Писатель и программный директор книжного фестиваля «Рыжий Фест», выпускница факультета журналистики ЧелГУ Ульяна Бисерова рассказала о том, как сделать хороший художественный текст.
– Как журналистика помогает в писательстве?
– Журналистика, наверное, и помогает, и мешает. Убирает страх белого листа, потому что писать для тебя – естественно состояние, как дышать или идти. Ты привык думать, записывая что-то.
С другой стороны, навык работы в журналистике играет с тобой злую шутку. Это как приехать в другую страну с похожим языком, например в Болгарию или Польшу. Появляется такое чувство, как будто ты вот-вот начнешь все понимать, но это не так. Привыкнув писать очень быстро и оперировать штампами, ты за десять минут можешь написать новость с закрытыми глазами. С художественными текстами так нельзя, они работают по-другому. Здесь приходится журналистский опыт отбрасывать и заставлять себя думать над каждым словом, которое ставишь в предложение.
– Это может работать наоборот? Навык написания художественных текстов может помогать в журналистике?
– Сейчас, конечно, есть запрос на авторскую журналистику, он высокий. Но я себя вообще не считаю здесь сколько-нибудь авторитетным человеком. Я пишу сухие скупые новости и интервью, где видно собеседника, но не меня. Здесь писать красиво вообще не надо. Писать нужно точно, емко и понятно.
– Что происходит между началом написания книги и моментом, когда можно сказать «да, мне нравится»?
– Как правило, к моменту завершения рукописи от нее начинает потряхивать и подташнивать. Текст откровенно бесит, потому что высосал из тебя уже все жизненные соки, и ты просто ждешь, когда уже сможешь сбросить этот груз и освободиться. Физически тяжело возвращаться к одному и тому же, перечитывать и редактировать. В этот момент всегда появляются мысли «да кто я такой, чтобы писать» и «кому это надо». И иногда приходится себя бить по рукам, чтобы не уничтожить файл.
Нужно просто подождать месяц-два. Потом посмотреть чужими глазами, отстраненно, как если бы текст прислали на редактуру и его нужно просто почистить.
– Если обладать только техническими знаниями о писательстве, например, просчитать, куда вставить метафору, может ли получиться хороший художественный текст?
– Сейчас и нейросети пишут книги и вполне успешно даже, как я понимаю. Они даже издаются и с какими-то тиражами выходят. Но я в этом плане плохой пример. Когда я пишу, я не думаю о технической стороне. Особенно если речь идет о диалогах. Я их прочитываю вслух, чтобы понять, это звучит естественно или нет. В основном я пишу, как это складывается в голове, я не думаю, как сороконожка, куда поставить какую ногу, чтобы не упасть. Может быть, есть те, кто «проверяет алгеброй гармонию».
– В принципе, с чего начинается написание книги? Что нужно сделать, какую работу провести, чтобы сесть и начать писать?
– У меня, как правило, на это уходит несколько месяцев, иногда даже год, до момента, как я сяду за текст. Но у всех по-разному.
Работа начинается с какой-то идеи, которая меня грызет. Чтобы в ней разобраться, нужно сесть и ее прописать. Тогда это все разложится по полочкам в моей голове. Например, меня с детства донимала мысль, как в просвещенной Европе мог возникнуть фашизм. Чтобы хоть как-то приблизиться к пониманию, мне понадобилось написать книгу. Плюс я прочитала о теории про окна Овертона, мне было интересно и ее разложить по камешкам в художественном тексте.
Книга, которую сейчас пишу, про геноцид в Руанде. Ее идея появилась, когда я в каком-то СМИ увидела текстовую расшифровку записей радиопередач, призывавших устроить бойню. Тогда я подумала, почему это могло произойти и почему я ничего не слышала об этих событиях до своих сорока лет.
– То есть, работа над книгой начинается с чего-то яркого, случайно найденного, а потом обрастает фактами?
– Каждая книга заставляет тебя изучать кучу информации, до которой, может быть, ты бы никогда не дошел. Я за последние полтора года прочитала по Африке все, до чего могла дотянуться. Точно так же для других книг ты читаешь о конном спорте или миграционной политике Китая – это очень разные сферы интересов. Потому что не хочется быть дилетантом, нужно хотя бы с минимальным знанием рассказывать о предмете.
Читатель должен тебе верить. Все же знаем эту развесистую клюкву, когда Голливуд пытается снимать фильмы о России и вводит туда тосты вроде «На здоровье». Не хочется что-то такое выдавать.
– Можно ли заимствовать образы? Например, прочитать у кого-то яркую фразу и взять себе?
– Да! Умберто Эко сказал, что книги растут из книг. Мне кажется, это правда, потому что в свое время Марк Иосифович Бент говорил нам на лекциях о крайне ограниченном числе сюжетов мировой литературы. Их около десятка. И придумать что-то экстрановое в литературе невозможно. Важно лишь то, как ты расскажешь эту историю, и весь твой прожитый опыт и багаж, который ты туда вложишь. Например, моя книга «Под кожей только я» – это переложение классической истории про принца и нищего в сеттинге недалекого будущего.
– Вы пишете только фэнтезийную литературу?
