Радикальные националистические проекты украинского сепаратизма.
Итак, не пройдя до конца общеобразовательной национальной школы в России, украинское национальное движение непосредственно перешло в ярко политическую галицко-австрийскую школу, не только далекую от каких бы то ни было общерусских интересов, но во многих отношениях прямо им враждебную.
Конечно, только полной неосведомленностью правящих сфер могут быть объяснены эти повторные обвинения русского украинофильства в причастности к польской интриге. Стремления польских деятелей восстановить историческую Польшу неизменно встречали в украинской среде резко отрицательное к себе отношение. Поляки со своей стороны были склонны видеть в украинофилах своих политических противников. В 1863 г. в книге «Польша и ее южные провинции», изданной по-французски В. Мицкевичем, между прочим, говорилось, что выходящий в Петербурге журнал «Основа» более вреден для поляков, чем московский «День».
Идея сепаратизма была чуждой украинофильству на всем протяжении XIX века. Старейшие участники украинского движения, члены первых, харьковского и киевского, кружков – Котляревский И.П., Гулак Н.И., Гоголь В.А. (отец), Квитка-Основьяненко Г.Ф., Стороженко А.В. и др.– были не только добрыми русскими гражданами, но и убежденными монархистами. Полной политической благонамеренностью отличались также и члены киевского кружка 1870-х гг. Они отрицательно относились к заграничной деятельности Драгоманова М., находя, что не нужно раздражать правительство против украинской литературы в России заграничными радикальными и вообще политическими публикациями. Более левонастроенные участники украинофильского движения были, тем не менее, также чужды идеям политического сепаратизма. Члены Кирилло-Мефодиевского братства, как известно, были федералистами. В 1860 г. Н.И. Костомаров, бывший братчик и будущий руководитель «Основы», в своей анонимной статье в «Колоколе» А.И. Герцена, другими словами, имея возможность высказывать свои взгляды с полной откровенностью, писал: никто из нас и не думает об оторвании Южной Руси от остальной России. Даже такой убежденнейший сепаратист, как И. Борщак, подводя в своих французских статьях итог украинскому национальному движению XIX в. и отыскивая в этом прошлом малейшие намеки на сепаратистскую идею, все же в своих заключительных выводах вынужден был признать, что в течение всего XIX в. вожди и ответственные теоретики украинского движения были за славянскую федерацию и не высказывали намерений порвать с Россией. Оглядываясь впоследствии назад, прямолинейные сепаратисты только радовались, что своими ошибками русское правительство переместило руководящие центры в австрийскую Галицию, являвшуюся, по словам самих сепаратистов, гнездом мазепинского духа.
Украинское движение в Галиции, хотя и возникшее значительно позднее чем в России и долгое время находившееся под сильным влиянием русского украино-фильства, начиная с 70-х гг. XIX в., стало развиваться в весьма быстрых темпах и притом в атмосфере сильно накаленной политической борьбы, созданной сложными и меняющими польско-русинскими взаимоотношениями и в немалой степени определяемой также и внешними отношениями Австрии к России.
С 1897 г. виднейшую роль в украинских галицких кругах начинает играть М. Грушевский. Борясь за преобразование народно-демократической русинской партии в радикальную и добиваясь выделения всех украинских земель Галиции в автономную область с отдельным сеймом, избираемым на основе всеобщей подачи голосов, М. Грушевский продолжал оставаться в русле драгомановских традиций. Но вместе с тем, не без влияния М. Грушевского, в недрах местных украинских партий, за исключением, конечно, москвофильской, в то же самое время зрели и те тенденции, с которыми М. Драгоманов считал своим долгом бороться.
Говоря его словами, это были тенденции, если не сепаратистские, то националистически-партикулярные: антагонизм против всего великорусского. Дальнейший шаг в том же направлении должен был уже неминуемо привести к политическому сепаратизму, притом с острием, направленным в первую очередь против России. Этот шаг и был сделан в 1900 г. революционной украинской партией (РУП), провозгласившей сепаратистские лозунги в своей брошюре Самостийна Украина, изданной во Львове.
Традиции старой русской украинофильской школы были, однако, еще столь сильны, что, когда в начале XX века руководство украинским движением, по край-ней мере, частично вернулось в Россию, то галицкая его окраска не замедлила не-сколько поблекнуть. К 1904 г. на русской почве РУП распалась, а вышедшие из ее недр украинские партии уже более не настаивали на отделении от России, довольствуясь в качестве максимума федерацией и в качестве минимума областным самоуправлением (Спилка).
