Великобритания, 1974 г. Суд над Ричардом Джоном Бингэмом по обвинению в убийстве няни своих детей. Расшифровка программы «Не так» (16.11.2023).
С. БУНТМАН: Добрый вечер! Мы начинаем судить и расследовать перед этим и излагать вам события. Очередное британское преступление у нас ведь?
А. КУЗНЕЦОВ: Да!
С. БУНТМАН: Да? Да, вот Алексей Кузнецов подтверждает это.
А. КУЗНЕЦОВ: Добрый вечер!
С. БУНТМАН: Добрый вечер, да. И какое-то такое хорошо одетое преступление, мне кажется. Такое вот изысканное даже.
А. КУЗНЕЦОВ: Более того, начнём с пролога. А пролог нас относит во времена, можно сказать, доисторические. 25 октября 1854 года, окрестности Севастополя, Балаклава, Крымская война. И вот в районе половины девятого утра происходит событие, хорошо известное как атака лёгкой кавалерийской бригады, Charge of the Light Cavalry Brigade.
С. БУНТМАН: Да. Да. Альфред, лорд Теннисон будет всё это…
А. КУЗНЕЦОВ: Сейчас будем цитировать и в подлиннике и в переводе. Но для тех, кто не знает, или для тех, кто запамятовал, напомню, что в то утро большой сводный отряд под командованием Павла Петровича Липранди — брата Ивана Петровича Липранди, близкого друга Пушкина и по совместительству, к сожалению, видного деятеля российской тайной полиции — так вот, этот отряд имел небольшой успех, в результате которого было захвачено несколько турецких редутов и в качестве трофея было взято незначительное… ну как — незначительное, девять, если не ошибаюсь, артиллерийских орудий, принадлежавших англичанам. И когда через некоторое время после боя на место прибыли, значит, французские и английские командующие, то лорд Реглан, который командовал британскими войсками, выразил сожаление — дескать, ну что ж такое, пушки отдавать жалко, вон, русские их увозят, значит, в свои порядки.
С. БУНТМАН: Ой да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, на что француз сказал — да ладно, ну чего, ну, ну бывает, ничего страшного, то есть как бы он не выразил, там, по этому поводу никаких особенных эмоций. На что Реглан, тем не менее, значит, диктует одному из своих адъютантов приказ, который должен быть передан командиру кавалерийской дивизии, расположенной неподалёку. И приказ этот был составлен в самых что ни на есть недвусмысленных категорических выражениях. «Лорд Реглан желает, чтобы кавалерия быстро выдвинулась к линии фронта, преследуя противника, и попыталась воспрепятствовать неприятелю увезти прочь орудия. Отряд конной артиллерии также может присоединиться. Французская кавалерия находится на вашем левом фланге». А вот последнее слово этого приказа не оставляло никаких сомнений в том, как его следует выполнять — immediate. «Немедленно».
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Потом Реглан будет утверждать, что офицеру на словах было сказано — if possible.
С. БУНТМАН: А, ну конечно. Да-да-да. Да! Да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Офицер этот сам погибнет в атаке, поэтому, значит, с него уже спросить ничего будет нельзя, а вот командующий кавалерийской дивизией будет категорически это if possible отрицать. Когда командир — дивизия состояла из двух бригад, тяжёлой кавалерии и лёгкой кавалерии — вот когда командир лёгкой кавалерийской бригады, генерал Кардиган, выразил сомнения в том, что этот приказ обдуман, осуществим, рационален и так далее, то на это ему старший воинский начальник ответил — у нас нет выбора, кроме как повиноваться. We have no choice but to obey. И вот после этих слов Кардиган командует — в атаку. Атака продолжалась двадцать минут, она стоила лёгкой бригаде примерно половины личного состава: из шестисот человек почти триста из этой атаки не вернулись, они были убиты, ранены или захвачены в плен. И вот упоминавшийся тобой Альфред Теннисон практически сразу же воспел подвиг солдат и осудил, скажем так, решение начальников.
С. БУНТМАН: Это…
А. КУЗНЕЦОВ:
'Forward, the Light Brigade!'
Was there a man dismay’d?
Not tho' the soldiers knew
Some one had blunder’d:
Theirs not to make reply,
Theirs not to reason why,
Theirs but to do and die:
Into the valley of Death
Rode the six hundred.
Да? И хотя солдат знал, что кто-то — ну, сегодняшним языком я б перевёл «накосячил».
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Blundered — совершил грубую, очевидную ошибку, да? Но вот они проявили мужество, они не задавали вопросов, да, их задача — to do and die, сделать и умереть. В долину смерти въехали.
С. БУНТМАН: Кстати, друзья, посмотрите. Да. Друзья, посмотрите — был очень горький, иногда просто до чёрно-смешное от идиотизма начальство, с этими самыми портновскими и, я бы сказал, галантерейными именами — Реглан, Кардиган…
А. КУЗНЕЦОВ: Реглан, Кардиган, да.
С. БУНТМАН: Да. Это был великолепный фильм конца шестидесятых, «Атака лёгкой кавалерии».
А. КУЗНЕЦОВ: «Атака лёгкой кавалерии».
С. БУНТМАН: Был просто очень, очень страшный фильм.
А. КУЗНЕЦОВ: Так вот, при чём здесь наше убийство? А при том, что вот этим, до поры до времени не называемым мной командиром кавалерийской дивизии был третий граф Лукан. А наш фигурант — седьмой граф Лукан, это его праправнук. Прямой.
С. БУНТМАН: Да. Четыре графа всего прошло, да? Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, с момента Крымской войны, и, значит, вот наш герой, будущий седьмой граф Лукан, он родился в 1934 году, соответственно, у шестого графа Лукана, кадрового профессионального военного, который будет командовать батальоном во Вторую мировую, значит, и вот, значит, наш герой, которого звали Ричард Джон Бинэм — соответственно, седьмым графом он станет после смерти отца, вот, это произойдёт уже в шестидесятые годы — у него было такое, значит, вполне благополучное детство английского аристократа. Правда, надо сказать, что поскольку папа был — значит, покончив с военной карьерой — был довольно видным политиком, он был видным деятелем лейбористской партии. Поэтому особенно вот с этим аристократизмом там не перебарщивали — ну, всё-таки лейбористы как бы да, партия трудящихся, да.
