридцать минут четыре сотни квартир.
Конечно у нас была возможность позвонить. В нашем доме было целых два стационарных телефона – один у коменданта общежития, второй – телефон-автомат, расположенный на углу дома. Коменданта вечно не было на месте, а если и был, то конечно никто и не рискнул бы попросить у нее сделать звонок, так как наш комендант была женщиной строгой и суровой. Да просто нам и звонить-то некуда было. На работе родителей связь с городом отсутствовала из-за ненадобности, других номеров мы не знали и никакой необходимости в этом не было.
Мы собирались для разных целей. Самым безобидными были игра в футбол и хоккей. При этом, коньков естественно ни у кого не было, поэтому, чаще всего, мы гоняли по катку в валенках, кто с клюшками, а кто с обычными палками. Еще у нас были развлечения в виде всесезонных игр в «Палки-Банки», в «Козла-мента», «Круг-вышибала», «Цепи-кованы», летом в «Ножички», зимой в «Царя горы». И куча других подвижных игр.
А еще мы экстрималили, причем делали это жестко и «по-черному». И как мы выжили - до сих пор для меня остается загадкой века. И хотя мы стали свидетелями нескольких трагичных случаев, они никоим образом не уменьшили наши активности. Например, мы играли в «догоншки» или «сифу», перепрыгивая по верхушкам забитых свай фундамента будущей многоэтажки, торчащих из затопленного водой котлована. Благо в те времена вокруг было немыслимое количество различной стройки, и никто в те времена особо не беспокоился об установке заборов, ограждений или охране строящегося объекта. Не сосчитать сколько порванных штанов о торчащую из свай арматуру, сколько разбитых коленок и содранных локтей, сколько сломанных ног и рук, сколько слез и крови видели эти котлованы. Обычно стройка в СССР шла следующим образом – летом и осенью строители копали огромный котлован, который потом служил для дома подвалом и местом для коммуникаций. После копки котлован, как правило, оставляли на зиму. За зиму котлован засыпало снегом, весной со всей округи в него стекали талые воды и, в лучшем случае, ближе к следующей осени, после откачки воды, в этом котловане забивали сваи. Были случаи, когда котлованы простаивали по два-три года. И дома тогда могли строиться по несколько лет, и пять и даже десять. Это было видимо особенностью тех времен.
Мы использовали котлованы и в качестве водных аттракционов. С соседней стройки мы притаскивали фанерные двери в деревянных дверных коробках. Это были «строительные» двери, которые ставили во все квартиры, по всей стране. Дверные полотна держались за счет четырех гвоздей, слегка забитых в коробку и загнутых в направлении полотна. Эти «наборы» служили нам такими плотами-лодками, на которых с помощью деревянного шеста, мы, словно гондольеры в Венеции, переправлялись с одного берега котлована на другой. Еще мы катали в этих «посудинах» девчонок. Иногда гвозди не выдерживали и разгибались, и «дверной шкипер» с треском и визгом, под дружный хохот всех, кто находится на берегу и стал невольным свидетелем этого «фиаско», уходил под воду, словно «Титаник». Тут же все плав средства бросались на помощь утопающему и сообща отвозили спасенных на берег. Как правило, после такого купания, мы теряли друга на пару недель. Во-первых, он отбывал наказание дома, а во-вторых, были случаи заболеваний после таких купаний. Несчетное количество детвора потопила в тех котлованах дверей, игрушек, и прочего.
Объектом игр на стройке были не только котлованы. Для «догоняшек» хорошо подходили стены панельных домов. И пока дом рос, мы совершенствовали свои навыки «высотников». Я бегал по торцам панелей девятого этажа и тогда я вообще не чувствовал страха перед высотой и собственной незащищенности, находясь на краю стены дома. Сейчас я в окно с девятого этажа смотрю, держась за подоконник, и стараясь особо близко не подходить.
Мы активно изучали заводы, фабрики и другие предприятия. Каждый объект нашего внимания имел как минимум пару доступных лазеек и позволял устраивать самостоятельные экскурсии практически во всех отраслях экономики того времени. Особым интересом пользовались оборонка, химическая промышленность и хлебозавод.
