Работал тамадой и диджеем, сидел в тюрьме, ходит на «Крестовский».
Вы точно помните этого питерского фаната, который выбежал на поле «Петровского» в мае 2014 года. Помните, потому что «Зенит» в предпоследнем туре проиграл «Динамо» 2:4 и упустил чемпионство. На 87-й минуте фанаты вырвались на поле – в том числе и 45-летний Алексей Нестеров по прозвищу Гулливер. Поравнявшись с капитаном «Динамо» Владимиром Гранатом, он зачем-то ударил футболиста по голове.
Судьи остановили игру и увели команды, «Зенит» получил техническое поражение, штраф в миллион рублей, два матча без зрителей и еще три – с закрытой фанатской трибуной. На следующий день начались поиски Гулливера – сам фанат рассказывал, что за ним охотились как за Чикатило. Гранат написал заявление в полицию.
При этом после матча с «Динамо» Гулливер свободно покинул стадион и даже не думал, что станет знаменитым – рассказал он в интервью Sports.ru:
– Спокойно вышел с сектора, встретился с ребятами, меня довезли до дома, поужинал, лег спать. Даже не было мыслей о случившемся. А утром встал, готовлю завтрак, включаю интернет и понимаю – это жопа. В тот день я гостил у родителей, они были не в курсе. Я удалил страничку Вконтакте, сказал маме: «Узнаешь все позже». Пару дней узнавал обстановку и отсиживался у друзей в Питере. Потом меня вывезли на трассу до Москвы – хотел встретиться даже не с Гранатом, а с московским хулиганьем, чтобы они поговорили с ним. Зачем писать заявление, когда вскользь что-то прилетело по голове? Никакого сотрясения там не было.
***
В офисе «Динамо» с фанатом говорить отказались, поэтому он вернулся в Петербург, пришел в «Зенит» и устроил пресс-конференцию, где извинился перед Гранатом и объяснил, зачем ударил футболиста: «Стадное чувство. Все получилось спонтанно, как во дворе. Или кто-то крикнул, или у меня в голове было: «Наших бьют!». Все сразу дернулись – своих же нельзя в обиду давать. Только так могу объяснить свое поведение. Я видел, что на поле началась какая-то потасовка. Мне казалось, что соперников больше и нужна помощь».
– Тебе стыдно за тот поступок?
– В моей жизни было и плохое, и хорошее – это моя жизнь. Оглядываясь назад, скажу, что все пережитое вспоминается как уроки, которые я должен был пройти, и стыдиться мне не за что. А Володя оказался порядочным мужиком, который не повелся на всю эту пыль.
– В чем порядочность Граната?
– Поступки говорят за людей. Заявление написали за него, а он пошел на мировую, не стал делать из мухи слона. Правда, тут возможны тайны. Единственное – знаю, что к нему по отдельности подходили два человека – мясной и конь – говорили с ним, чтобы история закончилась, то есть чтобы меня выпустили. Продолжения со стороны Граната не было. Все по-мужски.
Так и было: Гулливер отсидел 25 суток (а не 30, как говорили тогда) и вернулся к обычной жизни.
***
Гулливер живет в городе Пушкин с 2002 года, сейчас у него годовалый ребенок, поэтому в машине, кроме купленных батона белого и бутылки молока, лежит диск «Лунтика». В его темной легковушке без лого производителя мне запретили пристегиваться даже на переднем сиденье – говорит, у него так не принято.
Мы встретились в пушкинском баре «Килька». На входе висит стикер «Против современного футбола», поэтому внутри – приятный винтаж. Шарфы клубов РФПЛ (зенитовский – с фамилией Панова), атрибутика «Зенита», СКА и зарубежных клубов, портреты Карла Маркса и Лучано Спаллетти. Бар – с большим экраном, светлый, деревянный и совершенно не безнадежный. Рабочий класс и старички обедают салатами с майонезом и горячим. За соседним столом сидит опрятный дедуля – он утопает носом в стакане с морсом, еще перед ним стопка водки. Он обещает бармену не спать, но все же сползает на стол. Когда просыпается – вскакивает и лезет к нам: «Как я тут оказался? Так я же работал здесь два года охранником». Потом только ко мне: «А поговори и со мной, я тебе много расскажу». Наконец к официантке: «Будь моей женой». Гулливер спокойно его осаживает: «Замолчи и не мешай, иначе выйдешь из бара».
