Был у меня одноклассник, Давид. То ли из курдов, то ли из езидов. Черт их разберет. На вопросы о происхождении его мама говорила, что дома говорят "на русском и своем", и в церковь нашу ей нельзя, потому что "мы не мусульмане, нет, вы шо, но бог у нас свой", а что это "свое" и как называется - сказать не могла. Возможно, из-за скудного словарного запаса. Говорила на русском она бойко, но с сильным акцентом и иногда тяжело подбирала слова.
Давид был вполне себе нормальным парнем. Быстро от "еей ты" перешел к "Мари Вана" в обращении к классной, а мать свою называл "Машка" и "эта чушка". Но говорил чисто, почти без акцента. Ну а с чего акценту быть, если они из "своей страны" уехали сразу после его рождения? (Или специально ездили туда, чтоб на родине родился, чтобы паспорт не делать и его в армию призвать не могли. Тут показания матери и самого Давида расходятся)
Я росла на советских книжках про дружбу народов и было даже приятно, что у нас есть национальное разнообразие. Были в классе белорус, украинец, обрусевшая не в первом поколении цыганочка и вот этот маленький джигит, у которого уже в 3 классе начали пробиваться черные усы.
Это было где-то в 5 классе. Вернулся он после лета на Родине (названия которой мы так и не узнали, сказал только, что в горах) вообще другим человеком. Он был веселым, но спокойным и уравновешенным пареньком, а вернулся мелким дьяволом. До этого мог злословить, но явно ни на кого не залупался, тем более что наши девочки любое неуважение к себе быстро пресекали кулаками. А тут... ну просто подменили человека. Начал кривляться, делать подлости и... заговорил с диким, почти карикатурным акцентом. Мы даже думали, что прикалывается. Но это сохранилось по сей день.
К нему быстро приклеилась кличка Абу. В честь обезьяны из Алладина.
Любимым развлечением Абу стал мазохизм. Он методично донимал старших. Подбегал, пинал по коленям или бил в пах (иногда кастетом), пулей отбегал достаточно далеко, чтобы иметь фору, но чтобы все слышали, как он своим тоненьким голоском рассыпается в издевках. В общем, всем видом своим и пластикой пародировал шакала Табаки или героев Непосредственно Кахи, а не Абу.
Старшаки либо в момент удара хватали его за шкирдяк, либо через пару минут ловили в ближайшем углу. И стоило любому из них, даже самому безобидно выглядящему и хилому, схватить его за ухо, как раздавался пронзительный вой.
Абу верещал, как будто его режут, убивают и насилуют одновременно, падал на колени, плакал, молился, изображал сильнейшую боль, клялся матерью, что больше так не будет... Чем в первые несколько раз ставил старшеклассников в неудобное положение. Абу был маленьким и щуплым (жилистый, духом сильный) и бить его было опасно. И на этот вой вполне могли слететься учителя или коридорные дежурные.
От неожиданности или от осознания собственной уязвимости его отпускали. Он замолкал на полуслове своих причитаний и клятв и тут же пускался бежать, выкрикивая на ходу:а ты пидразадая чурка черножопая ахахаха".
Так могло продолжаться по мнооого раз подряд. Обычно на второй или третий его уже прям ногами били. Но и после этого он вставал и, утирая сопли, называл всех чурками. Жизнь ничему его не учила. И мы дружно пришли к выводу, что ему нравится боль.
После над ним ставили эксперименты. Орать от "боли" он мог начать раньше, чем до него дотрагивались. Как-то раз завуч пришла на крик в раздевалку. Он стоял в углу, зажмурившись, и самозабвенно орал, что его убивают, а старшеклассник стоял просто рядом, облокотившись на стену, и наблюдал за представлением. После пары минут воплей Абу открыл глаза, увидел учителя, подбежал с жалобой, а ему сказали, что за такие фокусы еще добавят. Обиделся.
На следующий день пришел отец разбираться. Говорил, что притесняют по национальному признаку. Но под натиском всех задолбавшихся учителей сдался и пошел наваливать люлей сыну.
К слову, чуркой его и не называли никогда. Как-то не принято было. Кроме него у нас в небольшой деревне еще 3 семьи таких было. Все относительно адекватные. Чурками называли только цыган, да и то "не наших", из соседней деревни, которую они полностью заняли. А вот у Абу это любимое оскорбление было. Даже нашу классную так пытался называть. Она сначала заступалась за него, ведь вот человек, ревет, орет, больно ему... А потом разглядела или спросила у старших ребят, что он о ней говорит на своем наречии.
Жалобы матери ни к чему не приводили. Жили они рядом, так что она часто приходила, внимательно выслушивала претензии, кивала, а потом заводила тягучую шарманку причитаний, как плакальщица на похоронах собственного воспитания, рассказывая как он ее не слушается, бьет и в лицо плюет, и как она ничего сделать не может, только отца малой слушается. Этот плач Зульфии растягивался на часы. Абу в такие моменты презрительно плевал матери под ноги, бурчал что-то на своем и уходил.
Иногда он делился с мальчишками своим сокровенным знанием. Так слова "абрек" и "ара" стали у нас общепринятыми ругательствами.
Мне было грустно видеть, как из адекватного человека Давид превращался в скотину, а семья его это будто поддерживает, хотя другие их дети вполне адекватны и в разной степени социализированы. Когда другие 2 семьи русифицировались через какую-то свою общину, помогающую делать гражданство, это семейство зашкерилось, чтобы к ним не приставали с предложениями помочь. Согласились только сделать справку о рождении, чтобы была хоть какая-то бумажка для сдачи экзамена. Школа настояла. Долго не хотели делать, ведь, по их словам, для этого надо было ехать на Родину за какими-то документами.
Паспорт он в итоге не получил. Сдал экзамен в 9 классе и ушел на вольные хлеба работать пастухом. Из мелкого Абу вырос большой бубузьян.
Лет 5 назад видела его в последний раз. Проезжала мимо на велике, когда он гнал коров, и не узнала в этом мужике с шахидской бородкой, который бросался мне под колеса и что-то невнятное орал, своего знакомого.
Я тогда знатно испугалась, а потом мне рассказали, что это был он и просто пообщаться хотел. И что теперь рассказывает всем по деревне, как страшно я его обидела, отказавшись разговаривать, и вообще зазналась, городская...