Старое городское кладбище расположено в Кладбищенской балке, между горой Рудольфа и Карантинной бухтой, и отделено от Загородной балки Кладбищенской высотой. В настоящее время занимает площадь 20,51 гектара. Кладбище относилось к некрополям нового типа, возникавшим не при церквях, а за городской чертой. Расстояние от последних городских построек регламентировалось законодательством Российской империи и должно было составлять не менее 100 саженей (213,4 м). Такие «общественные кладбища» содержались на средства городских обывателей. Точное время возникновения некрополя неизвестно. Краеведы полагают, что оно – ровесник города, однако документальных подтверждений этому пока найти не удалось. Любопытно, что такой внимательный и тонкий наблюдатель, как венесуэлец Франсиско де Миранда, посетивший Севастополь в конце декабря 1786 года и совершивший на шлюпке экскурсию в древний Херсонес, описывая в дневниках своих Карантинную бухту, ничего не говорит о городском кладбище, которое должно было хорошо просматриваться на пустынном берегу. Возможно, это объясняется тем, что могил было еще немного. При полевых обследованиях был обнаружен фрагмент известнякового надгробия, которое можно отнести к декабрю 1801 года. Самый же старый из четко датированных сохранившихся надмогильных памятников относится лишь к 1812 году, но некрополь, без сомнения, возник раньше. На хранящемся в фондах РГГВИА «Плане древней развалившейся с городовым строением крепости Таврического Херсонеса, с показанием облежащей вокруг ситуации на 1 версту» 1811 года городское кладбище уже обозначено и занимает значительную территорию. Первые записи о местах захоронения «в Севастополе на кладбище» и «на Севастопольском общем кладбище» появляются лишь в конце 1820-х годов в метрических книгах Адмиралтейской Николаевской церкви, а несколько позже и греческой Петропавловской церкви. Нет оснований утверждать, что некрополь в Кладбищенской балке возник в 1783 году, но, думается, к 1794 году, когда начали активно возводиться береговые укрепления Южной стороны, потребность в нем стала особенно острой. Сотни нижних чинов и рабочих трудились на строительстве батарей, казарм и городских зданий в суровых условиях неустроенного быта, нехватки питьевой воды и перебоев в снабжении. Озера в верховьях бухт были рассадниками малярии и сезонных лихорадок. В период с 1794 по 1805 год недалеко от Кладбищенской балки, на водоразделе между Артиллерийской и Загородной балками, были выстроены казармы сухопутных войск. Здесь же располагались корпуса сухопутного госпиталя, просуществовавшего на этом месте вплоть до Крымской войны. Умерших в нем хоронили, скорее всего, на общем для христиан разных направлений (православных, католиков, протестантов) городском кладбище. Сказанное подтверждается динамикой численности умерших лиц, зарегистрированных в метрических книгах севастопольских церквей в 1794–1800 годах.
Самое раннее изображение севастопольского общего кладбища удалось обнаружить на полях морской английской карты 1853 года из фондов Австралийской национальной библиотеки. Она выполнена по русской топографической съемке 1836 года, но, судя по отсутствию на рисунке здания церкви, само изображение можно отнести к более раннему периоду. Церковь на кладбище была построена стараниями вице-адмирала Филиппа Тимофеевича Быченского, занимавшего в то время должность главного флотского начальника в Севастополе, только в 1820 году. Ф. Т. Быченский дважды – в 1816 и 1817 годах – письменно обращался к архиепископу Екатеринославскому, Херсонскому и Таврическому Иову с просьбой разрешить ему построить на могиле брата, кронштадтского капитан-командора Ивана Быченского, погребенного на местном кладбище, каменную часовню длиной четыре сажени, а шириной – три, «которая кроме памятника была в общую пользу при погребении мертвых, и исполнении в ней по вере богослужения...». Наконец разрешение было получено, и в июле 1818 года строительство началось. Как быстро оно продвигалось, неизвестно, но 28 июля 1820 года в письме архиепископу Иову Ф. Т. Быченский отмечал: «С Божиею помощью и благословением вашим в городе Севастополе на кладбище над гробом умершего брата моего построена собственным моим коштом часовня.