Мы берем с ним по стакану кваса за 40 рублей и начинаем. Гулливеру – 48, мне в два раза меньше, но мы говорим на ты. Так проще, к тому же Гулливеру нравится больше.
***
– Весна-2018. Где ты, кто ты, как ты?
– Все хорошо, маленький ребенок, которому год и три месяца, меня радует. Занимаюсь его воспитанием. Старшие дети приезжают в гости. Они – главные радости моей жизни.
– Сколько у тебя детей?
– Трое. Взрослые сын и дочь от первого брака, уже есть внуки. Маленький сын – от молодой жены.
– Ты хороший отец?
– Не знаю, не мне судить. То, что не дал детям в свое время, пытаюсь компенсировать сейчас.
– Как дети реагировали на ситуацию с Гранатом?
– Они знают папу, они папу понимали.
– Чем занимаешься сейчас?
– Без конкретики. Работаю сам на себя, у меня свободный график.
– Как появилось прозвище Гулливер?
– В 86-м году. Ехал на выезд в Вильнюс по вписке (в фанатской среде так говорят про бесплатный транспорт или жилье – Sports.ru), вычислили, что я без билета, ломился от проводника и бригадира. Бегу по составу, в пустом вагоне сидят наши фанаты, я говорю: «Надо меня спрятать». Ныряю в «гроб», где лежит тюк с бельем, и фанаты Малыш с Капелькой – оба за 100 кг – сели сверху, так что меня вдавило в белье. Просидел там минут десять, вытащили, тело затекло, меня положили на полку, один и сказал: «Ну ты Гулливер». Так и пошло.
– На многих фото с матчей ты в перчатках. Почему?
– Руки мерзнут, с возрастом кровообращение, видимо, становится хуже, да еще и много переломанных костей на руках.
– Что с руками?
– Дрался, но, прости, истории не расскажу.
– Ты родился в городе Апатиты (Мурманская область). Как там?
– Нужно жить и рождаться в таких городах. Это подножье гор Хибин, рядом одно из самых больших в стране озер Имандра. Горы – невысокие, но очень опасные и интересные. В детстве встречал там медведя. В сентябре мы с ребятами 12-13 лет пошли в горы, нашли в расщелине еще прошлогодний снег, поиграли в снежки. Спустились в низину к каким-то девчонкам, познакомились, поболтали. Возвращаемся и слышим визг – медведь зашел на стоянку к девчонкам, пошарил по рюкзакам и ушел. Они вернулись в лагерь, быстро собрались и ушли. Мы тоже не стали рисковать. Там от города всего три километра.
– Почему в таких городах, как Апатиты, нужно рождаться?
– Нужно было родиться в определенное время, когда не было разрыва связи поколений во дворах, как сейчас. Тогда старшие воспитывали младших, младшие воспитывали еще более младших. Правила – пацанские. Стой за своих и никогда не жалуйся.
– Какое правило ты пронес до сегодняшнего дня?
– Надо жить по совести. Если совесть говорит, что это нехорошо, так делать не надо.
– Удар по лицу Владимиру Гранату – поступок по совести?
– Трудно сказать – совесть или не совесть. Тут были эмоции, наши отношения с «Динамо» известны всем. Мне казалось: все бегут, и сейчас будет свалка.
– Что с Апатитами сейчас?
– В стадии разрухи. Раньше был хороший городишка: районный центр, филиал Горного института, под боком город-спутник Кировск, куда сейчас приезжают на горнолыжное склоны, сам ездил туда недавно. В Апатитах тогда была единственная в стране освещенная трасса для беговых лыжников. Встречал там Раису Сметанину (советскую лыжницу, четырехкратную олимпийскую чемпионку) – тогда все знали наших спортсменов в лицо. И с Ириной Родниной виделись, она приезжала рассказывать про Лейк-Плэсид в наше гороно.
У меня там осталась родня, правда, давно у них не был. Последний раз приезжал шесть лет назад – покататься на лыжах. Очень тянет на родину, особенно зимой, когда хочется хорошего снега.
– Каким было твое детство?