С. БУНТМАН: Ну. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Но тем не менее, тем не менее. Во время войны мальчик вместе со своей сестрой находился сначала в Канаде, потом в Соединённых Штатах, потом, в сорок пятом, вернулся. Он закончил Итонский колледж. В университете он не учился, насколько я понимаю, но тем не менее связей, образования хватило для того, чтобы поступить на очень хорошую, достаточно высокооплачиваемую службу в банк. К этому моменту наш герой уже был совершенно законченным игроком. Вообще судя по всему — хотя, насколько я понимаю, медицински это никогда не было диагностировано, но у него было то, что сегодня уже вполне официально считается, значит, заболеванием, называется лудоманией, то есть страсть к игре.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: Он был совершенно законченный игрок, играл в основном в карты, но самых больших успехов добился, как ни странно, в нарды.
С. БУНТМАН: Ух ты!
А. КУЗНЕЦОВ: Один его друг его научил играть в нарды, и, значит, седьмой граф Лукан в своё время входил в десятку сильнейших игроков мира, насколько я понимаю, принимал участие в официальных турнирах, выиграл в Соединённых Штатах какой-то там чемпионат. Хотя у него было прозвище «Счастливчик», Lucky Lucan — ну, хорошо звучит, да?
С. БУНТМАН: Ну да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Счастливчик Лукан, да? Но тем не менее везло ему далеко не всегда. Хотя у него бывали крупные выигрыши. После одного такого очень крупного выигрыша — двадцать семь тысяч фунтов он, по-моему, выиграл в баккара, двадцать семь тогдашних тысяч фунтов, это, я думаю, больше нынешних ста тысяч фунтов — он сказал: ну, а что мне тогда в банке просиживать штаны, если я за одну ночь могу выиграть своё годовое жалование? И ушёл из банка. На что он жил? Жил он на то, что его папа создал специальный фонд, как это у них принято, для обеспечения, вот, своих детей. Вот, соответственно, из этого фонда наш герой и черпал средства, пока эти средства были. Плюс периодически он действительно что-то выигрывал, но получается, что всё-таки, как это обычно с игроками бывает, если свести дебет и кредит, проигрывал он больше.
С. БУНТМАН: Ну!
А. КУЗНЕЦОВ: Поэтому вот к тому трагическому моменту 1974 года, о котором сегодня речь, он, в общем, подойдёт уже практически разорённым. Значит, в возрасте… Да, вёл он жизнь такого вот плейбоя. Как и положено британскому джентльмену, он увлекался рискованными видами спорта: водные лыжи, горные лыжи, езда на спортивных автомобилях, охота, какая-то там экстремальная рыбалка, ещё чёрт знает что. В общем, при всём том, что друзья его описывали как человека, ну, такого, не склонного к эпатажу, там, достаточно даже застенчивого, в какие-то моменты робкого, но, тем не менее, он был фигурой со страниц светской хроники, у него было множество всяких знакомств самых разных во влиятельных кругах, и он постоянно был встречаем то на одном светском мероприятии, то на другом, то на третьем.
С. БУНТМАН: Ну да, плейбой, игрок и, в старом понимании, спортсмен.
А. КУЗНЕЦОВ: Спортсмен, да. Спортсмен-любитель, потому что только любителем и может быть джентльмен, да? Джентльмен не может быть профессионалом.
С. БУНТМАН: Ну конечно, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Какой же это джентльмен. И вот на одном из светских мероприятий он встречает свою будущую жену, которая, вообще, по рождению ну никаким боком не принадлежала к девушкам, которых встречают на аристократических, светских мероприятиях. Но дело в том, что вот эта самая Вероника Дункан (кстати, привет Дункану, который где-то неподалёку от тебя сейчас должен находиться)…
С. БУНТМАН: Да, где-то там должен, да. Сейчас стучаться будет, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Так вот, Вероника Дункан и её младшая сестра были девушками, хотя и по рождению ничего особенно из себя не представлявшими, но такими, что называется, решительными, обаятельными, и первой младшая сестра сумела выйти замуж за человека, которого звали Билл Шанд Кидд. Он нам ещё сегодня пригодится в качестве важного свидетеля. А вот его единокровный брат Питер впоследствии станет отчимом принцессы Дианы.
С. БУНТМАН: Оу.
А. КУЗНЕЦОВ: Да. Соответственно, младшая сестра — по-моему, её звали Кристина, если не ошибаюсь — вводит старшую сестру… Они вместе, будучи, так сказать, девушками, вместе снимали квартирку — Вероника работала сначала моделью, потом секретаршей в каком-то офисе. Значит, младшая сестра, благодаря замужеству, её вводит вот в этот самый круг, где она встречает… И очень быстро они поженились, в течение одного года: они встретились, было объявлено о помолвке, а затем и сыграли свадьбу. Свадьба была, как положено, роскошная, присутствовала принцесса королевской крови — принцесса Алиса. Дальше всё опять-таки как положено: значит, медовый месяц, поездка в Европу, поездка в Восточном экспрессе. Через два месяца после этой свадьбы умирает шестой граф Лукан, и наш герой становится седьмым графом Луканом, членом Палаты лордов, соответственно. Плюс он приобрёл ещё, там, три или четыре аристократических титула. Ну и кроме того, они, получив немаленькое наследство, получают возможность приобрести дом. Ну, вот сейчас нам настало время посмотреть кое на какие фотографии. Андрей, покажите нам, пожалуйста. Сначала герб.