А еще зимой мы гоняли «на зацепоне». Рядом с нашим домом проходила прямая улица, ведущая к проходным нескольких заводов нашего района. Мы подкарауливали машины, поворачивающие на эту улицу с основной улицы района, быстро выбегали из укрытия, цеплялись кто за что успеет – кто за задний бампер, кто за фаркоп, кто за цепь или ведро. И мчалась детвора таким образом по этой улице метров пятьсот, пока не станет совсем страшно, или пока машина не начнет сбавлять ход для поворота или остановки. Кстати, оторванные ведра мы потом использовали как шляпы для снеговиков. Цепями обустраивали игровую площадку, брызговики тоже шли в ход. Естественно такая «шалость» не оставалась без внимания взрослых. Кто не умел быстро бегать - за ухо приводился незнакомцем домой. И, естественно, пропадал из виду на пару недель для отбытия наказания и залечивания ран. Однажды друзья зацепились за старенький «Москвич», не подрасчитали с количеством, и с корнем выдрали бампер из этого автомобиля. Конечно тут же автомобиль затормозил, пацаны бросились в рассыпную, но по странному стечению обстоятельств бампер не бросили. Водитель побежал за пареньком с бампером. Мы долго выясняли у Санька, почему он не бросил бампер, но Санька был видимо в таком шоковом состоянии, что сам не ведал что делал. Метров через сто, водитель стал выдыхаться, существенно сбавил темп и хрипло закричал: -«Брось бампер, сука! Верни, гаденыш!». Санек не бросил.
Огребли тогда пацаны от старших. Каким образом раскрылись все детали и подробности я не знаю. Но знаю, что вернул Санек бампер хозяину, а отец Санька, работавший сварщиком на заводе, приделал эту железяку на прежнее место. С тех пор никто из нас больше не катался «На зацепоне», а когда мы мы стали старшими, подросло новое поколение зацеперов, которых воспитывали уже мы.
Еще мы очень ждали весны. В нашем городе есть большая сибрская река. И проходит эта река почти через всю нашу область, преодолевая на своем пути города, леса, поля, и даже горы. За зиму она покрывалась толстым слоем льда и весной она в течение пары недель радовала горожан своим ледоходом. Особенно красоту ледоход приобретал, когда шел таежный лед. Там и многообразие оттенков белого, и необычные фигуры из торосов, и иногда даже встречались животные.
Но не красота льда привлекала нас. Мы на льдинах катались. На берегу разводили костер, брали подходящую льдину, прибившуюся к берегу, и с помощью шеста выплывали ближе к середине реки, чтобы там, перепрыгнув на голубую чистейшую таежную льдину, пригнать ее для друзей к берегу. Если льдина оказывалась слишком большой, это особая удача, но управлять ей было крайне сложно, и мы откалывали достаточного размера кусок этой льдины и, преодолевая течение реки, пробирались на этом куске сквозь другие льдины к берегу. Чем больше пригонишь льдин к берегу, тем ты круче. Чем больше льдину пригонишь – тем ты круче…
Я неоднократно проваливался в воду. Проваливались все «искатели приключений». На этот случай не берегу нас ждал костер, возле которого можно было согреться и хоть немного просушить одежду. Родители не знали про наши увлечения, но однажды мы были пойманы и наказаны. Попались случайно – один из нас просушился плохо и пришел домой в одежде с которой буквально текло ручьем. Пропустив этот ледоход, на следующий год мы продолжили плавание на льдинах в поисках приключений.
Когда мне было чуть больше двадцати пяти лет я прогуливался по набережной, наслаждаясь весенним солнцем, звонким пением птиц, шумом и переливами таежного ледохода, я увидел мальчишек, лет десяти, проделывающих точно такие же фокусы с льдинами, которые я проделывал в детстве. В этот момент от увиденного у меня замерло сердце и перехватило дыхание. Немного отойдя от шока, я сделал все, чтобы пареньки немедленно прекратили это занятие и покинули реку. Я со стороны отчетливо увидел весь риск, которому мы подвергали себя и свои жизни. Я на себе прочувствовал весь ужас, который испытали мои родители, узнав про мои весенние «развлечения».