– Играли в хоккей и футбол, рубились на мечах и щитах. Брали пустые ящики возле магазинов, из них выстругивали мечи. Бочки превращали в щиты: снимаешь кольца, вот тебе три полукруглых щита, как у римлян из кино. К Новому году во дворе появлялась огромная куча снега, в ней рыли ходы и комнаты, катались с горок. Бывало, метель и пурга, не очень холодно (минус 15-20), но на улицу не выйдешь, потому что ветер сшибает с ног. У нас во дворе был садик – в такую погоду залезем туда, выроем ямы. Сверху дует ветер, мы лежим, интересно.
– Когда в твоей жизни появился Петербург?
– В Питере ходил еще в садик – меня на время перевозили родители, потому что работали там. Мечтал попасть в Суворовское училище, но опоздал по возрасту. Окончательно уехал в 14 лет – учился на фрезеровщика. Как раз был 84-й год, «Зенит» стал чемпионом. Весь город был взбудоражен, меня зацепило, и в 85-м впервые пошел на футбол.
«Зенит» – чемпион-1984
– Твой первый матч.
– Стадион Кирова – не помню, с кем играли – пошел на центральный сектор. Мне 15 лет. Увидел активное боление 33-го сектора, пришел туда, но понял, что никому там не нужен: друзей нет, вроде здорово, но некомфортно. Ушел на 47-й – тоже фанатский – был там заводящим. 33-й сектор считали себя так называемыми правыми, а мы были типа левые. Чем отличались? Правые ездили на выезда и дружили с фанатами «Спартака» и «Динамо» – тогда не было фанатских войн. У нас один мясной не выезжал из Питера, видели его на каждом матче. Они дружили и пьянствовали вместе. А левых – то есть нас – считали теми, кто не ездил на выезда и дрался с фанатами других команд.
– Как тогда болели?
– Несколько кричалок: «Во всем Союзе знаменит ленинградский наш «Зенит» и «Лучше клуба нам не надо, чем «Зенит» из Ленинграда». Помню мама товарища напечатала на типографии фанатский буклетик с песенками из мультиков, переделанными под фанатские. Носил розу (шарф – Sports.ru) – она должна быть строго три метра – только тогда она называлась розой. Мне связала мама: трехцветную в цветах клуба. Еще носили сине-бело-голубые пусера – такие джемперы, которые стоили очень дорого, 25 рублей. Правые часто обували левых на розы, значки, атрибутику. С меня пытались снять значки. Мы шли с футбола, к нам подошли ребята с 33-го сектора, с ними был тот самый мясной. Он снял с моих друзей значки со стрелкой, а я ему не отдал, получил по морде, ну и все.
– Почему не могли ответить правым?
– Они были сильно старше. Нам в основном 14-16 лет, а у них многим было по 20, были сильнее объединены, давно друг друга знали. А мы еще разрозненные.
– А самый запоминающийся выезд?
– Донецк летом 1986 года, мой третий выезд после Москвы и Вильнюса. С двумя ребятами ехал по вписке до Москвы. На цветах гуляли по городу, на мне была роза, потом на Арбате нас забрала милиция – один на уличном столбе начал писать «Зенит». Продержали, собирались отправить в спецприемник, но появился момент, когда мы остались без контроля, я сказал «бежим», мы и рванули. Двух ребят поймали, а я заскочил в первый попавшийся подъезд на улице Кропоткина: две девчонки постарше меня спускались, я попросил помощи. Завели меня в квартиру к их подруге, я там пересидел около трех часов, пили чай с печеньем, разговаривали. Им было интересно – до этого с фанатами никогда не сталкивались. Мне дали пакет, я спрятал туда розу. Одна из девчонок проводила меня до вокзала, дала пару копеек, я купил билет до Горловки. Мы обменялись контактами, виделись, когда приезжал в Москву, но со временем связи потерялись.
– Что было дальше?
– Ребят отвезли в Питер и отдали родителям, а я один поехал до Горловки. Уже без денег, голодный и холодный. После печенья с чаем у девчонок ничего не ел. В Горловке не получилось вписаться в электричку до Донецка: проводники стояли в каждом районе. Стрельнул денег на билет на автобус: «Выручите, мне надо в Донецк». Доехал, матч на следующий день, никого нет. Бродил по городу, спал в зале ожиданий на вокзале – ко мне подошел милиционер, оказался питерским, сказал: «Спи спокойно». А утром пришел поезд, я встретил наших ребят, мы пошли гулять по Донецку. Самого матча мы не видели.