С. БУНТМАН: Да. Интересный.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, вы видите такой в шведских цветах жёлто-синий герб. Значит, это герб графов Луканов — они вообще графы ирландские, они по Ирландии числятся. Дальше вторая фотография — это наш герой, вот, в одном из своих амплуа: если присмотреться, то понятно, что он на яхте, там, в двигателе или в чём-то таком, значит, копается.
Вот третья фотография изображает их с супругой после свадьбы на — там, дальше, так сказать, я покажу фотографию дома, вот они перед своим домом сфотографированы. Дом в самом что ни на есть центре Лондона, недалеко от вокзала Виктория, недалеко от Букингемского дворца — в общем, всё как положено. Значит, у них постепенно начинают рождаться дети. В общей сложности за десять лет, которые они фактически состояли в браке (чуть меньше до развода, значит, девять с небольшим), у них родится три ребёнка: девочка, мальчик и девочка.
Ну, вот при всём том, что живут они вроде как достаточно беззаботно, путешествуют, ездят по всяким аристократическим курортам — ей всё это очень нравится, она одевается у самых дорогих портных, она пытается приобщиться к гольфу, охоте и другим, так сказать, развлечениям людей этого круга… Но постепенно между ними всё больше и больше усугубляется всяких противоречий, и она периодически узнаёт о том, что вот он опять проиграл, и проиграл крупную сумму, и что вот денег-то не хватает на самом деле. Она, видимо, более дальновидный и более практичный человек, чем он. Значит, он не вполне ею доволен, тем более что после вторых и третьих родов у неё очень тяжёлая послеродовая депрессия, и он даже её в больницу отвозит и, там, предлагает ей там полечиться какое-то время. Ну, вроде как договорились, что лечиться она будет дома, врачи, там, навыписывали антидепрессантов. Одним словом, брак приходит к разводу: в 1972 году всё вот это вместе — и его траты, и его легкомыслие, и его образ жизни, и её истерики и скандалы — всё это приводит к тому, что они разводятся, и он переезжает, правда, совсем недалеко. Думаю, что большую часть вещей он переносил просто пешком, потому что дом буквально соседний по сравнению с тем, который они снимали.
Покажите нам, пожалуйста, Андрей, четвёртую фотографию. Вот там Вероника со всеми детьми — значит, судя по возрасту детей, это, ну, за пару-тройку лет до вот этого трагического происшествия. Следующая фотография красивого дома — это вот этот самый дом четырёхэтажный (пяти-, на самом деле, даже -этажный).
Ну, если мы налюбовались, давайте пятую картинку посмотрим. Там справа — это дом в разрезе. И вот там прямо — ну, качество фотографии, наверное, не даёт возможности прочитать, но, тем не менее, указано: вот, значит, на цокольном этаже находится столовая, дальше, значит, на втором этаже гостиная, на третьем этаже, там, её спальня, на четвёртом этаже, там, ещё что-то, на пятом — детская и, значит, комната няни, и всё прочее. А вот слева карта: карта, на которой тремя разноцветными стрелочками — красной, синей и зелёной — показано, собственно, вот три адреса, которые будут иметь отношение к лорду Лукану. Обратите внимание…
С. БУНТМАН: Это какой район? Это, это, это где у нас?
А. КУЗНЕЦОВ: Это — вот, северо-восточнее этих карт Букингемский дворец, прямо рядом вокзал Виктория. Это Белгравия.
С. БУНТМАН: А!
А. КУЗНЕЦОВ: Собственно говоря…
С. БУНТМАН: Белгравия.
А. КУЗНЕЦОВ: Дом, фасад которого мы только что видели, он выходит… Это дом номер 46 по Lower Belgrave Street, красная стрелочка на него показывает, да?
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Тут до Пикадилли минут десять, до Букингемского дворца минут семь, до вокзала Виктория минуты три. Значит, переедет он в соседний дом, который показан синей стрелочкой, а потом переедет чуть дальше — на Elizabeth Street, значит, но это тоже, в общем, пешком дойти большого труда не составляет. Значит, развод был чрезвычайно тяжёлым и драматичным, через суд. Ему этот процесс будет стоить 20 тысяч фунтов, значит, он будет требовать, чтобы дети были переданы ему, потому что мать у них психически ненормальна. Мать сумеет это оспорить, отстоять, в результате суд оставит детей с ней, а ему разрешит раз в две недели, через выходные, значит, соответственно, с детьми видеться. Надо сказать, что он — это все его друзья потом, во время следствия, будут утверждать абсолютно единогласно, — он совершенно на этом изменится, помешается, перестанет быть вот этим лёгким, обаятельным, общительным человеком. Можешь себе представить, что его, оказывается, в своё время звали на роль Джеймса Бонда. Ну, точнее, не на роль звали, а звали на пробы.
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Когда первый Джеймс Бонд запросился в отставку, и тогда — вот помнишь — был снят единственный фильм…
С. БУНТМАН: Да, да, да, да.
А. КУЗНЕЦОВ: …с Джорджем Лэзенби.
С. БУНТМАН: Лэзенби, да, вот…
А. КУЗНЕЦОВ: «На секретной службе Её Величества».
С. БУНТМАН: Да. Самый странный. Правда, есть и поклонники Лэзенби.
А. КУЗНЕЦОВ: Есть, есть, есть, есть.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Я — нет. Мне кажется он самым неудачным из всех Бондов.
С. БУНТМАН: Нет-нет. Сэр Шон, которого я люблю нежно вообще с давних времён…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну конечно, конечно.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, вот, честно говоря, я даже не знаю. Может, ты знаешь, Серёж, сам Шон Коннери тогда запросился, значит, в запас?..
С. БУНТМАН: Ну там проблема, там проблема была какая-то — я уже сейчас в точности не помню, но была некоторая проблема.
