Очень часто люди, которые документально подтверждают свою родословную, хотят найти что-нибудь о своих предках: интересные факты, фотографии, личные письма и прочее. К сожалению, чаще всего, родословная - это сухая статистика: родился, женился, умер. Но иногда, благодаря трудам этнографов и журналистов, можно найти такие уникальные зарисовки об отдельных людях, как эта.
Статья опубликована в журнале "Этнографическое обозрение" за 1915 г. ссылка и написана Иваном Алексеевичем Чеканинским.
Статья приведена не полностью, а только та ее часть, которая касается жителей села. Мне она показалась интересной тем, что в статье присутствуют фотографии и словесная родословная одной из старейших семей села Выдрино (Выдрино — село в современном Чунском районе Иркутской области России, на картах оно здесь) - Смолиных.
Также в статье присутствует народная речь, без исправлений. Изображения взяты из первоисточника.
Деревня Выдрина (иначе Саввина) расположена на левом берегу р. Чуны. Прежде это – село и волость, но в 1913 году, по просьбе крестьян, волостное правление было перенесено в дер. Неванскую (иначе Мохначи), отстоящую от Выдриной в 46-ти верстах, на левом же берегу Чуны.
В Выдриной насчитывается 65 дворов с населением из 141 м. и 170 ж., при чем население (русское, есть несколько семей тунгусского происхождения) старожильческое, есть и пришлый элемент – ссыльно-политические (9 человек, из них 8 ремесленников).
Главное занятие жителей – хлебопашество, охота и рыбный промысел. Хлебопашеством и охотой занимается главным образом мужское население, тогда как рыбный промысел возложен почти исключительно на женщин и стариков.
В деревне школа и часовня. Однако это не мешает быть населению поголовно неграмотным за исключением нескольких человек малограмотных.
Слабая медицинская помощь заставляет выдринцев прибегать за помощью к бабкам, знахарям и волхитам. Еще и теперь по обеим сторонам деревни, при выездах из нея, к столбам, на которых есть надпись о числе дворов и жителей обоего пола, прибиты по шесту не больше сажени длиной; к каждому шесту прикреплены веревками на «скалках» по куску холста длиной аршина два и шириной не более аршина. Цель вывешивания холста: предостеречь скот и людей от заболеваний. «А люди сказываютъ, што в ёмь польза на скот и людей жывётъ. Объ етимъ вес(т)ь шла съ низу, вотъ мы и повесили», - говорит крестьянин Яков Смолин.
Холст этот называется «супряткой» или «однодённым холстом». Называется так потому, что он, по уверениям лекарей и «знаюшшых», должен быть спряден и соткан в один день исключительно женщинами и девицами, а вывешен – мужчинами: «фсё одно жонатоми ли холостыми».
Впервые «супрятки» в Выдриной вывешены были в 1912 году, перед праздниками Благовещения и Пасхи (оба праздника в этот год совпали). Ткали их 10 женщин и девиц в продолжение 5-6 часов. «Одне пряли, други основы делали, а ткали поочерёдно», - говорит тот же крестьянин. Сотканы они из кудели и представляют собой грубы холст. В настоящее время сохранилась только одна «супрятка». Вывешена она при выезде из деревни с севера.
Летом, в праздничное время, молодежь (парни) устраивает на открытом месте, близ часовни, игры: борются, тянутся, играют «мешком», девицы и бабы ходят по деревне группами и поют песни, преимущественно «припефки» (т.-е. частушки); иногда к поющим присоединяются и парни.
С Покрова (1-го октября) начинаются «зимны вечёрки» с песнями, играми, участие в которых принимает исключительно молодежь. «Зимны вечёрки» заканчиваются на маслянице перед Великим постом.
В деревне сохранилась старинная фамилия крестьян Смолиных, пользующихся здесь большим уважением и авторитетом. С некоторыми членами этой семьи познакомился и я, записывая с их слов старины и исторические песни.
Крестьяне Смолины
Уже солнце клонилось к западу и жизнь в деревне начала замирать, когда ко мне пришел мой хозяин Вихтур Мелентьевич Смолин, крестьянин, у которого я остановился пожить дня три-четыре. Вихтур Мелентьевич сел возле меня и, по-богатырски сморкнувшись, сказал: «А вот вы фсё допытываетесь нашых хрес(т)ьянских песен, я бы вам ра(з)сказал старинку, потому как я уважаю вас. Их ушь мало хто теперь знает; знают: мой тятя Меле(н)тей да ешшо дядя Микандра, а боле-то нихто не знает».