– Книжка про Руанду будет первой, где нет ни грамма магии.
– Оставим новую книгу сюрпризом, тем более что она скоро выйдет. Скажите, откуда брать сюжеты для фэнтези?
– Мои первые книжки, «Верхом на сером» и «Ни слова о драконах», по сути, моя версия Нарнии. Я очень любила Нарнию в детстве. И когда я ушла в очередной декрет, мне нужно было спасаться от пеленок и кастрюлек, я придумала волшебную дверь в текст, где все возможно. Героиня Сашка попадала в параллельный мир, немного похожий на английское средневековье, но с магией. Меня это безумно увлекало. Я очень хотела, чтобы эта история произошла со мной. Это как доживать свое детство в сознательном возрасте.
А те элементы фантастики, которые появились в «Под кожей только я» или «Камень в моей руке» – это я взяла некоторые тренды, которые уже есть, и довела до абсурда. В «Камне» речь идет о евгенике, генной инженерии, дизайнерских детях. Когда я это писала, то ощущала себя Кассандрой: я еще не дописала текст, а он уже начал сбываться. Я отслеживала новости по этой тематике, читала, что изобрели технологию, которая позволяет редактировать геном, и ученые в Китае проводят опыты над эмбрионами человека.
– У нас в стране так сложилось, что литература – это «творческая журналистика». По вашему мнению, писатель должен освещать злободневные темы или творчески осмыслять тенденции?
– Мне кажется, Борис Акунин чудесно написал про это. Он сказал, что есть писатели-демиурги, их талант современники до конца увидеть не могут и их творчество останется в веках. И есть писатели-беллетристы, они занимаются ремеслом и не замахиваются на высокое искусство. Как раз они пишут о том, что происходит здесь и сейчас, даже если их книги про драконов или космос. Получается, что для великих писателей – тенденции, а для беллетристов – злободневное.
– По вашему мнению, что должно быть в хорошей книге?
– Обязательно должны быть конфликт, глубина и живые характеры.
– Откуда брать характеры? Ходить с блокнотиком и подслушивать?
– Кстати, да. «Когда б вы знали, из какого сора…»
Конечно, есть инструменты, которые помогают проработать все грани будущего героя. Сам себе задаешь вопросы и сам отвечаешь на них от имени героя. Так складывается его биография, предпочтения, его отношение к деньгам, мнению окружающих. Нельзя сказать, что герои полностью скопированы со знакомых, они все же собирательный образ.
– Откуда берется глубина книги? Из размаха мысли автора или от степени интересности идеи?
– Сложно сказать. Но я бы всегда отделяла личность автора от его произведений. Писатели в своем большинстве не самые приятные люди. Они мнительные, закрытые, иногда резкие. И такого цехового братства, как в журналистике, среди них нет.
– Что позволяет автору написать книгу? Чем вдохновляться, у кого брать пример?
– Написать помогает только железное упорство. Потому что есть миллионы гениальных идей, которые так и остаются ничем, потому что у их создателей не хватило сил дописать книгу, и они бросили ее на середине. Любой финал лучше, чем его отсутствие.
Я вдохновляюсь многими историями, в том числе жизнью Стивена Кинга. У него есть произведение «Как писать книги» про писательское мастерство, оно хорошо мотивирует. Он говорит, как писал свои романы у стиральной машинки, как продолжал работать над текстом после того, как его сбил грузовик, как он завел отдельный гвоздь, куда вешал отказы в публикации.
– Допустим, начинающий писатель усилием воли преодолел мешающие обстоятельства. Что его может подстерегать в тексте такое, чего он точно не может ожидать? Какие подводные камни?
– Как правило, все творцы, писатели не исключение, начинают с подражательства. Этот этап нужно пройти как можно быстрее, забыть эту детскую болезнь. Некоторые застревают в фанфиках и попытках копировать кумиров. Это тупиковый путь.
– Давайте по пунктам: что нужно учесть, чтобы меньше ошибаться?
– Пункт первый: читать как можно больше. Пункт второй: писать каждый день, хотя бы абзац, хотя бы несколько предложений. Нужно дисциплинировать себя и не выпадать из истории, чтобы в какой-то момент она начала легко писаться, сама рассказывать себя. Пункт третий: составлять план. В школе нам задавали писать сочинения по плану. Я всегда сначала писала, а потом по готовому делала план. Это неправильно. Сначала нужно найти опорные точки истории. Но не расписывать их подробно, чтобы осталось место неожиданным поворотам.
– Помогут ли начинающему писателю литературные курсы или книги о писательстве?
– Самое главное, что дают курсы, это разрешают тебе писать. Ты все время задаешься вопросом: «Ты куда лезешь, если есть Толстой, Гоголь и много других имен?» И эти курсы говорят: расслабься, не надо быть вторым, третьим, десятым Толстым. Как умеешь, так и пиши, это не запрещено. Такое внутреннее разрешение, чтобы начать писать. Но если говорить о книгах по писательству, то для меня самая важная это «Путешествие писателя» Кристофера Воглера.
Текст был опубликован в газете ЧелГУ «Университетская набережная» № 13 (1245) ноябрь 2023.