А. КУЗНЕЦОВ: И вот был, значит, объявлен такой вот кастинг, так сказать, пробы на роль Бонда… А дело в том, что наш герой буквально перед этим, значит, пробовался на роль в смешанной итало-франко-американской, если я не ошибаюсь, комедии, которая называлась «Woman times seven» («Семь раз женщина»). Значит, это семь новелл внутри картины, в каждой из которых Ширли Маклейн играла разных женщин. И вот на одну из мужских ролей его пригласили попробоваться, потому что он выглядел безупречным английским красавцем-аристократом. Пробы получились неудачными, но он попал в какой-то фотобанк. И вот из этого фотобанка, соответственно, люди, занимавшиеся бондианой, его выцепили и предложили ему попробоваться на роль Джеймса Бонда. Но надо отдать ему должное — он, значит, отказался, расстроенный предыдущим неудачным киноопытом.
И вот такой человек вдруг становится нервным, дёрганым. У него и раньше были проблемы с алкоголем, но теперь это проблемы-проблемы. Он раньше немножко покуривал — теперь он курит одну за другой. Значит, он раньше всегда был человеком достаточно ровным и дружелюбным — тут он начинает следить за женой, причём нанимает частных детективов, но им, видимо, тоже не очень доверяет, потому что несколько раз его засекли, как он сам из своей машины явно совершенно за женой и детьми подглядывает. Значит, она увольняет няньку, заподозрив в том, что нянька подкуплена её бывшим мужем — он тут же подкупает следующую няньку. Значит, он пытается отнять двух детей: встречает их вместе с нянькой на прогулке, говорит: «Вот есть постановление — дети передаются мне, их мать — ненормальная», забирает их. В общем, их приходится возвращать с полицией.
В общем, скандал следует за скандалом, всё очень плохо, плюс с финансами у него всё хуже и хуже — там явно совершенно не сходятся доходы и расходы. И как потом на следствии покажет один из его друзей, — он даже с ним по пьяной лавочке заводит разговор, что «ты знаешь, вот в этой всей моей жизненной ситуации меня только одно может спасти — жену убить. А что? Утопить её в Ла-Манше — никто ничего и не найдёт. А это сразу и детей мне вернёт, и, так сказать, финансовые», — почему-то он рассчитывал, что и финансовые его проблемы таким образом решатся… Одним словом, такие разговоры были.
С. БУНТМАН: Мда…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а дальше — поздний вечер, уже около 10 часов вечера, 7 ноября 1974 года. Все британские трудящиеся, разумеется, празднуют очередную годовщину великого Октября, а в аристократическом районе Белгравия, в пабе, который называется «Plumbers Arms» («Руки сантехника»), — ну или водопроводчика… Хорошее название для паба в одном из самых дорогих районов одного из самых дорогих городов мира, да?
С. БУНТМАН: Да, ну позволяет быть ближе к working class.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно, да. Это какие-нибудь там забегаловки пусть называют себя «Royal» или ещё что-нибудь…
С. БУНТМАН: Да-да, ещё там, да…
А. КУЗНЕЦОВ: А тут в 10 минутах от Букингемского дворца мы будем называть себя «Руки сантехника».
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: И вот в эти самые «Руки сантехника» вбегает окровавленная женщина. Потом будет давать показания владелец паба, он говорит — минуту или две всё как бы замерло: она стоит молчит, люди на неё смотрят, потому что не заметить на ней кровь невозможно, она практически вся кровью покрыта. И потом она начинает истошно кричать: «Помогите! Он убил няню моих детей! Мои дети в опасности! Помогите!» В общем, с ней совершенно жуткая истерика. Звонят в полицию, звонят в скорую помощь.
Приезжает полицейский патруль, который приезжает сначала… Значит, старший патруля, сержант, заходит в паб, осматривает её, задаёт ей какие-то вопросы. Выясняет, что дома дети и вроде бы дома их отец и вот вроде бы… Он не задаёт прямых вопросов, но из её сбивчивого рассказа становится понятно, что именно этот отец и есть источник опасности, угроза чего-то… Значит, полицейские отправляются в дом — им придётся взломать дверь, потому что дверь была захлопнута. Значит, и сразу в прихожей видны следы крови. Полицейский идёт сначала наверх — он уже знает, что спальня детей там. Находит детей — младшие дети вообще спят, старшая девочка не спит. Она спросила — а вот где мама, вот это самое… ну, в общем, дети в порядке, дети живы, дети в безопасности, с ними оставляют младшего полицейского, а старший полицейский идёт осматривать нижний этаж дома. И после перерыва, наверное, мы уже вернёмся.
С. БУНТМАН: Да, мы узнаем, что он увидел.
Книгу, которую я сегодня уже предлагал и которую я ещё раз вам предложу — это книга «Кровь и символ». «Кровь и символ» — это книга о человеческих жертвоприношениях, только это вот не те, о которых мы здесь можем разговаривать с Алексеем Кузнецовым, или наоборот, как я уже упоминал, какие-нибудь страшные жертвоприношения из Райдера Хаггарда, из «Дочери Монтесумы» или из фильма «Апокалипсис» Мела Гибсона. Нет, это гораздо шире, потому что человеческие жертвоприношения, они могут вполне быть символическими. Не только, там, каких-нибудь слуг хоронить в могиле конунга или в кургане какого-нибудь князя или хана, но и это принесение, как например служение… отдавать как невесту божества какого-нибудь, это и весталки и, в общем-то, и монахини тоже. И несостоявшееся жертвоприношение Авраама, когда оно не получилось — из этого рождается совершенно новое верование. То есть книга достойная, обширная, но не кровавая. Для любителей вообще расчленёнки и страшных сцен это не пойдёт, потому что автор об этом специально говорит. Так что пожалуйста: shop. diletant.media, заходите, смотрите. Она очень высоко, эта книга, представлена, потому что она недавняя…
А. КУЗНЕЦОВ: Она совсем недавно, да, по-моему, у нас.
С. БУНТМАН: Да-да-да, недавно у нас появилась, так что вы долго её искать не будете, если вы захотите её купить. Итак. У нас…
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, а за кровью — это к нам, да, действительно, это к нам на передачу.
С. БУНТМАН: За кровью, пожалуйста, к нам. И вот сержант пошёл или… сам сержант?