– Как так?
– До последнего не покупали билеты – нас приехало 22 человека, думали, нас впишут сотрудники стадиона. Они к нам подошли, сказали: «Давайте за нами». Мы решили, что нас ведут на сектор. Все естественно на цветах. Но вместо сектора нас завели в отделение, забрали паспорта, продержали до конца матча в камере, не выпуская даже в туалет. Посадили в автобус, довезли до электрички и отправили до станции Ясиноватая.
– Что вы делали в отделении?
– Жестко угорали – что еще нам делать? Заряжали во имя «Зенита», еще сверху было окошечко и мы видели ноги болельщиков. Стучали в окно, спрашивали счет, нам показывали на пальцах. Матч закончился 1:1, потом по «Футбольному обозрению» на вокзале смотрели опасные моменты.
– Как на фанатизм реагировали родители?
– Когда поехал в Вильнюс и Донецк, вообще находился в бегах. У меня была договоренность, что мама отпустит меня в Вильнюс, но в последний момент не разрешила. Я просто развернулся и уехал. Две недели я поболтался, ездил с чужим ученическим. Когда в Москве сидел в милиции, назвал чужие данные. Спросили даже про меня настоящего. «В соседнем доме у тебя живет, знаешь такого?» – «Знаю, конечно, но где он сейчас – не в курсе. Он в розыске? Ну бывает».
Фанаты «Зенита» в Вильнюсе
– У тебя были какие-то деньги?
– Две недели проездил по вписке. Жил у друзей в Питере. Все на вписках и без гроша.
– Как вернулся домой?
– После Донецка жил у друзей. Приходит товарищ: «Тебя мама по телефону спрашивает, я не стал обманывать, что тебя нет». Мы поговорили, и я вернулся домой. Соскучились друг по другу, мне было нелегко, родители волновались. Мама даже с милицией шла по поезду, который ехал в Донецк. Я предвидел эту ситуацию, поэтому ехал через Москву.
– Как ты в это время учился?
– Учился хорошо, но из училища выгнали за непосещение, у меня пошли выезда, было не до учебы. В 90-е учился заочно. У меня незаконченное высшее по специальности технолог.
– Чем ты тогда занимался, кроме футбола?
– Жил и работал электриком в филиале Кировского завода в Тихвине (220 км от Питера), мне было 17-18 лет, изредка выезжал в город. От фанатизма немного отошел, не всегда удавалось пойти на матч. Потом – армия. Дальше – 90-е. Уже было не до футбола.
– Где ты служил?
– В Белоруссии. Из футбольных никого не было, но приобрел много хороших друзей, в основном белорусы, встречаемся до сих пор. Не жалею, что попал в армию – было угарно и интересно. Хорошая школа жизни, у нас не было дедовщины, в основном – землячество. Но вел я себя плохо (смеется – Sports.ru), никого не слушался, не вылезал из нарядов. Хотели и в дисбат отправить, но простили.
– Что после армии?
– В 20 лет работал осветителем сцены во дворце культуры Тихвина – проводил концерты Булановой и группы «Форум» (уже без Салтыкова), у меня была возможность зайти в гримерку, брал для друзей автографы. Подрабатывал на свадьбах как тамада и диджей одновременно, еще в видеозалах дворца ставил кассеты. Все свадьбы были веселые, мне было прикольно расшевелить всех, чтобы плясали от самых маленьких до самых старых, с бабушками выплясывал рок-н-ролл. Самая тяжелая свадьба, когда ко мне в начале праздника подошли жених и невеста с полным стаканом водки: «Давай за нас, за здравие». Свадьбу я провел, не отходя от стойки, держался, даже в зал не выходил.
– Сколько ты тогда поднимал денег?
– За два дня свадьбы я получал 60 рублей – это было почти каждые выходные. Плюс присматривал за аппаратурой на кабельном телевидении. В общем нормально у меня выходило по тем временам, по 300-400 рублей в месяц. В любое время мог взять с работы видеомагнитофон и смотреть кино.