Видимо такое воспитание улицей привило мне не только тягу к приключениям, но и тягу к различным экспериментам. Про один из таких, а точнее целую цепочку подобных друг другу экспериментов я сейчас и расскажу.
Обучаясь в одиннадцатом классе, я столкнулся с ситуацией, когда наступило не только совершеннолетие, но и наступила некая свобода, сопровождаемая «духом свободы» начала девяностых. Кто-то из моих одноклассников обзавелся серьгой в ухе, кто-то увлекся роком, кто-то продолжал собирать марки и разводить рыбок.
Я был в поиске себя. Впереди, помимо выпускных экзаменов, маячил выпускной вечер, а это главное событие школьника, это можно сказать одна из главных целей обучения в школе в течение одиннадцати лет, это главный праздник, важнейшая финальная точка целого жизненного этапа.
Видя моих одноклассников и видя то, как я начинаю подготовку к выпускному, моя мама решила мне помочь. У мамы была подружка, Таисия Ивановна, которая всю свою жизнь проработала в парикмахерской сделав карьеру от мастера-парикмахера до руководителя.
Таисия Ивановна была женщиной лет шестидесяти пяти, невысокая и в меру упитанная. Прическа у нее была в соответствие с возрастом и тому времени. Этакая седая копна-дом, с прядями каштанового цвета. Сейчас бы про ее прическу сказали – одуванчик. Таисия Ивановна была настоящим профессионалом своего дела. На заре начала девяностых она открыла свой салон и, пожалуй, была одной из первых предпринимательниц в индустрии красоты Кировского района города Кемерово. Чаще всего я ходил подстригаться к ней, поскольку носил в то время модельную прическу со странным названием - «Авангард». Иногда я подстригался у других мастеров. Одним словом, в отношение мастеров я не был консерватором, и посему в одиннадцатом классе предпочитал молодых мастеров старой женщине, при том, что свои услуги она оценивала неподъемно высоко.
В канун выпускного вечера, Таисия Ивановна оказалась у нас в гостях и «про между прочим» мама попросила Таисию Ивановну сделать мне прическу так, чтобы выпускной прошел «на ура» и запомнился мне на всю жизнь.
Таисия Ивановна подошла ко мне, взяла руками мою голову, покрутила так-сяк-наперекосяк, отошла назад, прищурилась, выставила вперед большой палец, словно художник выставляет карандаш, когда рисует с натуры. Обошла вокруг меня, с минуту помолчала и промолвила:
- Когда выпускной, Алеша?
- Через неделю – ответил я.
- Приходи за день до выпускного, сделаю тебе как надо!
На том и разошлись. Настал час Х. Мы с моими одноклассниками Вадимом, Женьком и Серегой, носились по району в подготовках и репетициях. Когда настало время стрижки, мы гурьбой ввалились в салон парикмахерских услуг, со странным названием «Ворожея», где и остались – я в кресле мастера, одноклассники в фойе.
А дальше как в кино или в тумане. Таисия Ивановна то крутилась вокруг меня, то крутила меня в кресле. То и дело она доставала из своего шкафчика очередные свои инструменты. В какой-то момент я почувствовал легкий и до боли знакомый запах. Но только никак не мог понять, что это было. Помнится, в классе в десятом, был у меня эксперимент сначала с серьгой в ухе (кстати говоря, прокалывал сам, обычной медицинской иголкой, которой ставят уколы), а потом легкое обесцвечивание челки. Как обесцветить волосы, равно и как сделать «варенки», в начале девяностых знал каждый школьник. Разводился раствор нашатыря и таблеток гидроперита, получившуюся смесь наносили на волосы и спустя некоторое время – ву-а-ля - волос становился белым. Но не у меня. То ли нашатырь был слабый, то ли таблетки просроченные, то ли не додержал, а может вовсе у меня волос особенный. В общем цвет волос конечно слегка изменился, но не стал белым, не стал рыжим, самое главное, не стал как у Кисы Воробьянинова.