А. КУЗНЕЦОВ: Сержант пошёл, да, сержант пошёл в полуподвальный этаж, где располагалась кухня. Включил свет — ничего не произошло, потому что лампочка, как потом выяснится, была заранее вывинчена. Была абсолютно рабочая лампочка, но она была вывинчена и лежала там на каком-то разделочном столике. Ну он при помощи фонарика, значит, её нашёл, ввинтил — всё забрызгано кровью. Прямо тут же лежало очевидное орудие совершения преступления — кусок свинцовой трубы, обмотанный изолентой. Он не сразу понял, что перед ним находится в большом брезентовом мешке. Оттуда торчал фрагмент ноги, и ему даже сначала… Он потом, когда будет давать показания, он говорит: «Мне сначала показалось, что это принадлежит кукле — настолько неестественного цвета была эта босая ступня». Но довольно быстро он понял, что в мешке находится тело, и тело принадлежало няне, молодой женщине, ей около 30 лет было, которую звали Сандра Риветт. Сейчас Андрей нам покажет её фотографию. Следующая вот после этой самой карты.
Она сравнительно незадолго до этого (там у них менялись няни, в том числе и с его нелёгкой руки), вот она поступила. У неё тоже там не очень удачно складывалась личная жизнь — она дважды была замужем, оба раза развелась, и вот в момент описываемых событий у неё был какой-то мужчина, с которым она встречалась обычно в четверг вечером. Потому что по её контракту один из её свободных выходных… Ну не выходных, а как сказать… Ну, периодов свободного времени — так-то она жила вместе с семьёй, — но вот вечера четвергов у неё были свободны, это было оговорено. Так получилось, и, видимо, это стало одной из причин трагедии, что она по каким-то своим обстоятельствам попросила вот на этой неделе ей поменять четверг на среду. И со своим, значит, другом, она встречалась накануне в среду, а в четверг, соответственно, она была дома, хотя у седьмого графа были все основания полагать, что её дома нет. И это немалое косвенное свидетельство в пользу того, что, так сказать, без него здесь дело не обошлось.
Его нету — мужчины нападавшего в доме нету, причём, естественно, полиция осмотрела внутренний садик и так далее — никаких следов, что кто-то там скакал по газону, перелезал через ограду и так далее. То есть, похоже, что все, кто в дом проникал, проникали через переднюю дверь. Он тем временем даёт несколько раз за эту ночь о себе знать. Во-первых, он звонит матери. Звонит матери и говорит: «Знаешь, вот ужасное что-то случилось, вот меня, значит, жена сейчас обвинять будет. Ты, пожалуйста, ни во что не верь, а самое главное — позаботься, значит, о детях, забери их к себе, потому что Вероника совершенно не в том состоянии, в котором ей можно с детьми иметь дело». В это время у матери уже находится полицейский. И она говорит: «Слушай, тут вот офицер полиции. Может, ты с ним поговоришь?» «Нет-нет, я утром сам появлюсь. Так и скажи, так ему и передай — я утром сам приду в полицию или позвоню. В общем, я сам выйду на связь».
Естественно, ни на какую связь он не выйдет. Около полуночи он приезжает в дом своих друзей, мужа и жены. Их фамилии Максвелл-Скотт. Но его, Иена Максвелл-Скотт, в это время дома нет — он в Лондоне задержался, они тоже принадлежат к светскому обществу, он задержался на какой-то там вечеринке. Значит, дома, соответственно, находится только его жена, Сьюзен. Она уже спит. Значит, седьмой лорд её будит и вываливает на неё такую историю: дескать, он шёл мимо своего бывшего дома, через окно увидел, что на кухне на Веронику напал какой-то мужчина. Он ворвался, значит, мужчина убежал, а Вероника на него начала кричать, что это ты подослал ко мне наёмного убийцу! Он тобой подослан! В общем, и поэтому совершенно очевидно, что теперь она будет его обвинять в том, что вот он, значит, совершил убийство няни, на саму Веронику набросился.
При этом, значит, он пишет письмо в доме вот этой своей приятельницы, пишет письмо своему свояку, вот этому самому Биллу Шанду Кидду, потому что они женаты на сёстрах, да? И письмо, которое потом будет одним из важнейших доказательств в этом деле, является, пожалуй, наиболее таким вот концентрированным изложением той версии, которую он представляет. «Сегодня ночью произошли ужаснейшие вещи, о которых я кратко рассказал матери. Когда я прервал драку на Ловер Белгрейв-стрит и нападавший скрылся, Вероника обвинила меня в том, что это я его нанял. Я отвёл её наверх, уложил Фрэнсис в постель», — это старшая дочь…
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: «…и попытался привести её», — то есть Веронику, — «в порядок. Она вроде бы успокоилась, но, когда я пошёл в ванную, покинула дом. Косвенные улики против меня серьёзны, если Вероника заявит, что всё это моих рук дело. Так что я залягу на дно на какое-то время, но я беспокоюсь за детей. Если получится, я хочу, чтобы они жили с тобой, а попечители из банка на Сент-Мартинс Лэйн оплатят школу. Вероника ненавидит меня и сделает всё, чтобы меня обвинили. Для Джорджа и Фрэнсис знать всю свою жизнь, что их отца обвинили в убийстве, будет слишком тяжкой ношей. Когда они подрастут достаточно, чтобы понять, объясни им, что такое паранойя, и позаботься о них».
Значит, из письма понятно, что его волнуют две вещи: его волнуют дети и его волнует, что она его выставит убийцей. Ну, по крайней мере так он это всё представляет. Она тем временем находится в больнице, но несмотря на то, что в неё вкачали оглушающие дозы всяких успокоительных и всего прочего, она сразу же, по горячим следам, как только полиция прибыла к ней для того, чтобы побеседовать, она излагает им такую историю. Значит, они были дома. Няня, вопреки обычному порядку четверговому, значит, осталась тоже ночевать и сказала (они были наверху) — я, пожалуй, схожу вниз на кухню, сделаю нам чаю, и ушла, и долго не появлялась. Минут двадцать её не было, когда Вероника решила, что она посмотрит, не случилось ли чего. Она, значит, спустилась по лестнице, на неё кто-то сзади набросился, она ужасно закричала, услышала голос: «Замолчи, заткнись!»