Предложение я принял с большой радостью, а на следующий день, 15-го мая, я уже сидел в кругу своих друзей Вихтура и Микандры. Вихтур починял бродни, а Микандра набивал обручи на ушат. Из окон соседней избы вытягивались лица любопытной детворы, а я, сидя на бревне под навесом, успевал записывать все, что меня интересовало.
Вихтур Мелентьевич Смолин негамотный, ему 50 лет. В настоящее время служит волостным старшиной: «нашу-то родову фсе уважают, потому как мы аккуратны. У нас волос(т)ь стояла (волостное правление помещалось в доме Виктора Мелентевича) да и брат мой Якоф – сельской староста». Вихтур Мелентьевич в свободное время занимается охотой, о рыбьей же ловле говорит: «ето бабьё дело, боле тово обуток (и)стреплешь». Не имея сыновей, он взял на воспитание парня Александра у бедного крестьянина, напоив последнего до-пьяна и дав ему 20 рублей. Александра недавно женил на своей дочери. «Браньё» на воспитание чужих детей мужеского пола у многодетных и бедных, - обычное явление в Чуно-Ангарье. «Тот богаче, у которова парни ес(т)ь, а не тот, у которова деньги да дефки» - говорит Вихтур Мелентьевич.
Мелетей (Г)ерасимович, отец Вихтура, в высшей степени скрытный человек, от которого при всем желании трудно добиться чего-либо: «вы, воспода, фсе чё-то много приопределляете (определяете, узнаете) у нас, фсё омманываете» - недоверчиво отвечает на все вопросы Мелетей. Ему 70 лет, неграмотный. На пятидесятом году женился вторично, недавно и вторая жена умерла. Прежде занимался охотой и рыбной ловлей, но теперь «отстал от етова дела, потому года не дозволяют».
Микандра Михалыч приходится двоюродным братом Мелетею. Ему 65 лет, но он выглядит значительно старее Мелетея. Как и все почти Смолины, Микандра неграмотный: «у нас в роду нихто грамоты не знал, да и чичас не знать, вот разле ешшо дочь Вихтура – она учительша, - а боле-то нихто». Обычное его занятие – рыбная ловля под порогами Тыменцом и Аширманом (в 20-ти верстах выше деревни Выдриной на реке Чуне), где у него свои юрты и рыболовныя избушки с массой рыболовных сетей, самоволов, морд, вершей и т.п. В прежние годы бывал дружкой на свадьбах, «а теперь-то я хто? Нихто, много забыл, старос(ть) своё берёт, а прешь-то я был знаюшшый»,- с сожалением заявил мне Микандра Михалыч. У него жена 64-лет, Манефа Микитишна, тоже «знаюшшая», но упорно скрывающая свои познания в области народной медицины.
Как Микандра Михалыч, так равно и Мелетей (Г)ерасимович и сын последняго Вихтур Мелентьевич Смолины ведут свою «родову» от Саввы, которого считают первым засельником р. Чуны. Деревня Выдрина, по их мнению, является первым пунктом, где поселился Савва, привлекший сюда еще несколько любителей, искавших хороших свободных мест. Савва, по мнению Смолиных, явился в Сибирь из России, но из какой именно губернии им неизвестно.
Отсюда (из Выдрина) русские начали расселяться по всей Чуне, смешиваясь с аборигенами края – тунгусами (первыми засельниками р. Чуны были ангарцы, т.-е. русские крестьяне с р. Ангары. Микандра Михалыч думает, наоборот, что заселение Причунского края шло с востока, с Нижне-Удинска).
