К сожалению (или к счастью) я мало что могу рассказать про 2014 как очевидец. Мы уехали, когда в городе ещё были вода и свет, а снаряды долетали только до окраин.
Но, что видела своими глазами, то опишу.
Начну издалека. С августа 2013 года. Скоростная электричка Харьков-Луганск. Я от безделья смотрю в окно. Скоро Углегорск. За окном эшелон с танками. И ещё один. И ещё.
- Пап, смотри, сколько танков. Интересно, куда это их?
- Да, небось, на ХТЗ (Харьковский тракторный завод, выпускал и военную продукцию). На утилизацию. Или на ремонт.
- Да нет, головы составов в одну сторону с нами смотрят, то есть по направлению от Харькова.
- А, ну может, это экспортные танки, в порт везут.
- И где у нас порт? Одесса и Николаев - в совсем другой стороне.
- Эээ, Мариуполь?
Так мы от скуки поиграли немного в игру "угадай, куда танки едут".
В следующий раз военную технику я увидела зимой, уже в январе 2014. Однодневная поездка в Донецк запомнилась больше не самим городом, который я очень люблю, и не тем, что я там делала, а военными грузовиками и тягачами с чем-то большим и зачехлённым на платформах. Это были небольшие колонны, стоявшие на обочинах в районе Дебальцево.
"Зачем их сюда пригнали? Неужели боятся, что у нас, как в 2004, народ потребует чего-то?" На какое-то время стало тревожно, но я быстро выбросила это из головы.
Потом я выпала из жизни на два с лишним месяца...
Из стационара меня выписали на майских праздниках. Слабую, бледную, с весом 46кг и гемоглобином около 90. Я вышла на работу. На все свои работы. И... Началось.
Пришли пациенты с ребёнком, которые летели с отдыха из Турции, но самолёт посадили не в Луганске, а... Не помню в каком городе. Точно не Харьков. И они добирались домой автобусом. Мама малыша с ужасом рассказывала, как их остановили на границе области. Укроblокпост. Солдаты с автоматами. Всех заставили выйти. Обыскивали. Мужчин отвели и обыскивали отдельно под прицелом. Матерно обзывали и рекомендовали дальше не ехать, а то "пеняйте на себя".
- Мы сейчас вещи собираем, и к родне в Ростов. Сын так испугался военных, что потом плакал почти два часа. Ещё заикаться будет, ну его.
И это не одна история. Ехавших сюда, к нам, на постаx могли оскорбить или пугать. Таких, кто начал уезжать ещё в мае, было достаточно много. После второго июня стало ещё больше.
В нашем университете училось много иностранцев. Сильнее всех заволновались товарищи с Ближнего Востока. У нас деканат, когда подавал списки студентов на кафедры, зачем-то всегда указывал страну, откуда они родом. У моих двух групп география говорила сама за себя: Ирак, Пакистан, Сирия, Иран... Они первыми почуяли, что дело пахнет керосином и кинулись досрочно получать зачёты, чтоб перевестись куда-нибудь. Причём, они не рассматривали другие города - только другие страны.
- Мэм, всё плохо. Всё очень плохо. На Фэйсбуке (запрещён на территории РФ) пишут, что идёт voiна.
- Мэм, мама читала новости, пишет, чтобы я уезжала скорее.
- Мэм, я из Сирии. Мои родственники сейчас в Германии. Пишут, чтоб я ехал к ним. Тут будет плохо, так по телевизору говорят.
(Они учились на английском языке, поэтому "мэм" оставляю).
Я тогда не придавала особого значения их панике. Потом, уже задним числом поняла, что они и их родственники брали информацию из зарубежных источников. И зарубежные источники уже вовсю готовили свою паству к мысли, что на Востоке У. засели некие теrroriсты-seпaratисты, что с ними надо бороться, а не переговариваться.
Уже гремели бои вокруг Славянска, а я всё никак не хотела верить происходящему. В воздухе была разлита тревога, перемешанная с азартом и воодушевлением.
Перед зданием уже бывшего СБУ баррикады перегородили центральную улицу и маршрутки объезжали его, давая рассмотреть происходящее там чуть не в упор. На баррикадах дежурили первые ополченцы: парни и мужчины, одетые как попало: кто в камуфляжных штанах и футболке "Ария", кто в спортивках, но зато в берцах и тельняшке. Самыми серьёзными были ветераны Афгана - мужчины за сорок, они хмурились, говорили немного и негромко, гоняли "молодых":
- Нормальную обувь купи. В кроссовках много не поvoюeшь.
- Куда руки тянешь? Предохранитель сперва проверяй!
- И что, что служил. Чему вас там за год научить успели? Учебка вообще была? Тут всё по настоящему будет.
И шло, шло к ним пополнение. Кто с пустыми руками, кто с ружьями.
На въездах в город появились самодельные блокпосты. Контингент - тот же.