Как она потом будет утверждать, она сразу по голосу узнала мужа. Он начал её душить, она каким-то образом выкрутилась, изловчилась, ударила его в пах… В первой версии она не говорила, что теряла сознание. Потом она скажет, что она на какое-то время потеряла сознание. Когда она пришла в себя, над ней стоял её бывший муж, и тогда, якобы, она, чтобы спасти себе жизнь, сказала: «Ну что ты, ты вот убил няню? Ну вот да, так получилось. Ну тебя же, значит, осудят. Давай я тебе помогу, давай я тебе помогу скрыться, но только ты понимаешь, что тебе придётся несколько дней здесь просидеть в доме, никуда не выходя — у тебя же вот ссадины на лице, да? Пока это не заживёт, ты на люди показаться не сможешь». Они прошли наверх. Действительно, там их встретила старшая дочь — её отправили спать. А дальше он отправился в ванную смывать с себя кровь, а она выскочила из дома и побежала в соседнее здание, вот в этот самый паб, где, собственно, и произошло всё, что…
С. БУНТМАН: Какая-то мутная история. Со всех сторон. Мутная-премутная.
А. КУЗНЕЦОВ: Абсолютно мутная. Его слово против её слова. Но есть, конечно, и определённые материальные свидетельства. Но давайте сначала покончим, так сказать, с историей его исчезновения, потому что после всего этого он исчезает. Последний раз задокументировано — вот он приезжает к этим своим друзьям, которые проживают примерно в 75 километрах от Лондона, к югу от Лондона, в городке Акфилд — это Восточный Сассекс, и вот, значит, там его последний раз видели. Его собственный автомобиль, синий «мерседес», стоит около дома, около его дома — там, где он снимает квартиру на Elizabeth Street. Стоит, судя по всему, давно без движения — когда полицейские начали его осматривать, выяснилось, что там аккумулятор был в разряженном состоянии. А сам он несколько последних дней передвигается на небольшой, неприметной машинке, которую он взял у своего приятеля на несколько дней. Значит, судя по всему, это «форд корсар». И вот этот самый «форд корсар» на следующий день, 8 ноября, обнаружен в Нью-Хейвене — это ещё примерно 25 километров от вот этого городишки на юг. Это побережье.
С. БУНТМАН: Тот самый Ла-Манш, куда он хотел окунуть свою жену, да.
А. КУЗНЕЦОВ: Это тот самый Ла-Манш, куда он якобы хотел окунуть свою жену, совершенно верно. Значит, и машина припаркована на улице прямо посреди этого самого Нью-Хейвена. Машину, естественно, осмотрели. Что нашли в машине? В машине, в багажнике, нашли абсолютно такой же отрезок свинцовой трубы, тоже обмотанный скотчем — ну, не скотчем, изолентой.
С. БУНТМАН: Изолентой.
А. КУЗНЕЦОВ: Правда…
С. БУНТМАН: Причём второй.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну как, а вдруг первый испортится? Не знаю, но на втором — на втором — никаких следов никакого биологического материала, вторая труба не пригодилась, что называется. В машине обнаружены следы крови, но это явно совершенно его кровь, да? Потому что он — умыться-то он как-то там умылся, но, во-первых, на одежде совершенно очевидно кровь была, потом какие-то его ссадины — а, судя по всему, какая-то борьба всё-таки была у него с няней и, безусловно, была его с женой, какие-то его ссадины могли кровоточить. В общем, вот что дал осмотр машины. Его больше никто никогда не видел.
Естественно, полиция очень тщательно всё вокруг Нью-Хейвена — а там речное устье и, так сказать, Ла-Манш вот он, рукой подать — всё что можно прочесали, всё что можно протралили, но тело так и не нашли. Значит, соответственно, дальнейшие версии: либо что он всё-таки покончил с собой — возможно, какую-то лодку увёл, угнал, уплыл на ней подальше, и поэтому тело найти не смогли, да, камни привязал и утопился. Или это всё имитация, и он каким-то образом, значит… А там на самом деле, в принципе, на побережье города и порты-то достаточно густо раскиданы — он мог машину бросить, да, проголосовать или на такси добраться до порта, купить… Правда, паспорт его был обнаружен при обыске в его квартире, так что легально покинуть, значит, территорию Соединённого Королевства вроде бы он не мог. Ну, чёрт его знает.
С. БУНТМАН: М-да.
А. КУЗНЕЦОВ: А дальше проводится коронерское расследование — инквест, и проводится оно в чрезвычайно необычном формате. Значит, ну, две последние фотографии мы сейчас посмотрим. Значит, на первой фотографии — это человек, который будет возглавлять расследование и который потом на протяжении довольно долгого времени ещё будет, уже, ну, как бы из личного интереса заниматься его поисками, уже уйдя в отставку. Это человек, который на момент описываемых событий носил звание Detective Chief Superintendent — это один из руководителей лондонского уголовного розыска Рой Рэнсон. А вот на последней фотографии — на последней фотографии, значит, это коронер Гэвин Терстон, который и проводил, собственно, вот это вот коронерское расследование, которое называется инквест.
Мы не раз о коронерских инквестах в наших передачах, посвящённых Великобритании и США, говорили, но вот как раз настало время чуть-чуть поподробнее об этом сказать. Коронерское расследование не заменяет суд, это не суд. Коронерское расследование должно установить, насколько это возможно, факты в случае сомнительной смерти. В случае если это смерть либо неестественная — то есть в какой-то катастрофе, при несчастном случае, либо если смерть… Да, если очевидно, что совершено преступление, как в данном случае. Либо если смерть, может быть, и выглядит как естественная, но есть какие-то подозрительные обстоятельства, и эти обстоятельства хорошо бы провести. Коронер… Во-первых, по сравнению с прежними временами, когда это был, там, джентльмен, да, без особенной специальной подготовки, в Англии 20-го века коронер — это человек не просто с медицинским образованием, а с подготовкой судебного медика.