– Как прошли 90-е?
– Я уехал в Питер и крутился здесь. Скажем так. Не хочу про этот период в жизни.
– Знаю, что ты сидел. Правда?
– Сидел.
– Расскажи подробнее.
– Это в прошлом.
– Вину признал или были подставы?
– Как правило, все было не по делу. Первый раз я сидел месяц в Крестах. Если человек виновен, его не будут держать месяц и потом выпускать.
Кресты
– Что самое важное в тюрьме?
– Везде оставаться человеком – самое главное правило не только в тюрьме.
– Какие там условия?
– Кресты – на шести нарах 12 человек, лето, Игры доброй воли-1994, жара. Самая жесть – что нечем дышать. Постоянно не высыпаешься, потому что днем жарища; только под утро подует ветерок, но уже подъем. Мы спали по 12 часов, менялись друг с другом, потому что все не могли уместиться на кроватях.
– Смотрели ли там футбол?
– В камерах были телевизоры, всегда смотрели сборную России, а чемпионаты тогда почти не транслировали. Просмотр – как и в кафе, радуются голам, огорчаются проигрышам. Все как везде в жизни. Если не могли посмотреть матч – расспрашивали охранников, обсуждали матч.
– Какие еще воспоминания?
– Неприятные – близкие страдают, ищут денег на адвоката, передачки.
– Включая историю с Гранатом, сколько времени ты провел в тюрьме?
– Три раза по месяцу.
– В «Московском комсомольце» писали, что на тебя заводили дело за избиение женщины. Это правда?
– Полнейший бред, меня за это не судили и не сажали.
– А были намеки на эту историю?
– Встречался одно время с девушкой, мы долго прожили, она в обиде на меня написала заявление. Потом забрала его, мы жили дальше. Может быть, журналисты нашли эту историю. Когда все закончилось с Гранатом, была мысль подать в суд на «Московский комсомолец» за неправду – просто не знал, с кем из юристов это сделать.
– Так ты ее ударил?
– Я женщин не бью. Мы просто разругались, и она в сердцах написала заявление.
– Она стала твоей женой?
– Мы прожили после этого полтора года, потом расстались.
– Когда ты сидел, у тебя была любовь?
– Я был один.
– Что ты делал в тюрьме?
– Читал, читал, читал. После Граната перечитал почти всего Акунина. В 90-е – почти всего Шекспира. Сейчас мой любимый писатель – Сергей Алексеев. Проза и фэнтези, про жизнь и нынешнее время, с элементами детектива и фантастики. Пока маленький ребенок, читаю меньше. С ним надо поиграть, вечером купаемся, спит беспокойно, режутся зубы, да и я рано ложусь – уже в 9-10 часов.
– Как зарабатывал на жизнь?
– По всякому. В 2000-х было тяжело – долго искал работу, кругом попадались мошеннические объявления и сайты. Потом наконец нашел – одно время занимался рекламой, сидел в офисе, ездил по выставкам. В 2007 году работал в строительстве – сначала прорабствовал, в дальнейшем стал большим начальником в нацпроекте, в моем подчинении были 100 единиц техники и 300 человек.
– Тюремное прошлое как-то мешало?
– Совсем нет.
– 15-16 лет – ты был в фанатизме. Потом заглохло. Когда ты вернулся на сектор?
– Начал возвращение в 2005 году. Я тогда работал в Самаре – в какой-то прессе даже мелькало, что я болельщик «Крыльев», а потом переметнулся к «Зениту». Такого не было, многие самарские фанаты и хулиганы меня знают. Тогда собирались на 19-м секторе «Металлурга», я ходил с ними в зенитовской розе, так что никаких вопросов ко мне быть не может. Я просто шел посмотреть футбол. Или получалось: они едут на выезд в Москву, а на следующий день там же играет «Зенит». Ехал вместе с ними. Помню, как шли на стадион Стрельцова на матч с «Москвой». Иду рядом с «Крыльями» в зенитовской розе, выскочили торпедовцы: «Фу, бомж». Кругом милиция, так что стычек не было.
– Ты вернулся уже на «Петровский». Что поменялось?