Построенная в 1820 году во имя Всех Святых церковь была соборно освящена первоприсутствующим Симферопольского духовного правления протоиереем Василием Чернявским 24 июля 1821 года с надписанием Антиминса. Автор проекта церкви, выстроенной в стиле зрелого классицизма, неизвестен. Здание сложено из пильного известняка местного крымбальского месторождения. Первое описание храма и его внутреннего убранства находим в описи церковного имущества севастопольской церкви Всех Святых от 18 декабря 1823 года, где указано, что церковь «каменная, покрытая железом с каменною колокольнею и обведена оградою», колоколов три (один от морозов треснул), иконостас деревянный «гладкой работы, рамы и кармазы (карнизы? – Ред.) резные, покрыты белою краскою и по резьбе позолотою». Все это, а также шесть икон и еще многое другое – приобретено «тщанием и иждевением Его Превосходительства Флотского в Севастополе Начальника Контр Адмирала и Кавалера Филиппа Тимофеевича Быченского». Среди многочисленных жертвователей церкви, указанных в описи, – офицеры гарнизона и флота, их жены, моряки и служащие различных флотских экипажей, купцы, шкиперы, жители города всех сословий. Вероятно, отдельно стоящая каменная колокольня была построена в 1821–1822 годах, а впоследствии соединена с храмом. На плане Севастополя 1837 года они показаны уже как единое сооружение. Возможно, именно с этим обстоятельством связано вторичное освящение Всесвятской церкви настоятелем Балаклавского Георгиевского монастыря митрополитом Хрисанфом в 1822 году. Таким образом, здание Всесвятской церкви приобрело трехчастную композицию, включающую церковь, трапезную и колокольню. Вице-адмирал Ф. Т. Быченский вплоть до самой смерти поддерживал Всесвятскую церковь пожертвованиями. Он скончался 13 марта 1829 года в возрасте 87 лет и был похоронен в построенной им церкви рядом с братом. Медная доска с посвятительной надписью «Здесь погребен вице-адмирал Филипп Тимофеевич Быченский, коим сооружен кладбищенский храм» и иконой Христа Спасителя была установлена над жертвенником в алтаре церкви.
В годы Крымской войны 1853–1856 годов территория городского кладбища не сразу оказалась в зоне боевых действий, однако воинские захоронения появились здесь уже с началом военных операций флота. В бою парохода «Владимир» с турецким «Перваз-Бахри» 5 ноября 1853 года был убит лейтенант Г. И. Железнов. В метрических книгах севастопольских церквей за 1853 год удалось выявить и других воинов, погребенных на городском кладбище в этот период. Среди них раненный в Синопском сражении боцман 33-го флотского экипажа Виктор Денисович Васюков (1809?–01.12.1853), умерший «от ушиба на брани». В июне 1854 года на городском кладбище появились могилы боцманмата 38-го флотского экипажа Емельяна Ивановича Величкина (Величко) (1820?–21.06.1854) и мичмана Аполлона Дмитриевича Скарятина (1832– 22.06.1854), скончавшихся в морском госпитале от ран, полученных во время боя с французскими пароходами. Из упомянутых захоронений сохранились лишь могилы Г. И. Железнова и А. Д. Скарятина. Всего же при обследовании городского кладбища удалось обнаружить только семь захоронений, относящихся к периоду Крымской войны. Из них пять принадлежат мирным жителям города. Кладбище действовало, по-видимому, до 13 сентября 1854 года, когда город был объявлен на осадном положении. Начиная с 11 октября метрическая книга севастопольской Петропавловской церкви фиксирует только захоронения на «кладбище убитых» на Северной стороне города. Это подтверждается и дневниковыми записями священника Петропавловской церкви А. Лебединцева, который, описывая похороны 16 октября секретаря городской думы Анисима Кохнокутового, писал: «Северная сторона теперь служит спасением для здоровых и больных, для живых и умерших – там теперь кладбище». И хотя в метрической книге адмиралтейского Николаевского собора за 1854 год вплоть до декабря местом захоронения указывалось городское кладбище, думается, что умерших погребли на Михайловском кладбище либо «на кладбище убитых Северной стороны». С началом осады Севастополя на территории городского некрополя располагались позиции французов и турок. Позади него была построена французами батарея № 50, направленная против левого фаса 6-го бастиона. В здании церкви была устроена конюшня, остававшееся церковное имущество расхищено, за исключение простреленной храмовой иконы, обнаруженной после войны в куче мусора. Однако, по свидетельству архиепископа Херсонского Иннокентия, Всесвятская церковь пострадала «не столько от неприятеля, сколько от наших огней, так как по близкому расстоянию её от города, за ней укрывались в последнюю эпоху осады неприятели». В донесении Святейшему правительствующему синоду от 11 марта 1857 года «О состоянии крымских церквей и скитов после разорения неприятелем» он писал: «Нет ни пола, ни кровли и креста, во многих местах пробита насквозь, и все деревянное выжжено. Двух каменных домов церковных нет и следа, колодезь заметан камнями и землею, ограда церковная большею частью рассыпана, памятники на могилах сбиты и перемешаны. Но, по тщательном осмотре сей церкви, она найдена способною к восстановлению без разбора стен». То, что Иннокентий не преувеличивал урон, нанесенный войной, подтверждают фотографии городского кладбища и Всесвятской церкви, сделанные французским фотографом Леоном Меедином в 1855–1856 годах.
