Восемнадцатилетняя Констанца смотрела сквозь мутноватое стекло на спешащих мимо по своим делам жителей города Брюгге. Над её головой на стене висело зеркало – драгоценная венецианская полусфера в угловатой и печальной раме, с изображениями страстей Христовых. Слева стояла кровать, которую на ночь закрывали тяжёлым пологом.
Констанца вспоминала, как тринадцатилетней девочкой приехала она в этот сумрачный край из солнечной Италии. Она всё время скучала по родным, совсем и не понимала языка, на котором говорили на улице, а муж всегда был занят и девочка часто плакала, оставаясь одна. Так шли месяцы, пока однажды не появился в доме замечательный и весёлый гость. То был двоюродный брат мужа – тоже Джованни, ди Арриджо. Был он младшим и по возрасту ближе Констанце, чем своему кузену. Все вместе они вспоминали родные места и общих знакомых. Джованни подарил собачку и Констанца оживилась, стала много смеяться, играть с щенком и выходить с ним на прогулки.
Ди Арриджо часто встречал её на улице и сопровождал на правах родственика, поскольку не принято было замужним дамам появляться на людях в одиночестве. Он привозил ей занимательные сюрпризы, а она радовалась и её щёки розовели от удовольствия.
Две недели назад муж рассказал Констанце, что в последнее время его дела идут не так хорошо, как прежде. Договоренности отменялись по непонятным причинам, срывались сделки, не оплачивались проданные товары, денег уже не хватало и некто стал продавать такой же товар дешевле... Главная неприятность в том, сказал Джованни, что люди намекают на ди Ариджо, которого он сам привел в цех и всему научил. Он запретил кузену навещать их. А Констанце и без того было запрещено выходить из дома – она была беремена. Но радости от этого совсем не испытывала и чувствовала себя больной.
За окном ветренный зимний день. Сумрачная комната была лишь слабо освещена. Констанца с самого утра сидела у окна, придвинув к своим ногам жаровню с углями. Собачка забралась к ней на колени и уснула, пока хозяйка гладила её по шелковистой шерсти.
Около полудня вернулся муж, бледный необыкновенно. В его руках - письмо...
По старинному обычаю той северной страны, в день свадьбы рядом с кроватью вешали розги – тонкие прутья, связанные в пучок. Разумеется, никто и никогда их не использовал по назначению. Джованни быстрыми шагами пересёк комнату, он молча сорвал розги со стены и сжал их в руке. Констанца медлено поднялась ему навстречу, растеряно улыбаясь.
Замахнувшись, но не решившись ещё ударить, Джованни сделал к ней шаг, запнулся своим деревяным уличным патеном за ковёр и всем весом повалился на Констанцу, увлекая её на пол за собой. Она отшатнулась, но тоже уже начала падать и с силой ударилась о кровать. Слабый вскрик и неожиданно мягкий звук падения, маленькая лужица крови растеклась на красном ковре.
Джованни пытался встать, но снова падал рядом с Констанцей, трогал её лицо и руки, толкал, обнимал и плакал. На улице стало светло, дождь закончился. В дверь кто-то настойчиво стучал.