– Начал ходить на «Вираж» (где сидят активные фанаты «Зенита» – Sports.ru). Боление изменилось в лучшую сторону – организованнее, красивее. Особенно поразило, как мы поем. В Питере поют лучше всего в стране – это общепризнанный факт.
– Где ты был в 2007 году, когда стали чемпионами?
– Видел вживую в Раменском. Тогда я работал в том самом строительном проекте в Псковской области – раменские помогли с билетом на вип-трибуну, но я пошел на наш сектор. На поле выбежать не удалось – зацепился за сетку пуговицей пальто, повис, отверстие перекрыли, выскочили только семь человек. Через неделю встретился с друзьями в Питере: «Отмечаем чемпионство, пьем только шампанское».
Потом нашел себя на развороте журнала Total Football.
– А победа в Кубке УЕФА?
– Ездил в Манчестер, мне спокойно дали английскую визу. Это самый запоминающийся евровыезд, но жесткий и тяжелый. Шотландцев приехало 150 тысяч, хостелов и гостиниц не хватало, ночь провели на автовокзале. За это время было пять стычек – но они трусливые, хулиганья там не было, только пивные животы, которые кидались банками и бутылками. На кулаках боялись подойти. Бегут толпой, а потом врассыпную.
На трибунах – эйфория. Не особо верилось. Но слова из гимна «Кубок УЕФА наш «Зенит» возьмет» сбылись.
– Чем ты занимался вне стадиона?
– Чисто уличный олдскул 2007-х годов. Не организованные стычки, просто идешь, наши с кем-то дерутся, прибегаешь. Сильно жестких замесов не было.
– Твоему здоровью что-нибудь угрожало?
– Были угрозы, и не слабые, со стороны оппонентов. В 2008 году получил от мясных – мне сломали два ребра, в Питере нас накрыли в шесть утра, караулили после ночного клуба. Потом меня искали ребята из «Локомотива». Если бы я им попался, получил бы жестко, потому что принес им большие неприятности – какие именно, уточнять не буду.
– Самая крутая акция фанатов «Зенита» с твоим участием?
– Одиночная акция – в 2012 году с товарищем во время матча с «Амкаром» прямо с гостевой трибуны взяли их баннер и сожгли у себя на секторе.
– История с Гранатом. Тебя поддерживали?
– Люди на этапах передавали мне привет, потому что в тюрьме все постоянно пересекаются. Некоторые менты говорили: «Красавчик».
– В новостях писали неправду?
– Не было там никакого сотрясения, и не могло быть.
– Твое лицо узнавали?
– Думал, что будут узнавать, все время ходил в очках.
– «Зенит» пожизненно запретил тебе ходить на домашние матчи. Когда ты пошел в следующий раз на футбол?
– Поехал на какой-то выезд и пошел за компанию на «Тосно», когда они играли в Тихвине.
– А на домашний матч?
– Через несколько месяцев после освобождения, ведь запрет был виртуальным, без каких-либо официальных бумаг. Мне взяли билет на четвертый сектор, спокойно прошел. Три раза я ходил по билету, а в конце сезона на чемпионском матче с «Локомотивом» меня завернули. Зашли с ребятами на стадион, опоздали на первый тайм и пошли в кафешку. Выпили по бокалу пиву, вышли оттуда, а меня уже караулила охрана стадиона. Попросили билет, у меня не было: «Я его ребятам отдал, они вперед ушли». Сказал, что не пойду – они применили силу. «Ладно, пойду спокойно, не надо меня трогать». Они говорят, что у меня запрет посещения, отвели в подтрибунное помещение, составили протокол, вызвали стюардов, типа свидетелей. Я одному говорю: «Что ты пишешь объяснительную, будто я хулиганил?» – «У меня работа такая, мне сказали, я и пишу». Три раза рвали протокол, потому что я ничего не совершал, в итоге составили его общими усилиями с какой-то женщиной – видимо, юристом «Зенита». Все считали, что у меня есть официальный запрет, пугали 15 сутками.
В итоге я видел, как Кержаков бежал с кубком вдоль стадиона – мне дали посмотреть через пожарный вход. Сотрудники милиции понимали, что я никуда не побегу, отпускали покурить. Привезли меня в отдел, проверили, что нет никаких запретов, отпустили.
– То есть официального запрета не было?