Следует отметить, что после Крымской войны севастопольское городское кладбище вошло в мировую приключенческую литературу. Именно здесь Жан Сорвиголова, главный герой романа Луи Буссенара «Герои Малахова кургана», обнаруживает вход в подземелье, которое ведет в часовню и проходит под «центральным бастионом» русских войск (5-й бастион). После оставления города неприятелем захоронения на городском кладбище возобновились не сразу. Какое-то время умерших продолжали хоронить на Северной стороне. В 1858 году ситуация меняется. В метрической книге Петропавловской церкви за этот год в основном имеются записи о захоронениях на общем городском кладбище, и только немногие погребены «на Северном кладбище убитых». С возвращением жителей к своим пепелищам на южную сторону Севастополя весной 1857 года решено было после строительства временной Петропавловской церкви на улице Большой Морской приступить к восстановлению Всесвятской кладбищенской. По свидетельству архиепископа Херсонского Иннокентия, «нашелся усердный человек, симферопольский купец Старчиков, который принял это дело на собственное попечение и издержки». Но, по-видимому, что-то помешало Старчикову проявить себя, ибо ряд более поздних источников утверждает, что Всесвятская церковь уже в 1859 году была восстановлена на средства жителя Севастополя купца первой гильдии Ивана Корнеевича Пикина, бывшего старосты кладбищенской церкви, потратившего на строительные работы около 2000 рублей.
Кроме Всесвятской церкви, на городском кладбище в разные годы были построены две часовни – Димитровская и Михайловская. Первая каменная крытая железом часовня, предназначенная для отпевания «умерших заразительною болезнию», была возведена в 1886 году на центральной аллее кладбища севастопольским мещанином Яковом Ивановичем Артемовым на собственные средства. Избранный прихожанами старостой Всесвятской церкви в 1881 году, он три трехлетних срока занимал эту должность. За устройство этой часовни, название которой в документах не упоминается, Я. И. Артемов 28 апреля 1887 года был награжден грамотой Святейшего синода, а 31 декабря 1887 года последовало его награждение грамотой за устройство на кладбище церковной сторожки.
По свидетельству краеведа Е. И. Чверткина, в 1905 году часовня была перестроена по проекту гражданского архитектора Александра Матвеевича Вербицкого (1875 – 09.09.1958). Уроженец Севастополя, сын техника строительного отдела городской управы Матвея Ивановича Вербицкого, он много строил в Киеве, занимался педагогической деятельностью. Впервые, пожалуй, название этой часовни появляется в литературе, когда 12 июля 1915 года на севастопольском городском кладбище епископом Таврическим и Симферопольским Дмитрием был освящен созданный из часовни новый храм, престол в котором стал носить имя святителя Дмитрия, митрополита Ростовского. В том же году на левом борту Кладбищенской балки по проекту городского архитектора В. А. Чистова (разработан в 1912 г.) была построена еще одна часовня-усыпальница во имя святого Михаила Архистратига со склепом на 36 гробниц. Существование на городском кладбище часовни во имя святого Николая, о которой упоминает ряд краеведческих изданий, архивными документами не подтверждается. После окончания Гражданской войны и установления в ноябре 1920 года в Крыму советской власти отношения с церковью стали строиться в соответствии с принятым еще 23 января 1918 года декретом Совета народных комиссаров Российской Республики «Об отделении церкви от государства и школы от церкви». 16 ноября 1922 года двадцатка верующих – прихожан Всесвятской церкви обратилась в отдел управления Севастопольского горисполкома с просьбой заключить с ними договор о передаче им в пользование здания кладбищенской церкви и имущества храма, предназначенного для богослужебных целей.
Захоронения Старого городского кладбища Севастополя отражают все перипетии российской военной истории. И если памятники периода русско-турецких войн первой половины XIX века до нас не дошли, то надгробия участников военных конфликтов Российской империи конца XIX – начала XX века сохранились. Прежде всего это захоронения участников обороны Севастополя 1854–1855 годов. Среди них не только военнослужащие, но и чиновники, представители купечества, жители осажденного города.
Более подробно об истории Севастопольского старого кладбища можете почитать перейдя по этой ссылке: http://xn--c1aoio2a.xn--p1ai/article/pub-2022-02-18-7.html
Источник:
Севастопольский городской национально-культурный центр.