Запах в «Ворожее» был очень похожим на тот, что был у раствора, которым я пытался обесцветить свою челку. Но было в нем еще что-то. «Наверное, именно этого чего-то, мне и не хватило для должного эффекта тогда, в десятом классе», - подумал я.
Спустя примерно час манипуляций над моей головой я оказался в другом кресле, с колпаком на голове, из которого шел теплый, я бы даже сказал горячий воздух.
Я тогда пытался представить результат творений Таисии Ивановны. Наконец-то у меня будет обесцвеченная челка, наконец-то мой, не очень послушный, волос примет правильную форму и будет аккуратно уложен «набок». Мне наконец-то не придется впредь постоянно трясти головой, закидывая челку на бок. Не придется каждый раз перед выходом из дома мочить голову, чтобы придать волосам нужную форму и нужный зачес. Я представлял себе известных актеров или парней с журнала причесок, у которых волосы словно волной были уложены, их прически были аккуратны и восхитительны. С этими мыслями я практически уснул под волшебным колпаком.
Рядом со мной сидели женщины, точно под такими же колпаками и небрежно листали модные, яркие и красочные журналы. Я, засыпающий и мечтающий о фантастической прическе, был явно лишним в их обществе, как-бы точнее сказать, был не к месту. Я даже невидимым глазом и своей кожей ловил их укоризненные и любопытные взгляды. Шутка ли, надо мной трудилась сама хозяйка – Таисия Ивановна
Спустя некоторое время, я проснулся от резко переставшего шуметь колпака, и по команде Таисии Ивановны полусонный побрел в прежнее кресло. Усевшись я снова оказался словно в магическом улье. Вокруг меня постоянно шуршала и жужжала мастер, кресло крутилось словно меня не к выпускному готовили, а как минимум в отряд космонавтов (с новой-то прической не иначе в элиту российской космонавтики!).
Затем последовала череда моек и даже, наверное, массажа головы.
Я все не унимался, и когда же, когда наконец-то я увижу свой новый, восхитительный образ…
И вот настал момент. Словно иллюзионист на сцене сбрасывает легкую шелковую материю, мастер скинула с меня накидку и ву а ля...
Я не мог произнести ни слова. Передо мной в зеркале сидел по меньшей мере Валерий Леонтьев, Аркадий Укупник, Электроник. Черт возьми, кто угодно, только не я.
- Я ношу челку «набок», вправо надо зачесать, – единственное, что я смог выдавить из себя, еще не до конца и толком не понимая, что со мной произошло. Я даже показал рукой как именно я ношу и куда зачесываю.
Но моя рука скользнула по какой-то каракулевой поверхности. При этом эта поверхность была моей, некогда модной, шевелюрой.
- А это «набок» не носится, Алеша. Это химия, – радостно произнесла эта старая, и, наверное, в душе очень добрая женщина. – Очень хорошо получилось! Правда, девчата? - обратилась она к своим коллегам и к другим посетительницам.
- Охеренно просто, - мелькнуло в моей голове. Я был вне себя и в полнейшем шоке.
Я вышел в фойе, где меня дожидались одноклассники. У Женьки всегда были большие глаза, а тут он их выпучил так, что большая их часть точно покинула границы глазниц.
Серега застыл в изумленной и слегка искривленной улыбке. И Женька, и Серега не могли произнести ни слова. Вадим вскочил со стула, кинулся ко мне, снимая с себя бейсболку.
- Леха, ты только не переживай, не расстраивайся, сейчас все исправим, - с этими словами он натянул мне на голову свою кепку, из-под которой тут же выпятилась жирная прядь кудряшек по обе стороны головы, в аккурат над ушами.
Вадик выволок меня из этого адского места, и спешным шагом повел дворами к ДК Кировского района, центральное место нашего района.