С. БУНТМАН: Угу.
А. КУЗНЕЦОВ: Кроме этого, он получает очень серьёзную юридическую подготовку для того, чтобы выполнять вот эти медико-юридические функции. Обычно в это время коронерское расследование проводилось без присяжных, но, в принципе, любой коронер, если он считает, что это требуется для дела, может созвать жюри — коронерское жюри присяжных. И в данном случае коронер это сделал. И особенность этого расследования заключается в том, что это последнее в английской истории — потом закон изменили в 1977 году — последнее в английской истории коронерское расследование, которое не просто констатировало, что смерть была результатом, там, покушения на жизнь, то есть что мы имеем дело с убийством, а прямо назвало человека, подозреваемого в убийстве.
То есть седьмого лорда Лукана коронерское жюри присяжных назвало, по их мнению, виновным в убийстве. Это не судебное решение и, если бы Лукан был, вот если бы до него физически можно было дотянуться, то дальше за этим последовал бы суд. Суд бы сам, независимо от коронерского инквеста, суд сам бы оценивал доказательства, суд сам бы пришёл к какому-то решению, но такого суда не было в связи с отсутствием главного подозреваемого.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, что говорит в пользу её версии. Что на самом деле не было никакого постороннего мужчины, а он сам, Лукан, напал на — сначала на няню. Возможно, в темноте, которую, судя по всему, сам устроил, вывернув лампочку, возможно, приняв её за жену. При свете это было невозможно, потому что жена — блондинка, эта брюнетка, а вот в темноте, видимо, возможно: у обеих волосы средней длины, обе худощавого телосложения, возможно, они примерно одного роста. Поэтому… Ну и плюс явно совершенно он был в такой вот ажитации, явно совершенно он не ожидал, что няня в четверг, когда у неё выходной, будет, может оказаться на кухне. В общем, это вполне возможно, что он убил няню, приняв её сначала за жену, потом поняв уже…
С. БУНТМАН: Ну да, как наиболее это выглядит стройно.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот главный аргумент в пользу её версии: не было найдено никаких следов постороннего ещё одного мужчины. Правда…
С. БУНТМАН: А его, а его есть.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, как сказать — его видели в окровавленной одежде, да? Его видела со следами крови вот эта самая его приятельница, к которой он приедет письма писать, да? Значит, его видела дочь родная, которая тоже будет давать показания — девочке всё-таки уже десять лет, и её тоже коронер опрашивал. Отпечатков пальцев его на кухне нет. Но я так скажу… И на орудии преступления тоже нет. Я так скажу: мне, честно говоря, это тоже дополнительно несколько подозрительно, потому что если бы история была правдива — и вот он ворвался с улицы… Ну да, он с улицы, ноябрь, холодно, он в перчатках: в перчатках он в любом случае — и если он замыслил преступление, и если он прибежал.
С. БУНТМАН: Ну, извините меня, обматывал, изолентой обматывал трубу, да ещё и запасная.
А. КУЗНЕЦОВ: Вот, так запасная-то всё дело и решает, потому что если бы не запасная в машине, то можно было бы сказать, что трубу-то принёс с собой убийца. Но то, что у него в машине такая же запасная — чистенькая, новенькая, готовая к употреблению — конечно, подрывает его версию очень сильно. И ещё один, на мой взгляд, тоже такой очень мощный гвоздь в гроб его версии заключается в том, что полиция провела следственный эксперимент и выяснила, что для того, чтобы с улицы через окошко кухни увидеть, что там происходит, нужно подойти прямо к этому окошку и довольно ещё таким прихотливым образом изогнуться.
С. БУНТМАН: Вглядываться.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, потому что окошко, значит, под потолком, да, этаж полуподвальный, и с улицы — вот просто с тротуара — через него ничего не видно. Чтобы было видно, что происходит на кухне, нужно специально этим, как говорится, интересоваться.
С. БУНТМАН: Ну и ещё обычно это там, там ведь такой небольшой ровчик обычно.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно!
С. БУНТМАН: В лондонских-то домах, да, в английских вообще. Что-то здесь всё какое-то такое…
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно. И вот получается, получается, что версия его не очень, так сказать, убедительна. Другое дело — что есть, конечно, сомнения, и книжка, которую я вот, значит, фрагментарно прочитал, фрагментами, к сегодняшней передаче, она как раз написана, там, одной журналисткой, которая в это время работала в Daily Mirror, заинтересовалась этим делом, потом проводила своё собственное расследование.
Она как раз считает, что его вина никоим образом не доказана. Есть люди, которые, как говорится, топят за его невиновность или, по меньшей мере, за недоказанность его вины, но я хочу сказать, что какая-то действительно очень тёмная история, и вот один из аргументов заключается в том, что по показаниям некоторых друзей как раз незадолго до убийства он стал поспокойнее, перестал постоянно вспоминать во всех разговорах, вот, значит, ненавистную жену и разлучённых с ним малюток, и родители сказали — да, вот он как-то вроде стал получше, если раньше он на каждом семейном обеде только об этом мог говорить, то потом он опять вернулся к каким-то вот старым темам, там, рассказывал о своих спортивных делах, о своих знакомствах и так далее. Но это показания родственников, это показания друзей, кроме того, на очень субъективную тему. Человек стал поспокойнее или не стал поспокойнее. Да он, может быть, и стал поспокойнее, но не настолько, чтобы что-то, там, не триггернуло, и он не слетел с нарезки.
С. БУНТМАН: Да и ещё поспокойнее он мог стать, заготовив две трубы.
А. КУЗНЕЦОВ: Приняв решение, заготовив две трубы, совершенно верно. Ну…
С. БУНТМАН: Да. Вообще вторая труба меня очень как-то… Как-то так.