К парням приходили девушки - чем не романтика посидеть в обнимку на мешках с песком? Тогда это воспринималось ещё как такая себе зарница для больших мальчиков.
Да, где-то уже пролилась kroвь, да мы только-только подсчитали голоса на референдуме и страшно горды тем, что у нас результат лучше, чем у дончан.
(Тогда в народе даже было нечто вроде соцсоревнования с Донeцkом, кто быстрее и красивее флаг и герб придумает, кто гимн напишет. И голоса о том, что неплохо бы было объединиться, всегда прерывались более громким и уверенным: " А хто главный будет? Что, дoнeцкие? Не, мы и сами с усами. Вот Россия придёт, сама кого надо где надо поставит. Будет Нoвoрoссия - федерация. Или нас заберут, как Крым. И тогда будет Луганская область Российской Федерации).
И приходили женщины с кастрюльками, завёрнутыми в полотенца:
- Я вам супчика принесла, ешьте, пока горячий. А то жуёте тут всухомятку.
- Вот, котлетки. А вчерашняя кастрюля где? Давай, давай сюда. А почему не помыли? Ну, мужики, как voевать собираетесь, если посуду помыть некому? Дежурных назначайте.
И так шли простые тёти Любы и бабы Маши - помогать, обустраивать быт своим мужичкам на блokпoсtах.
И всё равно, для кого-то это ещё было, как в компьютерной игре. Когда опoлчeнцы брали шtyрмом военкомат, кто-то снимал это на мобильный телефон и вёл стрим с места событий, прямо из-за угла. При любой начавшейся пeрestрелке появлялись бесстрашные с включёнными камерами. (Некоторые из этих видео и сейчас есть в сети).
Потом наступило утро второго июня. Я проснулась от vzрывов гранат и avтоматных очередей. В квартале, состоящем из многоэтажек, звук разносится и преломляется так, что направление не понять. Я просто подскочила. Было около пяти утра. Спать дальше невозможно - громко. Что происходит - непонятно, окна выходят во двор-колодец.
Олег хмуро посмотрел в окно:
- Ясно только то, что всем непонятно, что это нафиг такое. - Почти в каждом окне торчал хмурый мужик и оглядывался по сторонам.
Было тревожно.
- Вообще, это где может происходить? - Я плохо знала этот район, в отличие от Олега, ведь у него здесь раньше жила бабушка.
- Ну, скорее всего, это возле погранчасти бузят, больше негде. Не переживай, это там, - он махнул рукой в сторону, противоположную дороге на остановку. - за школой, а потом ещё пара домов. До нас ничего не долетит.
И тут, словно в насмешку над его словами, над нами пронёсся самолёт. В то утро штурмовики несколько раз делали круги над той погранчастью и, соответственно, кварталом. Они пролетали очень низко и на большой скорости. Не знаю, был ли то сверхзвук, или нет, но после каждого пролёта панельный дом (а мы ещё на последнем, десятом, этаже) начинал вибрировать. Мелко-мелко, на грани чувствительности пальцев. И вместе с этим начинало отзываться противной непроизвольной дрожью тело. Следом начинало колотиться сердце и подкатывал волна страха на грани паники. Это длилось, наверное, доли секунды - сколько нужно самолёту времени, что пролететь на нами? Потом страх сам уходил. До нового пролёта.
Говорят, что сверхзвуковые самолёты, когда пробивают звуковой барьер, также гонят волну инфразвука. А опытные альпинисты, сталкивавшиеся с инфразвуком в горах, утверждают, что он вызывает у людей приступы паники.
Если это так, то хочу сказать, что мне тех мгновений ужаса хватило с головой. Да так хватило, что только в прошлом году я не вздрагивали от звука самолёта, идущего на посадку. (У всех свои страхи, связанные с voiной. Я не успела испугаться градов и мinoметов, но тот день заставил меня бояться самолётов, а 2023 - звука пролетающих ракет).
Время близилось к семи утра. Мы попеременно выглядывали в окно. Скоро на работу. Из подъездов в сторону автобусного кольца потянулись люди. Приехала машина, привозившая домашние молоко и творог. Водитель, озираясь, открыл багажник. Рядом моментально собралась очередь из пенсионерок с бидончиками. Продавец приседал от каждого звука разрыва или выстрела, а бабулька недовольно ругались.
- Ну, раз бабки не боятся, надо и нам идти.
- Никогда не стой между бабулькой и сметаной. - Так нервно подшучивая мы отправились на работу.
Студенты пришли почти все. Наши - полным составом (конец семестра в меде - это вам не шутки), мои арабы - в количестве одного Али Мохаммеда.
- Где остальные? - спросила я его.
- Мэм, они боятся ехать, в городе где-то streляют, так пишут на Фэйсбуке (запрещён на территории РФ).
- Где-то? Мазаfака! - Дальше я вспомнила Тарантино без дубляжа и вкратце рассказала, что думаю насчёт strельбы и прогулов, а также моих нервов.