– Конечно, но по тому липовому протоколу после матча с «Локо» мне выписали официальный годовой запрет на посещение любых спортивных мероприятий. Я все же один раз хотел попасть на футбол – поехал в Москву на «Спартак», на их новый стадион. Когда подъезжали на автобусе к городу, мне начали звонить из LifeNews, просить интервью. Получается, сейчас в прямом эфире будут показывать, как меня вяжет милиция, и мне выпишут запрет на пять лет. Пошел в бар «Кружка» недалеко у стадиона, у меня там были знакомые спартаковские ребята. Я был без цветов, какой-то народ заряжал плохо про «Зенит» и его болельщиков. В итоге я встал между ними и телевизором: «Кто из вас это сделает со мной?». Больше обидных кричалок не было.
– Потом было два суда. «Зенит» судился с тобой и хотел 350 тысяч рублей. При этом проиграл.
– На первый суд в 2015 году пришли охранники, которые меня брали – якобы я ругался матом, оказывал сопротивление и был без билета. «Зенит» тогда инициировал запрет. Через полгода после этого я узнал, что «Зенит» подал на меня в суд, хотят 350 тысяч за имиджевые потери. Когда у них имиджевые потери за поведение тренеров и игроков, они с них не берут, платит клуб. Я позвонил в «Зенит» – не буду говорить, кому именно, но шишка высокая. Мне говорят: «Приходи, обсудите – будешь по частям выплачивать». Я что у «Зенита» кредит взял? За что я должен выплачивать? По телефону сказал им, что не собираюсь этого делать. Они ответили, в суде разберемся.
Фанаты «Зенита» предлагали собрать денег, но я сказал, что против этого. Нашел хороших юристов (мне ничего это не стоило, помогли друзья), приехали в клуб. Я предлагал вместе собрать деньги и помочь детскому дому. Это точно лучше, чем заниматься судами, и в итоге никто ничего не получит. Они сказали, что собьют половину цены и красиво озвучат это для прессы. Я отказался – переговоры закончились. В итоге они проиграли суд. Подали апелляцию в областной суд – там ничего не поменяли.
– Почему?
– Потому что у меня правильные защитники, а они коммерческая организация, которая хочет возместить свои косяки за чужой счет.
– В чем косяки?
– Мы должны были стать чемпионами, но безвольная игра привела ко всему этому.
– Разочаровался в клубе?
– Игроки и клуб – это разные вещи. Есть те, кто действительно бьются за стрелку на поле, это одно дело. А это коммерческая организация, люди, которых ничего не интересует. Для них «Зенит» – средство для зарабатывания бабла.
– Сейчас запрет есть?
– Конечно, нет. Но пока не уверен в порядочности клуба – что я могу совсем спокойно ходить на стадион, что они не устроят мне подставу.
– Ты по-прежнему в движе?
– Правильнее сказать, что не в движе. Был запрет, я не ходил, с рождением ребенка не стало времени на посвящение себя движу. Я хожу на футбол, на Вираж, вижу ребят, приезжаю на чемпионат фанатов «Зенита». Вроде и в движе, но не в такой степени как раньше.
– Сколько раз ты был на «Крестовском»?
– Четыре раза. Первый раз пришел на Баклан-арену по чужому абонементу на обычный сектор, во втором тайме ушел на Вираж – я не могу спокойно сидеть и смотреть футбол. Надо поддерживать команду.
Сейчас нет драйва, как на «Петровиче». Футбол стал напоминать такое же шоу, как хоккей – с музыкой и прыгающими девочками. Тепло, светло, всем удобно, модно. Сели в рядочек, попили безалкогольное пиво, посмотрели на шоу перед матчем. Футбол становится театральным. Раньше – снег, дождь, мороз, ты раздеваешься по торсу. Чем сильнее ливень, тем громче кричали. В мороз минус 20 залезали на решетку и минут 10 заряжали по торсу. Вот это драйв. На «Крестовском» заряд идет нормально, но драйва нет.
Сейчас придешь на Вираж и думаешь – что это за люди вокруг? Молодежь нужна, но раньше она была спортивнее, злее, открытее. Теперь стало модно болеть за «Зенит», на стадионе много лишних людей. Вираж стал меняться – может это и лучше. Время покажет.