Это смягчение требований со стороны многих украинских деятелей сопровождалось, однако, рядом серьезных оговорок. В 1906 г. М. Грушевский писал, что полная самостоятельность и независимость является последовательным, логическим завершением запросов национального развития и самоопределения всякой народности, занимающей определенную территорию и обладающей достаточными задатками и энергией развития... От стремления к созданию собственного государства может удерживать только сознание, что принадлежность к данному государственному союзу дает слишком осязательные выгоды и преимущества. Совсем не-давно А. Лотоцкий, принадлежащий к числу видных украинских сепаратистов, вы-ступил даже с утверждением, что, если покоренные народности от 1905 по 1917 гг. ограничивались требованиями автономии или федерации, то они делали это только потому, что обстоятельства диктовали им эту тактику; позднее, как только наступил подходящий момент, они определенно поставили проблему своей независимости. Это, конечно, не так. Сам А. Лотоцкий сделался сепаратистом только в начале 1918 г., хотя обстоятельства не мешали ему сделаться самостийником несколькими месяцами раньше. Все же галицкая окраска не сошла окончательно с украинского движения и в русских условиях.
То положение, которое многие влиятельные украинские деятели заняли в украинском вопросе, начиная с конца XIX и начала XX вв., не может быть названо иначе, как состоянием неустойчивого равновесия. Люди, пребывавшие в таком состоянии, могли не выдержать особо сильных испытаний или слишком больших соблазнов. Так оно впоследствии и случалось. Тем не менее, ряд испытаний эти люди все же выдержали, в том числе и столь серьезные, как первые годы войны.
Правительства центральных держав были, конечно, прекрасно осведомлены о сравнительно неустойчивых политических позициях украинских лидеров в России. Кроме того эти правительства знали также, что пожелай только они в целях ослабления России использовать внутрирусские национальные несогласия, как тотчас на соответствующий их призыв откликнется немалое количество предприимчивых людей, всегда готовых в моменты обострения разного рода кризисов всеми правдами и не-правдами пробиться на авансцену», - писал Д. Одинец.
Из этого статьи Дмитрия Михайловича стоит сделать вывод том, что впервые тенденцию к сепаратизму проложил М. Грушевский, позже ее поддержали РУП и Лотоцкий.
Накануне Первой мировой войны украинские буржуазно-националистические партии Галиции, Буковины, Закарпатья были включены в борьбу против России на стороне австро-германского блока.
Формулой украинских националистов была «язык, нация, культура, территория, суверенность». Они считали, что Украина должна быть самостоятельной, Польша рассматривалась националистами как фактор для достижения самостоятельности без объединения с ней.
И после вхождения Украины в СССР, национализм продолжал существовать. Основным центром являлись территории Галиции.
В движении националистов участвовала и Украинская академия наук, которая включала в себя наибольшие силы националистов.
С ростом большевистского движения развивалась тенденция, которая была направлена на отделение Украины от России. И националисты заговорили об отделении тогда, когда встала угроза перед революционной войной, направленной против эксплуататорского класса. При этом учитывалось то, что большинство украинского народа были за идею социалистической революции. Националисты не рискнули вести войну против советской власти под флагом защиты классовых интересов. Они предпочли классовое содержание спрятать под оболочку национальных лозунгов.
Существовала шовинистская группировка научных работников в Днепропетровске, которую возглавлял украинский историк Эварницкий. «Если бы Украина восстановила свои старые права, тогда была бы совсем иная жизнь, не было бы дурацкого шума поездов и заводов, жульнических церабкоопов, никаких антенн – была бы широкая степь, старые украинские лавки с сукнами, медом и т.д. Жидочков всех в Палестину, Афонек в Москву отправили бы, и зажил бы вольно наших украинский народ», - говорили члены этой группировки.
Сепаратистские тенденции присутствовали и среди членов КП (б) У. К примеру, в Харькове работал коммунист Сологуб. Для чекистов Украины его деятельность была не очень ясной, но неоспоримым фактом являлось то, что она носила сепаратистский характер. На сессиях ВУЦИК Сологуб отстаивал положения, под которыми подписывались представители украинской контрреволюции.
Вызывали подозрения и выступления Хвылёвого, который разбирал направление украинской литературы. В его выступлениях присутствовал вопрос о развитии культуры в Украине. Хвылёвого поддерживали довольно значительные националистические слои. Националисты уделяли много внимания его выступлениям, предсказывая тем самым раскол КП (б) по национальной линии. Доленко говорил о выступлениях Хвылёвого: «Гринько и Шумский пока еще шатаются, склоняясь то в одну сторону, то в другую, но Хвылёвого мы можем поддерживать. На украинских коммунистов мы должны оказывать наше влияние и проводить нашу работу так, чтобы они не отходили от нас, а вместе с нами боролись за украинизацию, за Украину». К середине 1930-х годов острота украинского сепаратизма была снята. Большая часть националистов, которые избежали репрессий и ушли в Галицию – Западную Украину, Германию и другие страны. Большинство стали руководителями эмиграции на службе у фашистской Германии. В то время они боролись за самостоятельную Украину.
Идея сепаратизма нарастала с приходом большевистского движения, но его острота была снята после окончания Гражданской войны вследствие заигрывания большевистской власти с умеренными украинскими националистами и жесткого подавления любой легальной оппозиции.