Доверие зарабатывается годами, а потеряться может в один момент. И начинается всё с мелочей.
Дома, играя, дочка случайно посадила себе занозу. Где она её умудрилась найти? Поскольку в доме я, то её заноза - мои проблемы.
- Ну, ничего страшного, - говорю. - Сейчас вытащим.
А у неё, видимо, опыт вытаскивания заноз уже есть. С воплями убежала. Но куда в квартире убежишь? Тихонько, чтобы не быть похожим на Фредди Крюгера, за ней иду, и, издали, чтобы не испугать, начинаю осторожненько разговаривать.
Сначала убеждаю, слегка улыбаясь: - Да это ерунда, это почти что не больно.
Не действует.
Потом убеждаю, слегка посуровев: - - - - Это очень нужно и, если не вытащить, то очень опасно.
Тем более не действует.
Она забилась в угол, я стою от неё метра за два, и не знаю, что ещё делать. Силой не хочу.
- Ладно, - говорю. - Тогда давай продезинфицируем, прекисью. Это надо сделать сразу, и это, ну, почти не больно.
Мне-то кажется, что и совсем не больно, но оставляю это "почти", чтобы быть предельно честным. Маленькие ведь по-другому чувствуют.
- А потом уже вытащим. Но обязательно сегодня, до вечера.
Вижу, что слОва "дезинфекция" она ещё не знает, и отторжения нет. Смачиваю ватку и даю ей.
- Ну, давай сама. Осторожненько.
- А теперь, давай, я посмотрю, как у тебя получилось.
- Ну, вот, всё, можно играть теперь, но всё равно вытащить надо. Сегодня.
Этим рефреном "сегодня" я, конечно, поддавливаю, но очень осторожно. Я сегодня за ребёнка отвечаю, и свою работу на других не перекладываю. Понимаю, что всё надо сделать самому, без мамы и бабушки, и сегодня.
Далее день идёт своим чередом, но всё же чувствуется, что предстоящая процедура висит чёрной грозовой тучей, и от души веселиться мешает. Зато у нас с дочкой полный контакт. И пятнашки, и обнимашки, она меня не боится.
И тут мне в голову приходит светлая идея.
- Доча, слушай, а давай, я тебе на себе покажу, как я занозу вытаскиваю.
Смотрит настороженно, но не убегает. Приношу иголку, начинаю по-честному ковырять себе ладонь, и объяснять, что я чувствую. Вот здесь сидит заноза, но сверху кожа грубая, и мне не больно. Доковырял до того места, где больно. Рука у меня невольно дрогнула, и она это заметила.
Дальше врать, что не больно, бессмысленно. Я, вообще, ни разу в жизни дочке не соврал. И не говорил той полуправды, которая есть наихудшая ложь, если не знать другой половины.
- А вот здесь, доча, правда, больно. Но не сильно. Придётся потерпеть. И это быстро. Чик - и всё.
Сказал, и ещё раз тюкнул себя иголкой. Теперь я был готов, и рука не дернулась.
Смотрит недоверчиво, испуганно, но остаётся на месте.
- Ну, давай?
Убежала. Снова все повторилось, но в укороченном варианте. Убеждения, недоверие, "ну, ладно, потом". Через некоторое время пробую другую идею.
- Знаешь, а давай теперь сама. Вот тебе иголка, только осторожно. А я рядом постою.
Потрогала занозу иголкой. Дошла до места, где больно. Смотрит на меня огромными глазищами, готовыми заплакать, и мне самому страшновато. Это ведь операция не на руке, это операция на нежной душе маленького человечка. Чуть перегнул, силой заставил, и всё, шрам на всю жизнь.
- Ну, - говорю, - хочешь, можно ещё подождать. Но вытащить всё равно придётся. Сегодня.
Подумала. Отошла всторонку. Постояла. Снова подошла. Воткнулось в меня своими влажными глазищами. И ПРОТЯНУЛА МНЕ РУКУ.
Дальше - ничего сложного. Занозу вытащить - ерунда. Все это знают. С тех пор и дочка тоже.