А. КУЗНЕЦОВ: Ну, вторая труба убийственная, конечно, штука. Вторая труба убийственная штука. Ну и с…
С. БУНТМАН: Нет, что… там что-то очень, очень какое-то нездоровое даже во всех смыслах слова, даже по отношению к преступнику. Если он действительно убийца. Что-то такое вот очень какое-то нездоровое, какое-то болезненное, какая-то эта труба.
А. КУЗНЕЦОВ: Конечно, конечно.
С. БУНТМАН: И машина-то другая. Что он, тащил с собой, и в чужую машину перетащил, перетащил эту трубу? Или он на чужой машине приехал уже туда?
А. КУЗНЕЦОВ: Он приехал на чужой машине, он последние дни передвигался на вот этом самом «корсаре»…
С. БУНТМАН: А, то есть он самые последние дни, он как, не на порше, да. Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Он передвигался на этом «корсаре», то есть труба найдена в машине, на которой он передвигался последние дни. Кстати, похоже, что на последний вечер он планировал алиби. Или, по крайней мере, подкладку под историю, вот, с нападением, потому что у него на 23 часа был заказан ужин в дорогом английском клубе. Он два раза звонил в тот день, подтверждал свой заказ. Вот на 23 часа, нападение произошло где-то без четверти десять. Вот я и думаю — не планировал ли он провернуть это всё дело, примчаться в клуб, попытаться создать себе некое подобие алиби.
С. БУНТМАН: Ну, алиби такое, хилое. Хилое алиби.
А. КУЗНЕЦОВ: Хиленькое алиби, с другой стороны — он чуть ли не каждый вечер где-нибудь с друзьями ужинал, поэтому, в общем, действительно, это не что-то такое исключительное.
С. БУНТМАН: Ну да.
А. КУЗНЕЦОВ: А вот у разведённого второго мужа убитой няни — у него оказалось железобетонное алиби, вот его, конечно, тут же заподозрили: ну, понятно, убита женщина, а она с мужем была, с бывшим, в плохих отношениях, но вот насчёт него никаких подозрений не осталось, потому что у него алиби, которое выдержало все, что называется, проверки. Ну, а закон, как я говорил, изменили, и с семьдесят седьмого года коронеры уже не могут, даже опираясь на мнение присяжных — присяжных они по-прежнему могут привлекать, если считают нужным, но они не могут выдвигать персональные обвинения, это дело суда.
С. БУНТМАН: Вопросы из чата: что было с детьми потом?
А. КУЗНЕЦОВ: Значит, дети живы-здоровы, насколько я понимаю, старший мальчик, который стал восьмым, соответственно, графом, довольно…
С. БУНТМАН: Тоже был вопрос!
А. КУЗНЕЦОВ: Да, он, он не старый человек ещё, он мой ровесник, он шестьдесят седьмого года рождения. Он, значит, довольно долго добивался этого, потому что если наследство открыли в девяносто девятом — двадцать пять лет прошло, да? Безвестного отсутствия. То что касается вот всех этих лордских дел, ему пришлось ждать до 2016-го.
С. БУНТМАН: Бюрократы!
А. КУЗНЕЦОВ: Так что место в Палате, место в Палате лордов было вакантным.
С. БУНТМАН: Бюрократы, бюрократы.
А. КУЗНЕЦОВ: Дети, по-моему, все трое живы, а вот Вероника покончила с собой в восьмидесятилетнем возрасте несколько лет назад.
С. БУНТМАН: Всё равно история остаётся достаточно мутной.
А. КУЗНЕЦОВ: Да.
С. БУНТМАН: Конечно.
А. КУЗНЕЦОВ: За что мы и любим английские преступления.
С. БУНТМАН: Да.
А. КУЗНЕЦОВ: Для чего мы их так регулярно в нашу программу притаскиваем.
С. БУНТМАН: Да, так и… За что я люблю ещё англичан — что они никогда не открывают, если это было тайной или розыгрыш, или какая-нибудь вещь, там, под псевдонимом писать чьим-нибудь. В отличие от многих других они никогда не раскрывают ничего. Вот и тут тоже.
А. КУЗНЕЦОВ: В отличие от дела Бабченко* (признан в России «иностранным агентом), да?
С. БУНТМАН: В отличие — ну да, в отличие ещё, там, от Ромена Гари, да, Эмиля Ажара.
А. КУЗНЕЦОВ: Да, да!
С. БУНТМАН: Что всё равно хоть, хоть потом, после — там держат тайну здорово. Ну, поскольку.
А. КУЗНЕЦОВ: А у нас сегодня, Сергей Александрович, с вами семьдесят пятая послеэховская передача.
С. БУНТМАН: Постэховская семьдесят пятая? Замечательно.
А. КУЗНЕЦОВ: И четыреста сорок пятая вообще.
С. БУНТМАН: Матерь божья! Ну ладно. Хорошо! Да, но мы ещё поработаем. Столько же, и будем полстолько.
А. КУЗНЕЦОВ: Поработаем! Ужасно хочется поработать.
С. БУНТМАН: Да. Ну хорошо, ладно. Счастливо всем. Вот на этом мы сегодняшнее заканчиваем расследование. И до суда-то дело не дошло у нас, ага?
А. КУЗНЕЦОВ: До суда полноценного — нет.
С. БУНТМАН: Нет-нет-нет, это только расследование и, в общем-то, аргументированные, но предположения оказались. Хорошо. Всего всем доброго, до свидания, завтра у нас и в 17, и в 18 на канале «Дилетант», и завтра с Олегом Будницким мы по следам одной из статей последнего номера «Дилетанта» о театре в Орле, вот та статья замечательная совершенно, во время оккупации. Мы поговорим о прессе, развлечениях, культуре во время немецкой нацистской оккупации на территории Советского Союза. Вот поговорим об этом. Всего доброго, до свидания!
А. КУЗНЕЦОВ: Всего доброго!