«А было ето без мала двести лет, а то и в двести не складёшь, - рассказывает Микандра Михалыч, - по Чуне-то жыли фсе ассаны да чуть ясашна (тунгусы), её то русски и боялись, нихто не ходил на Чуну. А рас сарь посылать посланца с городу Тумени (г. Тюмень Тобольской губ.). Воть пловет посланец (а плыль он с Удинску (г. Нижне-Удинск Иркутской губ.)), у ево лотка с окошочкам, да ешшо с ёмь плыль помошник. Пловут они и доплыли они до порогу. Посланец царской и говорит: «я, - говорит, - боюсь плыть, потому опасно, а пойду я лучше берегом!» Пошол берегом, а сам в броне да залезом закован, а помошник ево сидит да пловёт. Вот только пошол царской посланец берегом, чуть-то (чудь, тунгусы) ево и давай угошшать из лукоф тамарами («тамар» или «тамарок» - тунгусское название стрелы), фсего и убила. Чё-жо, у них стрелы наскрось зверя брали. А помошник-то посланеца царскова в окошко-то емя и говорит: «Вы запомлите нашово саря, за посланеца царскова вам будёт»! А оне и ево давай угошшать тамарами и ево убили (это предание сходно с многочисленными сибирскими вариантами предания о смерти Ермака). Апосля тово и давай сами себя давить: которой срубить лабас, туды земли накладёт, подрежот столбы, лобас упадет и придавит ево. Так оне много перевели себя. Теперя чуди-то ушь софсем мало, раньше-то выходили к нам, а топерь чё-то мене-жо выходят. Посля тово разу порок-ту и стал прозыватца Тюменец (порог Тюменец находится в 22-х верстах ниже деревни Неванской и в 3-х верстах ниже латышского поселения Хиванки. Это один из опасных порогов на Чуне, схоронивший в своих бурных водах учителя), бытто што посланец-то с городу с Тумени.
А Савва-то плыл посля етова, да ладно плыл, нихто ево ни чуть (чудь) не трогала. Плыл он тожо с Удинску искать хорошы места. Доплыл до етова места (до Саввиной), да здеся и поселился, построил избу, да ета вот от ево энбарушка осталась (М.М. показал рукой на старую, но не развалившуюся «анбарушку»). Товда ушь (во)крук ево русски селитца стали.
У Саввы-то были три сына Михайло, Фёдор и Митрей, а у Михайлы то один сын Иванишшо; у Фёдора – Ондреян, а у Митрея-то было семь сыноф: Афонасей, Китой, Данило, Якоф (в солдаты ушол), Терентей, Степан и Прокопей (мой дедушко). Степан и Прокопей (63 года) боле пожыли, а остальные померли. От Прокопею – Михайло, Ерасим и Василей (в недороске утонул, годоф десять было ёму). От Михайлы (мой тятя) – Василей жывет на восьмой десяток, да тёмной он, и Микандро - (ето я значит) на седьмой десяток; от Ерасима – Мелетей на восьмой десяток. От Микандры (меня-то) – два сына: Гаврила (40 лет) и Сарафон (30 лет); от Гаврилы шес(т)ь дочерей и три сына, а от Сарафона один сын. У Мелетея две жоны; от старшой жоны: Вихтур и Якоф – четчас старостой служыт; от фторой жоны – сын Поликар и две дочери, у Якова два сына и дочь, у Вихтура – три дочери; у Поликара – дяфченка и мальчишко.
Вот и фся наша родова, нас знают везде и в Петянбурхе. Ковда волос(т)ь у нас была, фсё начальс(т)во останавливалось. Ночам просижывал с емя, фсё старинку (рас)сказывал. Мне ушь и спать хочётца, а оне фсе ра(с)сказывай да ра(с)сказывай. Фсё (и)нтересуются, почёму нас в солдаты не берут, а я емя говорю сарь-восударь Лёксандро Фторой проёжжал здеся, назвал проклятой, - говорит, - уголок, ну нас и ня берут в солдаты-ту. Тожно оне меня и отпущали, славны таки воспода были.
А вот ешшо вы плыли протоку-то? На шостой вярсте выше Выдриной, прозыватца она (протока) Гирянда-Бурин, по ясашному значит: тунгус кости потерял. А вот почему так прозыватца. Жыл тутока тунгус, ну, конечно, лофкой на ведмядей. Видит: вядметь идёт, он и говорит своёй жоне, тунгуске жо: «Ты, - говорит, - (а жыли оне в юрте) – вари чай, а я пойду покуль вядмедя убью, видишь, идёт!» Та стала варить, а он пошол, натянул лук-то и думать умом-ту: тамара пройдёт скрось вядмедя и ушэй не замарать – и стрелил. Хвос(т)-эть у тамара и раскололся, тамара-то и (у)пала (о)коло вядмедя. Вядметь-то на дыбы да и на яво, тунгус в протоку, вядметь за ёмь, тамока стрёпь в лапы и задрал яво. Вот и протока стала называтца Гирянда-Бурин-тунгус – тунгус кости потерял».
Так рассказал мне Микандра Михалыч о своей «родове», сплетя воедино рассказ и о чуди, и о том почему не берут в солдаты чунарей, о так трагично погибшем царском «посланце» из Тумени, и о преждевременно похваставшемся тунгусе, потерявшем свои кости в протоке Гиранда-Бурин.