- Куда ты меня тащишь? Там столько знакомых…Как в таком виде я...,- тараторил я.
Женек и Серега послушно семенили позади нас, все так же молча. Женька также с выпученными глазами, а Серега с застывшей улыбкой на лице.
В ДК нас встретила вахтерша. Мероприятий в этот день там никаких не было и, естественно, нас никто не собирался впускать вовнутрь. Но Вадик каким-то чудесным образом, парой фраз, убедил ее в неизбежности и крайне важной необходимости нашего визита именно сегодня и именно сейчас. Мы спустились в туалет, моя голова, уже без кепки оказалась в раковине под струей ледяной воды. Вадик достал из кармана расческу и принялся расчесывать и разглаживать мои волосы.
- Вадик, это бесполезно, бабка сказала, что это химия, - вопил я.
- Успокойся, сейчас все сделаем, смотри как выравниваются, - приговаривал он, продолжая свое дело.
И правда, волосы стали почти ровными. Я смотрел в зеркало и думал, - Пронесло! – Но высыхая, волос принимал прежнюю «каракулевую» форму, делая своего хозяина похожим теперь на Владимира Кузьмина.
Я отошел от первого шока, натянул кепку Вадика на себя и кивком головы поманил пацанов за собой.
До репетиции выпускного и до старта украшения зала оставалось немногим более часа, поэтому я решительно бежал в ближайшую, и конечно же, другую парикмахерскую. Одноклассники покорно бежали за мной. Женька с глазами и Серега с улыбкой. Вадик бежал рядом и постоянно что-то говорил.
Плюхнувшись в кресло, мастера я снял кепку и произнес:
- Спортивную!
- У Вас тут химия?, - спросила мастер, трогая мою шевелюру.
- Нет, блин, физика с математикой, - съязвил я. – Конечно химия! Спортивную, сделайте, пожалуйста.
- Надо же, и кончики не подожгли, и корни в норме, - профессионально оценивая работу бабки, говорила молодая мастер. – Очень хорошая химия! Давно сделали-то? А что не нравится?
- Мне все не нравится, сделал тридцать минут назад! Понимаете, у меня «Авангард» был, а тут… А завтра выпускной, куда я с головой Аллы Пугачевой?, - не сдерживал эмоций я.
- Химия глубокая, «Спортивная» не поможет. Отрастить надо немного. Хотя бы пару недель. А сейчас, я состригу шевелюру, а там кудряшки все равно останутся. Если только наголо, - заключила она.
Наголо я был не готов. Ну как в таком виде? И Вообще, что лучше - появиться на выпускном лысым или кудрявым?
Одноклассники однозначно сказали – Лучше кудрявым, тем более брить голову уже времени не осталось.
Надо ли говорить, в каком шоке был весь наш выпуск? В тот год два человека из нашей параллели шокировали своих одноклассников. Я и Денис Калинин, который пришел украшать зал абсолютно лысым, хотя прежде имел вполне приличную модельную стрижку. Вадик тогда сказал:
- Наверное тоже к той бабке сходил!
У меня практически нет фотографий с выпускного вечера. У меня не только с выпускного, у меня вообще, с того лета нет фотографий. Возможно у кого-то из одноклассников есть и фото, и видео и возможно там, где-то, есть и я, но я тогда очень старался не попадаться фотографу на глаза. Единственное фото, которое как-то напоминает мне об этом «эксперименте» - это фото со студенческого билета, которое я сделал накануне подачи документов в ВУЗ. Мои дети, однажды найдя это фото долго хохотали. Да и у меня до сих пор улыбка на лице, при воспоминании этого веселого выпуска 1993.
Как сейчас вижу Женькины глаза, улыбку Сереги, серьезного и сочувствующего Вадика. Вижу изумленных одноклассниц и учителей, вижу ошеломленных друзей, и вижу радостное лицо Таисии Ивановны, искренне желающей сделать «красиво», «на память». Что ж говорить, запомнилось так запомнилось.