- ОК, мэм, я сейчас... - Он схватился за телефон и уже через полчаса все собрались.
К этому времени как раз из деканата передали приказ ректора о досрочном окончании семестра и распоряжение всем иностранцам явиться в деканат иностранных студентов.
Студенты разбрелись. Мы, преподаватели, честно говоря, тоже. Я поехала к родителям. Домой возвращаться было страшно. Папа тоже уже был дома. Я как раз рассказывала ему про утренние события, как за окном снова зашумел самолёт. Где-то далеко. Я побежала к окну - смотреть. Тогда мне ещё было скорее интересно, чем страшно.
(Мои родители живут на верхнем этаже дома, углового в своей группе, ещё и в угловой квартире. Из их окон открывается широкая панорама города, в том числе и на центр.)
Я только успела отдернуть штору:
- Смотри! Смотри! Это шtyрмовик? Ой, он что? Он, что - vыsтрелил. - Маленький-маленький самолётик выпустил веер дымных полос.
Папа появился за плечом:
- Да, b-l-t, куда?
Пошёл дым снизу, из-за крыш. Я вцепилась в подоконник. Наверное, это и был тот момент, который описывают словами "шаблон поломался". Я видела то, что видела, но отказывалась это воспринимать.
Цепочка: самолёт - дым от самолёта - дым от земли никак не хотела сходиться.
- Куда он лупанул? - Папа яростно дёрнул раму, словно стекло мешало ему видеть.
- Вон телевышка, вон виден край "Курской дуги"... Это район "дураковки". Там камера! - Я бросилась к компьютеру. Наш городской провайдер зачем-то установил веб-камеры в нескольких популярных местах и вёл круглосуточную трансляцию оттуда.
Я кинулась смотреть трансляцию с камеры, которая была на Площади ВОВ. Папа подбежал следом.
И мы несколько секунд, пока эта трансляция не легла от наплыва зрителей смотрели... На площадь. Ровно через дорогу от камеры было здание администрации, наполовину скрытое каштанами. Шёл дым, бежали люди... Картинка замерла.
Не знаю, что для меня в тот день стало большим шоком - smerть онлайн, сам факт того, что лётчик vыstрелил в город по мирным людям, или комментарии, которые небратья писали под этим видео и другими.
"Sdoxla saмka koлorada" - под фото женщины, у которой больше не было обеих ног. Мой знакомый фельдшер был там, это всё произошло в его дежурство.
Последними словами той женщины было: "Скажите дочери, я не приду."
За следующую неделю я встретила троих человек, кто был там в тот момент и чудом остался цел. Один за секунду успел завернуть за угол, один решил пройти по другой стороне сквера. Один - папин друг - решил пойти покурить с другом за компанию, в этот момент в здание прилетело.
Через несколько дней мы принимали госэкзамены у пятого курса. Зачем-то не в здании факультета в центре, а "на базе" - в корпусах на Острой Могиле. Стекла дрожали от гула канонады - obstreливали аэропорт.
Исход людей всё увеличивался. Ехали, кто куда. Пока в основном к родственникам. Кто-то, как я, начинал судорожно запасать продукты длительного хранения, кто-то твердил, как молитву, "сейчаспридётроссия".
Страйкболисты, шедшие в ополчение, заезжали по вечерам к Олегу:
- Слышь, одолжи разгруз.
- Подсумки есть?
- У тебя коллиматор вроде был?
Снаряжения, реального, того самого из vоенных секондов, у него было много - для своих и для аренды на мероприятия. И он раздавал его, пытаясь неуклюже шутить:
- Чтоб вернул без дырок и без пятен, а то оштрафую и больше не дам.
- Да ладно, мы аккуратно и ненадолго. Нам только продержаться, пока наши придут.
Помню, как за пару дней до нашего внезапного отъезда, больше похожего на бегство, я встретила знакомую студентку-сомалийку. Надо сказать, что африканцы сидели до последнего и не хотели уезжать.
Пара отличившихся успела даже у ополченцeв улицы помести (в условиях народной демократии практиковали в качестве штрафов за пьянстvo и прочиеинепотребсьва общественные работы. Позднее особо отличившихся могли отправить на несколько дней копать окопы). Некоторых чуть не силой выпихивали вместе с документами.
Я, видимо, не производила впечатления спокойного человека, потому что она сразу после "хеллоу" сказала:
- Мэм, не нервничайте, у вас тут ещё всё спокойно.
- Да, ну? И когда же мне начинать волноваться?
- А вот когда у вас на рынке начнут пatроны на развес продавать. Или вместо денег использовать.
- Это, что, у вас в Сомали так?
- В северном - запросто. А вообще, у нас уже тридцать лет voiна.
- Ого, не хотелось бы, чтобы у нас так тоже было.
- О, мэм, к сожалению, это от вас не зависит.
Предыдущая часть:
В этом она была права. Больше тем летом от меня уже ничего не зависело.